Церковь и культура: новые перспективы взаимодействия

Предлагаем вниманию читателей выступления участников встречи московских писателей и главных редакторов литературных журналов с председателем Издательского Совета Русской Православной Церкви митрополитом Калужским и Боровским Климентом, которая прошла 24 февраля 2010 года в Издательском Совете РПЦ.

Олеся Николаева, поэт, прозаик, эссеист, профессор Литературного института им. Горького.

– Мне бы хотелось предварить встречу митрополита Климента, председателя Издательского Совета Русской Православной Церкви, с писателями и главными редакторами толстых литературных журналов. Это событие одновременно и знаменательное и закономерное. Пришло время представителям Церкви и творческой интеллигенции заглянуть друг другу в глаза, выяснить свои духовные, общественные и эстетические позиции, обнаружить и восстановить связи, коль скоро они были утрачены или сокрыты под спудом.

Прошло уже целое двадцатилетие после падения безбожного режима, двадцатилетие лихорадки, анархии, психологических стрессов, фантомов, уничтожения табу, опрокидывания норм, перевертышей, установления новых правил умолчания по принципу "политической корректности", но и терпеливого созидательного труда, прикровенного творческого усилия, интеллектуальных попыток осмысления новой реальности и ментальных мутаций, экзистенциального освоения нового пространства. Не буду перечислять те преимущества, которые получила Церковь после освобождения из вавилонского плена. Не буду даже пытаться обрисовать положение в нашей литературе. Бесспорно одно: мы пришли к необходимости окультуривания церковного общества и воцерковления культуры.

В связи с этим встает целый ряд вопросов, связанных с осмыслением произошедших ментальных мутаций и социо-культурных сдвигов и с восстановлением традиционных для России ценностей, критериев и ориентиров.

Прежде всего, надо отметить тот факт, что интеллигенция, исторически с конца 19 века оппозиционная к Церкви, мало-помалу стала возвращаться в нее: Православие 21 века, в отличие от 19, это не сельская, а городская религия, причем религия больших городов с университетом, с милиионным населением. Это – с одной стороны.

А с другой – это то, что в прошедшее двадцатилетие в условиях тотального "раскультуривания" народа именно Церковь, как это и было искони, со времен Крещения Руси и появления монастырей, так или иначе создала по всей России культурные очаги: все эти годы церковные издательства печатали книги как русских классиков, так и некоторых современных авторов, епархиальные архиереи устраивали в своих епархиях научные конференции, в которых участвовали представители научной и творческой интеллигенции, при храмах создавались воскресные школы, катехизаторские курсы, проводились образовательные лекции, появлялись певческие школы, иконописные мастерские. Возникло множество православные газет и журналов, даже фильмов. В этой ситуации сделались востребованными православные профессионалы, специалисты, эксперты. Именно таковые и собрались ныне здесь, ибо невозможно отгородиться от очевидности: только совместными усилиями представителей Церкви и православной интеллигенции, с помощью Божией, можно еще остановить тот духовный распад и душевный разлад, то нравственное и эстетическое гниение, которые угрожают и нашему народу, и современной цивилизации.

Митрополит Климент, митрополит Калужский и Боровский – председатель Издательского Совета Русской Православной Церкви.

– Идея начать диалог между представителями Церкви и творческой интеллигенции возникла далеко не случайно. Я думаю, что во многом у нас общие устремления, близкие задачи и сходные точки зрения на происходящее в стране и в мире. Современное состояние массового сознания поистине вызывает опасения. Печальная статистика такова, что по сравнению с 90-ми годами количество читающих людей сегодня уменьшилось на 8%. Книгам предпочитают плееры, компьютеры, телевидение, заполненное в большинстве своем низкопробной продукцией... Это не значит, что нужно изолировать молодежь от всех новшеств, которыми изобилует современный мир. Но необходимо повернуть молодых людей к нашей культуре. И тогда, научившись говорить на хорошем русском языке, изучив многовековые традиции нашей страны, они могут интересоваться и современной музыкой, и новыми компьютерными достижениями. Достаточно заглянуть в интернет, зайти на какой-нибудь молодежный сайт, чтобы ужаснуться состоянию нынешнего человека. Ужаснуться интересам, которыми он живет, проблемам, которые его волнуют, пище, которая его питает, будущему, которое его ждет.

Очень пугают современные тиражи издаваемой литературы – 3-5 тысяч экземпляров. В Русской Православной Церкви 30 тысяч приходов: получается, что тиража одной книги не хватит даже четверти храмов, а что там говорить о всех верующих людях. Положим, в доме каждого читающего человека есть книги Пушкина: но он издавался и в 30-е, и в 50-е, и в 80-е годы. А с духовной литературой совсем другая ситуация, она в советское время не издавалась вообще? Ее попросту сейчас не хватает. Отсутствие такой литературы не развивает в людях чувство ее потребности.

