Ваххабизм в России должен быть запрещен

Политический ислам в крайних формах представляет серьезную опасность не только для Северного Кавказа. В последнее время ваххабизм активно проявляет себя и в Поволжье. О ситуации в Татарстане в интервью корреспонденту "Интерфакс-Религия" Яне Амелиной рассказал заместитель муфтия республики Валиулла Якупов.

– Валиулла-хазрат, много ли в Татарстане ваххабитов? Представляет ли ваххабизм реальную или потенциальную опасность для этого региона?

– К сожалению, многие в нашей республике предпочитают не замечать или, по крайней мере, замалчивать наличие этой проблемы. В то же время те, кто часто посещает мечети, не могут не замечать, что между мусульманами появилась дифференциация, возникла богословская разница. Пока еще большинство мусульман придерживаются традиционной для татарского народа методики проведения молитв и традиционных представлений, связанных с ханафитским мазхабом. В то же время большинство молодежи является носителями привнесенной из-за рубежа религиозной культуры, которую можно назвать ваххабизмом. Сами они предпочитают называть себя салафитами.

Они уже достаточно многочисленны и набирают все больше сторонников. Идет массированная пропаганда. Возвращается много татар, получивших образование в Саудовской Аравии. Они очень пассионарны и настроены на агрессивную проповедь. Честно говоря, она приносит свои плоды. Если брать Казань, то число убежденных сторонников этого направления можно оценить если не в несколько тысяч, то однозначно более тысячи. По республике ситуация неровная: если брать юго-восток Татарстана, можно сказать, что Нижнекамск – один из центров, демонстрирующих значительный крен в эту сторону. Если же брать города и села вокруг Казани, а также подавляющее большинство казанских мечетей, то там превалирует традиционное понимание ислама.

Трудность идентификации салафитов в том, что внешне мусульмане не отличаются друг от друга. Если человек не молится и не посещает мечеть, ему крайне затруднительно отличить носителя ханафитской духовности от салафита. Проблема Татарстана в том, что значительная часть (хотя пока еще меньшинство) мусульманского духовенства также стала салафитами, что еще больше затрудняет их идентификацию. Это достаточно подготовленные люди, и информацию они выдают, что называется, порционно.

Острых проблем пока, слава Богу, нет. Есть крайнее крыло, дошедшее и до терактов, – в Кукморе, в Бугульме были случаи. Сейчас таковых подавляющее меньшинство, но, зная эволюцию этого течения на примере республик постсоветского пространства, в которых исламизация выше татарстанской, мы можем видеть, что нас ждет. Если дать возможность их проповеди спокойно развиваться, это, на мой взгляд, безусловно приведет к насилию, потому что в самом ваххабизме (салафизме) эндогенно заложена ненависть к иным формам религиозности. Они настаивают на своей эксклюзивной беспорочности и на греховности всех остальных, отрицая право на жизнь других мусульман. По их вероубеждению, иные мусульмане, в частности, суфии, должны быть убиты, а их имущество – конфисковано. Они в это верят. Пока их мало, они это не осуществляют, но понятно, что рано или поздно все к этому придет.

– Кстати, есть ли в Татарстане суфии?

– У нас была прервана духовная цепочка. Последние ишаны – суфийские наставники – умерли в девяностые годы, а те, что имели образование, – еще в семидесятые-восьмидесятые, не дожив до периода исламского возрождения. У них были последователи, но у них не было шариатского образования, только советское. Последний умер, по-моему, в 1999 году. Он был простым рабочим, у него не хватило духовных потенций оставить преемника. Есть влияние среднеазиатского суфизма, турецкого, дагестанцы пытаются здесь работать, но всех их ничтожно малое количество. Это десятки людей, и они очень дифференцированы между собой – суфии из разных мест недолюбливают друг друга, хотя их очень мало.

Так вот, одна из характеристик ваххабизма – его приверженцы никогда не довольствуются срединностью, всегда стремятся к максимализму. Даже если какая-то часть носителей этой идеологии сочтет, что они чего-то достигли, и на этом можно успокоиться, то другие все равно будут стремиться к крайности.

Сейчас в татарском ваххабизме возникла интересная ситуация: ученики хазратов двух центров ваххабизма, в Альметьевске и Нижнекамске, публично их критикуют, в частности, в брошюре с симптоматическим названием "Бензопила". Их ученики уже считают их "бракованными", тогда как в свое время эти хазраты критиковали нас за умеренность. Следующее поколение уничтожает уже их самих. К сожалению, печальные прогнозы оправдываются. Новая генерация молодых ваххабитов выставляет все более максималистские требования, ищет все более радикальных лидеров – и они появились. В Татарстане уже есть группировка, которая, по крайней мере, в печатном пространстве, требует все большего Нам, общественности, нельзя быть равнодушными к этой теме, пускать все на самотек, потому что это эволюционирование может происходить достаточно быстро, и какие-то насильственные методы могут быть реализованы очень скоро.

– Почему такая ситуация сложилась именно в Альметьевске и Нижнекамске?

– Она создана искусственно и исходит от духовенства (так получилось, что туда попали соответствующие специалисты). В Нижнекамске всего одна мечеть. Было бы несколько – возможно, ситуация была бы иной. В Альметьевске ваххабитская пропаганда имеет успех на волне того, что в город вернулись несколько человек, которые учились в Саудовской Аравии.

– С одной мечетью не проще ли справиться?

– Трудность в том, что большинство нашего духовного управления салафизировано.

– Вы отметили, что значительная часть духовенства стала ваххабитами. Что особенного, такого, чего не может дать привычный ханафитский мазхаб, находят в салафизме рядовые мусульмане и духовенство?

– Думаю, одна из причин популярности ваххабизма – иностранное вмешательство. Одно всем известное королевство специально проводит пропагандистскую кампанию, хорошо ее финансирует, поэтому появление подобной прослойки совершенно неслучайно. В то же время, и я этого не