Другая проблема – это то, что люди не научены читать религиозную литературу. Ведь для ее восприятия необходим определенный навык. В школе мы все в той или иной степени изучали художественную литературу – учились ее осмыслять и воспринимать. Точно так же необходимо учиться воспринимать и литературу духовную. Такого навыка у современного читателя нет. У многих возникает трудность с восприятием и пониманием богослужений. Считается, что препятствием к этому служит непонятный церковно-славянский язык. Но гораздо чаще такая проблема возникает из-за незнания библейских и евангельских образов, которыми изобилует богослужебный текст. Как можно понять метафору "соляного столпа", не зная Ветхого Завета и истории Содома и Гоморры? Иными словами, проблема восприятия связана прежде всего с отсутствием культуры, с пробелом в образовании, с незнанием Церковного писания и духовных традиций. Поэтому главный путь изменения массового сознания я вижу в просвещении, в возвращении к культурным и духовным традициям нашей истории. И здесь очень большое значение имеют художественные произведения, и необходимо, чтобы у современных писателей религиозная тема присутствовала в сочинениях.

Игорь Волгин, писатель, историк, поэт, литератор, доктор филологических, кандидат исторических наук, академик РАЕН, профессор факультета журналистики МГУ им. М. В. Ломоносова и Литературного института им. А. М. Горького, президент фонда Ф. Достоевского.

– На протяжении многих лет на боковом фронтоне Ленинской библиотеки – можно сказать, на нашем храме просвещения – висел большой рекламный слоган: "Сникерсни в своем формате!". Я бы рад "сникерснуть", если бы знал свой формат и что это такое. Можно ли себе представить, чтобы подобный лозунг взывал с Библиотеки Конгресса или с Британского музея? Это то, что мы называем глобализацией всей страны, которая идет полным ходом. Ведь современные студенты не знают основополагающих имен и дат нашей истории, будучи уверены в том, что, скажем, Крымская война была между Россией и Украиной, а Крещение Руси произошло в Х веке. Для меня это признаки грядущего духовного Чернобыля. Ведь сегодняшние студенты через 10 лет будут у власти!

Диалог Церкви и общества – это тема вечная, уходящая веками в наше прошлое. Если обратиться к первым векам после Крещения Руси, то можно вспомнить, что Церковь была единственным накопителем культуры: все летописи хранились в монастырях, вся книжная культура была церковной. И в этом смысле Издательский Совет Патриархии наследует дело Ивана Федорова. Конечно, впоследствии, с реформами Петра, начались секулярные процессы, Церковь стала все больше и больше расходиться с обществом. Пушкин говорит о том, что священники уже не принадлежат к хорошему обществу. Потом возникает интеллигенция – причем как атеистическая по своему мироощущению, хотя и выходит из семинарий. Самые крупные революционеры-радикалы были выходцами семинарий, воспитанными на катехизисах и духовной литературе...

Диалог между Церковью и обществом возобновляется лишь в первые годы 20 столетия, когда появляются религиозно-философские собрания: это попытка интеллигенции начать конструктивный диалог с Церковью, причем накануне постановления о патриаршестве. Этот опыт разговора крупнейших русских философов с деятелями Церкви, начавшийся столь захватывающе, был прерван в 1917 году. И нынешняя интеллигенция этот опыт уже утратила. Фактически, мы начинаем с нуля.

Поскольку Россия – страна маятника, то мы постоянно впадаем в крайности, которые ничего конструктивного и важного не приносят. Например, появляются такие течения, как "православное литературоведение". Уже сам термин, на мой взгляд, имеет совершенно атеистические истоки. Как не может быть физики арийской и неарийской, так не может быть и литературоведения религиозного и нерелигиозного. В этом же ключе и мнения о том, что человек, далекий от Церкви, не может заниматься творчеством Толстого и Достоевского: в таких высказываниях уж слишком узнаваем большевистский подход. Если раньше к секретным документам допускались лишь члены партии, то сейчас, как полагают некоторые, в диалоге с Церковью могут участвовать только люди воцерковленные.

Бердяев говорил, что атеизм есть ступень богопознания. То есть атеизм входит в замысел Божий! Это совпадает с мыслью Достоевского о том, что человек неверующий ближе к Богу, чем человек индифферентный. У неверующего еще есть возможность пути, есть перспектива движения. Я пытаюсь подвести к тому, что литература и Церковь, область художественного творчества и область веры находятся в сложных отношениях. Не всегда художественная истина совпадает с истиной религиозной. Скажем, сложно толковать с точки зрения Церковного писания слова Блока: "в белом венчике из роз, впереди Иисус Христос". Христос в образе красногвардейца – истина не религиозная, а художественная. Или слова Цветаевой: "О, черная гора, затмившая весь свет! Пора, пора, пора Творцу вернуть билет". Она повторяет формулу Ивана Карамазова о возвращении билета Богу. С точки зрения религиозной, это неправильная постановка вопроса: этот билет вернуть невозможно. Но с точки зрения художественной, здесь есть своя поэтическая правда. Поэтому диалог между церковью и интеллигенцией должен быть выше подобных крайностей, выше буквалистских интерпретаций.

Еще один пример такой крайности – это идея канонизации Пушкина, Толстого, Розанова и многих других классиков. Но ведь святость дается не за талант, а за личный подвиг. С точки зрения образованного общества, Пушкин свят, но в парадигме культуры, а никак не по законам Церкви.

Некоторые неофиты в своем желании угодить Церкви доходят до смешного. У одной исследовательницы я читал, что зонтик в руках Степана Трофимовича Верховенского из "Бесов" – символ копья Георгия Победоносца, который поражает дракона... Как существует "реализм без берегов", так появляется и "литературоведение без берегов", в котором допускаются любые трактовки, в том числе и те, что призваны угождать церковной точке зрения. Я думаю, что Церковь не нуждается в подобных "защитниках" и сама заинтересована в широком и научном подходе к тексту. "Диалог" между Церковью и творческой интеллигенцией, который ведется в такой форме, происходит, на мой взгляд, не на той территории. Точки их соприкосновения – не в этом. Церковь и интеллигенция, и ту и другую в равной степени волнует состояние современного человечества, должны объединиться в другом – в противостоянии сникерсу, эмблеме нашего общества. Недавно у одного церковного писателя я прочел фразу: "Без общества целомудрия не будет общества милосердия". Мысль поразительная. Вот точка соприкосновения Церкви и интеллигенции – борьба против "быдлолизации" всей страны, борьба за духовность. И я думаю, что наша сегодняшняя встреча – шаг в этом направлении.

Александр Эбаноидзе, писатель, главный редактор журнала "Дружба народов".

– Мне бы хотелось сказать несколько слов, касаясь более практического аспекта. Аспекта, который связан и с вопросом о преподавании в школах Основ религиозной культуры, и с темой взаимоотношений культуры и Церкви. На мой взгляд, общение между представителями Церкви и творческой интеллигенцией чрезвычайно ограничено, и приглашение на сегодняшнюю встречу я воспринимаю как обещание и предвестие дальнейшего более тесного диалога. Когда-то я с восхищением и восторгом прочитал роман Томаса Манна "Иосиф и его братья", после чего обратился к первоисточнику – то есть к библейскому тексту. И с удивлением увидел, что многие восхитительные подробности вовсе не придуманы Манном, а взяты непосредственно из библейской истории. Слыша вокруг себя высказывания о том, что книги такого объема читать невозможно (а то, что там сказано, нужно знать любому культурному человеку), я решил взяться за переложение манновского романа в более краткой и доступной для массового читателя форме. Причем в этой работе я изучил и другие источники, обращаясь не только к церковному, но и литературному контексту: известно, что интерес к этому сюжету проявляли не только такие богословы, как Игнатий Брянчанинов, но и многие классики литературы – Гете, Толстой и другие. Понимая, что есть в нашей культуре нечто такое, что должно быть известно, понятно и доступно каждому, я пересказал эту историю достаточно свободно и издал книгу. Повторяю, главная цель моего труда – это просвещение юного поколения, которое, увы, давно утратило интерес к своей культуре. Естественно, что вытопив золото из таких источников, я получил концентрат. И написал об этом в журнале "Литература в школе", считая, что подобные попытки просвещения молодежи стоят в одном ряду с необходимостью введения Основ религиозной культуры в учебных заведениях. Это был мой единственный шаг в этом направлении (остальное время отнимает у меня работа в журнале "Дружба народов"), поэтому приглашение к участию в этой встрече я воспринимаю как промысел Божий. Хочется подчеркнуть, что опыт доступного пересказа для школьников библейских и литературных сюжетов открывает перспективу сближения религиозных и художественных истин в общем культурном пространстве – а именно такую цель, как мне кажется, и преследует наш сегодняшний разговор.

Ирина Роднянская, литературный критик, литературовед.

– Я литературный критик, то есть занимаюсь современной литературой, и думаю, что одна из проблем пишущих людей – это отношения между внутренней потребностью писать (которая возникает по некоторому иррациональному наитию) и верой. Ведь писатель Генрих Белль говорил, что, повинуясь творческому порыву, никогда не знаешь, каких ангелов и демонов ты вызываешь. С другой стороны, мне кажется, что внутренняя принадлежность к христианской вере, внутреннее членство в Церкви каким-то образом определяет угол зрения на то, что происходит в литературе. Я очень надеюсь, что при взгляде на современную литературу, которая необыкновенно хаотична и разнообразна, мне удается этот угол зрения сохранить.

Очень показательно, что недавно мне предложили написать статью о современной духовной поэзии. То есть духовная поэзия появилась. Но она сильно отличается от традиционной духовной поэзии 18-19 веков – от стихов на библейские и церковные темы. Сейчас можно говорить не столько о духовной поэзии, сколько о поэзии "проклятых вопросов". Причем от столкновения духовных переживаний с современной жестокой реальностью возникают столь сложные художественные конфигурации, что в них подчас очень непросто разобраться. И если попытаться собрать антологию современной духовной поэзии, составитель окажется перед очень трудной задачей: никакая антология не отразит истинного положения вещей. Если ограничиться только лишь апологетическими, церковными стихами "к праздникам" или на библейские сюжеты – стихами, которых у каждого из этих поэтов довольно много, – то возникнет весьма благостная, но искаженная картина. Религиозные стихи, отобранные по этому принципу, не отразят сложнейших духовных борений, которыми окрашена современная поэзия. Мы говорим о плачевных изъянах массового сознания, но одним из симптомов состояния современного человека является и литература. Литература, в которой даже духовные темы выводят к болезненным изломам души и "проклятым вопросам".

Другой момент, на который хотелось бы обратить внимание – это те крайности, которых не может избежать и Церковь. Меня ужасают попытки некоторых людей, в том числе и тех, кто называет себя церковными, канонизировать фигуру Сталина. Такие люди (среди которых, к сожалению, есть и некоторые священники) компрометируют само Православие. Хотя только Церковь и может оградить нас от таких чудовищных искажений. Среди ее защитников выступил владыка Илларион, найдя единственно верные слова к портрету Сталина и его эпохе.

Сергей Чупринин, литературный критик, публицист, доктор филологических наук, член Союза писателей, главный редактор журнала "Знамя".

– Я думаю, будет правильно, если мы поблагодарим владыку Климента за инициативу этого разговора и за тот доверительный, искренний, недокладный тон, который задан нашей беседе. Без преувеличения, сегодняшний разговор – важный знак встречного движения Церкви и творческой интеллигенции. Это путь непростой, хотя бы потому, что традиции традициям рознь: есть традиции, которые необходимо поддерживать и развивать, и есть те, от которых следовало бы отказаться. Например, на протяжении 80 лет советской власти литература создала свою традицию живописания Церкви и людей Церкви. Традицию во многом глумливую и кощунственную, начиная с Ильфа и Петрова – авторов необыкновенно популярных среди всего населения нашей страны. Почти карикатурный образ священника как персонажа слабого, хитрого и нечистого на руку, который норовит смутить честного строителя коммунизма, прочно утвердился в массовом сознании. К величайшему сожалению, даже многие достойные и талантливые писатели отдали дань этой традиции: достаточно вспомнить повести прекрасного русского прозаика Владимира Тендрякова и многих-многих других. Такое впечатление, что не только в 30-е, но даже в 60-70-е годы все оказались во власти какого-то массового помрачения. И эта традиция существует до сих пор – в сознании людей старшего поколения. А что такое старшее поколение? Это те, кто успел в комсомол походить, – сравнительно молодые люди.

И все же была и другая традиция. Были и произведения, которые реально дышали религиозной мыслью, – такие, например, как "Доктор Живаго" Пастернака. И возможно, благодаря этой неумирающей традиции, сегодня в литературе несколько иная картина. Слава Богу, за последние 20 лет в творческой мысли произошли большие перемены. Появляется все больше произведений, которые направлены к религиозным темам, к вопросам веры и Церкви. Такая литература имеет огромное просвещающее значение: рассказывая о церковной жизни, она, несомненно, способна повернуть неверующего человека к духовной проблематике и к вере. И это очень важно. К счастью, появились книги, которые рассказывают о том, как живет Церковь, произведения о монастырском быте – в общем, о "мелочах архиерейской жизни". В частности, Олеся Николаева, как поэт и романист, чрезвычайно много сделала для того, чтобы показать, что прихожане, священники и монахи – такие же живые люди, со своими слабостями, переживаниями и внутренней борьбой, как и все остальные. Слава Богу, Олеся не одинока на своем поприще. Недавно журнал "Знамя" напечатал "Современный патерик" Майи Кучерской – сборник коротеньких рассказов о жизни священнослужителей. Рассказов смешных, поучительных, иногда трагических, но тоже открывающих мир, который для многих был неизвестен.

Ирина Бенционовна уже говорила о поэзии. Я думаю, что сегодня не найдется ни одного значительного поэта, которому духовная проблематика была бы безразлична. Разумеется, каждый решает эти вопросы по-своему, но для всех религиозный поиск является важнейшей творческой нотой. Я даже не говорю о тех поэтах, которые уже стали классиками, – таких, как, например, Олег Чухонцев. К духовным темам все чаще обращаются и поэты следующего поколения: например, недавняя книга стихов Тимура Кибирова, начинавшего как постмодернист, циник и ерник, открывает новую страницу как в его творчестве, так и в духовной поэзии в целом.

Мне кажется, было бы важным, если бы церковные интеллектуалы (а мы знаем, что среди священнослужителей огромное количество людей, закончивших и Филфак, и Литинститут, и ГИТИС, и ВГИК) внимательнее отнеслись к современной литературе и участвовали в общих обсуждениях и дискуссиях. Мне кажется, это было бы поучительно для обеих сторон.

Рената Гальцева, философ, культуролог, публицист, старший научный сотрудник ИНИОН Российской академии наук.

– Поскольку времени у нас не так много, я постараюсь вкратце сказать лишь о том, что за задача стоит сегодня перед христианской общественностью и Церковью. Наша цивилизация вместе со всем западным миром вошла в эпоху постхристианскую, а может быть, и антихристианскую. Мы оказались втянутыми в новую идеологическую среду, которую вместе с политкорректностью, пресловутыми правами человека и прочими вещами можно назвать "релятивистским плюрализмом" или "плюральным релятивизмом". Это очень глубокая идеология, хотя она и отказывается от идеологичности, объявляя себя дезидеологией, и претендует на полную свободу от каких бы то ни было идеологических установок. На самом же деле это, в сущности, не что иное как новая тоталитарная идеология после тех двух, которые у нас уже были – я имею в виду нацизм и коммунизм. Единственное, от чего эта новая идеология освободилась, – это от понятия Истины. У нас есть хороший плацдарм для того, чтобы провести некоторый резистанс против этой новой идеологии. Потому что она по-настоящему опасна. Опасна не только для Церкви и христианства, но для существования человечества вообще. И это надо доказать.

Мы оказались на пути, идущем в обратном направлении тому движению, которое шло на протяжении тысячелетней истории христианства, опираясь на основы классической античной культуры. Сегодня мы каждодневно наблюдаем, как в попытке освобождения человека идет, по сути, его расхристианивание – противодействие многовековым нравственным основам и разрушение заповедей, на которых зиждилась вся наша общечеловеческая культура. И этот процесс уже проникает в человеческое сознание не просто на уровне какой-то абстрактной идеи, но наполняет собой нашу бытовую повседневность, диктует образ жизни современного человека. Не буду сейчас останавливаться на перечислении тех извращений, которые предлагаются нам под флагом свободы. Перейду сразу к тому фундаменту, который, несмотря на все разрушительные процессы, мы все же имеем.

Несколько лет назад была утверждена социальная концепция христианства, где объявлялось, что Церковь вместе с государством должна противостоять антирелигиозным и античеловеческим явлениям в обществе. И я подумала: каким же образом начать это противостояние? На мой взгляд, прежде всего, необходимо объединение интеллектуальных сил Церкви с христианскими силами интеллигенции. В отличие от религиозно-философских обществ начала прошлого века, призванных сблизить Церковь и интеллигенцию, мы объединяем те силы, которые уже есть. Сегодня здесь присутствуют люди, которые представляют собой творческую интеллигенцию. В Церкви тоже есть люди, которые выступают как против современного дракона новой идеологии, так и против тех разрушительных процессов, которые пытаются воскресить идеологемы прошлого. Я имею в виду то, о чем уже сказала Ирина Бенционовна, – недавние попытки ресталинизации нашего общества, то есть возврата к тотальной идеологии коммунизма, против которых выступил, в частности, упомянутый владыка Илларион. Эта новая тенденция, которая без сопротивления входит во все домены нашей жизни, представляет не меньшую опасность, чем угроза глобализации. Что касается глобальной неолиберальной, беспочвенной и релятивистской идеологии, то она сегодня завоевывает свой плацдарм во главе со СМИ. И здесь необходимо вспомнить "Ересь о пяти книгах" Иринея Лионского, который говорил, что лжеименное знание ереси приходит под видом религиозной Истины. И сейчас нужно, чтобы интеллектуальные силы Церкви и христианские силы интеллигенции сосредоточились на разоблачении этого лжеименного знания нового гуманизма. Когда-то Владимир Соловьев предостерегал, что за громкими и высокими словами может скрываться античеловеческая сущность. Так вот, объединив наши силы, можно начать мощное наступление, которое должно быть не запретительным, а разъясняющим – интеллектуально разрушающим основы и опоры этой новой идеологии. И нужно доказать, что это ложное мировоззрение, которое под видом прав и свобод открывает дорогу только свободам агрессивным и разрушительным, противостоит многовековым традиционным нормам общежития и духовного воспитания. Защищаются не права и свободы личности, но права и свободы авангардного человечества, оторванного от корней и того фундамента, на котором вся Европа и наша христианская эйкумена и возникла. На борьбу с этими явлениями и разоблачение этих подмен должен работать прежде всего интеллект.

И вторая опасность, о которой я уже говорила, – это попытки ресталинизации общества. Интеллигенция и Церковь должны говорить о ней как о явлении антирелигиозном и античеловеческом. Необходимо популяризировать эту позицию, взяв на себя именно просветительские задачи, ведь главной болезнью общества является прежде всего невежество, бескультурие, незнание своих корней, традиций и истории. С. Аверинцев когда-то говорил, что у дьявола две руки. В современной ситуации на нас надвигаются угрозы с двух сторон: двуликий дракон тоталитаризма выступает как в маске сталинизма, так и в обличии неолиберализма – новейшего релятивистского плюрализма. И мне кажется, что в силах Церкви и интеллигенции начать просветительскую политику, разоблачающую сущность обоих явлений.

Леонид Бородин, писатель, главный редактор журнала "Москва".

– У меня гораздо более мрачное представление о состоянии современного человека. Я не вижу абсолютно никаких тенденций, способствующих изменению нынешнего положения вещей: их нет ни в литературе, ни в культуре в целом. Идет активное, мощное, организованное, структурированное наступление на Православие. И сопротивление Церкви несопоставимо с наступлением на нее. Сегодня в 14 городах – в основном в Поволжье и Сибири – существует разветвленная сеть организаций, которые борются за передачу власти в России мусульманам. И покровительствует этому очень крупный деятель нашего правительства. Послушайте, что говорит радио "Эхо Москвы": "Православие сравнивается с мракобесием, которое всегда препятствовало культуре, ведется открытая пропаганда масонства. Когда-то господин Федотов, создавая закон о печати, высказал мысль, что любое мнение неподсудно. И именно поэтому даже члены Общественной палаты могут беспрепятственно и открыто поливать Россию грязью, сравнивая нашу страну с бешеной собакой..."

Что касается ответной реакции, то это вопрос очень сложный. Учебники по религиозному просвещению? Кто их будет писать? Как они будут составлены? На эти вопросы у меня пока нет ответов.

Мне кажется, что у Православной Церкви есть ощущение самодостаточности. Она недооценивает своего врага, и в этом я вижу некоторую самоуверенность и ложный оптимизм. Проблема в том, что Церковь пока не выработала своего миссионерского языка, поскольку никогда миссионерской деятельностью по-настоящему не занималась. Она никого насильно в веру не обращала, к крещению не принуждала и не создала никаких методов воздействия на массовое сознание. Мне никогда не было так горько, как сейчас. Даже во времена советской власти виделось больше перспектив, чем сегодня. От красной идеи было оттолкнуться легче, чем от идеи мещанства, идеи прибыли и достатка, на которые опирается современное общество потребления.

И последнее. Пока в стране существует КПРФ, никакого христианского возрождения не будет. Эта громадная социальная сила оттягивает на себя огромную часть так называемого электората. К тому же они сейчас стали "верующими", признают Церковь, которая им совершенно не мешает исповедовать идеалы коммунизма. Это чудовищное искажение наших ценностей.

Я наблюдаю за тем, как расходится религиозная литература. У нас всего 4 точки, и создавать новые бессмысленно. Эту литературу никто не будет покупать, никого она не интересует. Грустно. Не вижу перспектив, не вижу путей, не вижу средств этот печальный процесс остановить.

Андрей Битов, писатель, президент российского ПЭН-центра.

– Увы, к великому сожалению, мы живем в такую эпоху, когда можно говорить абсолютно все, поэтому нас никто не услышит. Уши заткнуты у людей. И корень этой всеобщей глухоты – в трагедии 1917 года. Революция вовсе не была ни социалистической, как нам говорили, ни коммунистической. Это была кампания по последовательному – шаг за шагом, класс за классом – уничтожению народа. Это был самый настоящий геноцид. Единственное, что на время объединило оставшееся население, – это война. Сами коммунисты ничего не способны были создать. Ни веры, ни идеологии, ни законов. Я не согласен с тем, что в советские времена люди были атеистами. Коммунисты, как шулера, заменили веру на веру, молитвы на лозунги, иконы на портреты вождей. Но вера в душах людей никогда не умирала, она лишь поменяла название. Тем не менее души истощились, глубина иссякла, три поколения людей были практически съедены системой. Сейчас у нас третий виток растления. И до тех пор, пока не произойдет настоящего разрыва с этой чудовищной эпохой растления и разрушения, никакие перемены к лучшему невозможны. Все дело в том, что этот разрыв требует усилий сознания.

Действительно, как уже сказал Леонид Бородин, от коммунизма, как от стенки, было отталкиваться легче: он был очевидным, примитивным, однотонным. И в антикоммунизме никакого акта борьбы, по сути, не было. Нынешний враг посерьезнее. Потому что он есть истинное искушение: благополучие, потребительство, процветание. Мы не только извращены, но и соблазнены. Но у нас – россиян – пока что есть одно преимущество по сравнению с западным миром, окончательно захваченным глобализацией. Мы исторически равны, одинаково сварены, живем в одном историческом времени, друг друга каким-то образом чувствуем и все еще любим. И эту связь может сохранить только Церковь. Русский человек все еще осознает, что держаться можно только верой, которая есть дар от Бога и глубокая потребность каждого из нас. Вера есть путь индивидуальный. Спасти всех – это большевистская идея. Вот когда каждый из нас осознает, что путь преображения лежит через личное усилие, тогда произойдет следующий шаг, и вместе с тремя поколениями эпоха растления и разрушения уйдет в прошлое.

Алексей Варламов, писатель, историк русской литературы ХХ века, доктор филологических наук, профессор МГУ, доцент Литературного института им. Горького.

– Вот я слушаю, о чем мы говорим, и думаю, что все это очень интересно и правильно. Но впечатление такое, что наш разговор происходит не в 2010 году и не в резиденции митрополита, а где-то на московской кухне, в какие-нибудь 70-е годы, где люди ругают советскую власть, будучи перед нею совершенно бессильны и не способны на нее повлиять. Как бы ни сближали наше время с 70-ми, сколько бы ни говорили о том, что застой возвращается, все же сейчас совсем другая эпоха. Когда выражают тревогу о том, что главный бич нашего общества – безнациональное воспитание и отсутствие разумной государственной политики в отношении образования, то при известной доле правды, хочется на это возразить. Я был на Всемирном Соборе в Храме Христа Спасителя, где среди прочих присутствовал и Зюганов, где исполнялся гимн Российской Федерации, до боли напоминающий гимн Советского Союза, но при всем моем эстетическом неприятии происходящего я заметил и другое. Сегодня у нас все же есть некоторые механизмы воздействия на власть, и эти механизмы надо использовать. Вопросы о том, почему в нашей школе учебники по истории именно такие, почему сейчас, по сути, убито преподавание литературы, почему, нас не спросив, навязали ЕГЭ, почему нынешняя власть сделала то, чего не сделали даже большевики, – это те вопросы, которые и Церковь, и интеллигенция должны ставить. Такое ощущение, что если интеллигенция эти вопросы все же как-то худо-бедно и ставит, то Церковь остается в стороне. Ясно сформулированной тревоги по отношению к политике прежде всего в области образования (как ее самого уязвимого места) я, к сожалению, от Церкви не услышал. И мне кажется, что именно в этом вопросе должны объединиться писатели и Церковь, чтобы вступить в тот самый диалог с властью, о необходимости которого мы так любим говорить.

Мы, присутствующие здесь, более или менее солидарны во взглядах на происходящее в нашей стране, и это замечательно, что мы находим друг у друга понимание и согласие. Но этого мало. Самая ценная форма общения – это форма диалога. И диалог этот нужно выстраивать, обращаясь к власти напрямую. Я не верю в теорию заговора и не склонен думать, что у власти собрались какие-то злодеи с целью погубить Россию: мне кажется, что нынешнее руководство каких-то вещей просто не понимает – может, в силу своей излишней технократичности, может, оно слишком дегуманизировано, но никак не озлоблено против своего народа. Как участник встречи писателей с В. Путиным, могу сказать, что внятный, адекватный и конструктивный разговор интеллигенции с властью возможен. И те заблуждения, которые свойственны нашей власти, мы в силах развеять, на те опасности, которые она недооценивает, мы можем указать. Для этого нужно о них говорить в живом общении с ней, а не друг с другом. Надо что-то делать: мы теряем поколение – нашу молодежь, которой не интересны ни Ленин, ни Сталин, ни наша история, ни культура. Скоро она окажется в полном духовном вакууме, в изоляции и пустоте. В этом смысле мне бы хотелось вступиться за Владимира Тендрякова, поскольку мне кажется, что во всех его богоборческих повестях все же присутствовала духовная жажда. Духовная жажда лучше, чем ее отсутствие, которое угадывается в состоянии современных молодых людей. И такую жажду необходимо создавать: для этого требуется какое-то духовное напряжение. Сейчас это напряжение катастрофически падает. И повторяю, что в наших силах найти форму общения с властью, с людьми, которые принимают решения, с теми, наконец, кто рулит телевидением. Ведь мы можем сколько угодно говорить о падении тиражей в книгоиздании, но гораздо более опасная и сильная по своему воздействию вещь – телевизор. Мне кажется, что Церковь имеет больше возможностей влиять на власть, чем писатели. Писателей слушают хуже. Церковь должна доносить тревогу, потому что некоторое успокоение, благодушие по поводу того, что миновали лихие 90-е годы и мы вступили в полосу какой-то стабильности, – картина иллюзорная и обманчивая. Это понимает и Церковь, и интеллигенция, но, похоже, не наша власть, которой нужно открыть глаза на происходящее. Именно в этом, мне кажется, и смысл нашей сегодняшней встречи.

Борис Тарасов, ректор Литературного института, доктор филологических наук, профессор, член правления Союза писателей России.

– Сегодня много говорили о новой постхристианской эпохе, в которую мы, похоже, вступаем, о тех угрозах и опасностях, которые на нас надвигаются. И действительно, единственный способ сохранить нашу культуру – это быть ее проводниками и проповедниками. Необходимо присутствовать в общественной и политической жизни, выступая на телевидении и в тех инстанциях, где наши ценности будут представлены наряду со всем остальным.

Хочется сосредоточиться лишь на одном вопросе, который главнее всех идеологических, политических и прочих аспектов. Еще Гоголь говорил о том, что борьба происходит не между правыми и левыми, а за человеческую душу. И основной вопрос, который должен задавать себе каждый, – "кто есть человек?". Как говорил один из героев Достоевского, "свинья эпикурейская" или "образ и подобие Божие"? "Я царь – я раб – я червь – я бог!", – писал Державин. Вот почему так важен контекст русской культуры, в котором звучат эти главные вопросы. Для нас очевидно, что та форма жизни, которая существует на Западе, уже практически отжила свой век, поскольку стремительно катится к полному тупику. Но большинство современных людей не видит этого краха западного мира. Все дело в том, что все ценности европейской цивилизации опираются на низшего, а не высшего человека, на червя и раба, а не на образ и подобие Божье. С чем связана жизнедеятельность западного общества, которое превращается в общество потребления? С чем связаны нанотехнологии, информационные и биологические революции? С чем связан терроризм, двойные стандарты, демографический кризис? Прежде всего с сущностью этого низшего человека. Зависть, конкуренция, гордыня, тщеславие – вот с какими силами сцепляется наша внешняя деятельность. Лекарство от этой болезни лишь одно – наша культура в соединении с верой.

В литературе, как я уже сказал, о низшей сущности человека писал еще Державин. Но есть и многовековые традиции религиозной мысли, о которых современный человек ничего не знает. В Добротолюбии в доступной форме рассказано о восьми духах зла, о братстве страстей, на которые опирается наша сегодняшняя жизнь. Чего же мы хотим получить, имея таких идолов вместо истинных ориентиров – таких, как совесть, честь, любовь. Как это ни высокопарно звучит, эти ориентиры реально меняют жизнь. Проблема в том, что люди находятся в полном невежестве, даже не подозревая о тех прописных истинах, на которых зиждется наша культура. Идеал потребительского блаженства слишком прочно утвердился в массовом сознании. И это стало возможным лишь в полной изоляции от культуры и духовной жизни. По аналогии с высказыванием Толстого, который говорил о Пушкине, что в его поэзии все предметы распределены по известной иерархии, можно сказать, что и все предметы жизни распределены по известной иерархии. И смешение высшего и низшего или подмена одного на другое есть самый крупный камень преткновения. Именно такова современная цивилизация. И культурная политика Церкви и творческой интеллигенции должна строиться прежде всего на идее образования и просвещения. Только таким путем возможно изменение самосознания нации.

Павел Басинский, писатель, литературный критик, журналист.

– Я буду говорить на более узкую тему – Церковь и литература. Приведу свой личный пример. Моя жена – староста воскресной школы. Часто она ставит с детьми спектакли. Как-то я присутствовал на одном из них, и меня как литератора несколько уязвило качество репертуара. Выяснилось, что детских пьес на христианские темы катастрофически не хватает. А задавшись целью написать такую пьесу, я сразу понял, что у меня ничего не получится. Оказалось, это очень трудно. Как это ни странно, не менее трудно найти для современных детей и религиозный сюжет в русской классике. Получается, в литературе есть незаполненная ниша – сюжеты детских произведений на религиозную тему.

С другой стороны, я присматриваюсь к тем книгам, которые продаются в церковных лавках: там очень мало светской литературы. И это досадно. Ведь общение между Церковью и интеллигенцией должно начинаться именно с этого – со взаимного обогащения, с расширения своих границ, со взаимодействия на культурном уровне. Не думаю, что этот процесс непременно должен выражаться в перетекании религии в литературу и наоборот. Я имею в виду многие попытки священников стать писателями, а писателей – создавать так называемую "духовную литературу". Как правило, и то, и другое приводит к очень досадным результатам. Пусть священник хорошо служит и будет культурно образованным человеком. И пусть писатель профессионально пишет и будет хорошим христианином. За редким исключением, не стоит смешивать эти две сферы деятельности. Я не говорю, что между литературой и Церковью лежит пропасть, вовсе нет. Наибольшего сближения они достигли в 19 веке, включая творчество даже таких спорных (в вопросах Церкви) авторов, как Чехов и Толстой. Вся литература 19 века проникнута христианством и неотделима от него. В 20 веке она претерпела существенные изменения. Причем начиная с писателей "серебряного века", а вовсе не с советского периода, как многие считают... И сегодня, когда мы говорим о Церкви и интеллигенции, мне кажется, что их сближение должно идти по другому вектору. Для меня писатель, у которого нет градуса веры, перестает быть интересным. Но способ реализации этого градуса веры для меня остается загадкой.

Митрополит Климент.

– Я хотел бы поблагодарить за этот открытый и интересный разговор. Мы не прятались за ширмой улыбок, высказывая комплименты. И это правильно. И именно это нужно сегодня Церкви в диалоге с писательским сообществом, и такой я вижу роль писателей в развитии взаимодействия с Церковью. Откровенность очень важна. Священник, богослов не в полной мере может чувствовать, как бьется сердце человека, стоящего на пороге храма. А таких в наши дни большое количество, и чтобы понять их, почему они не идут в храм, и помочь им туда придти, нам нужна ваша помощь. Я думаю, такие встречи будут взаимно полезны для всех нас. Помощи Божией желаю в ваших трудах.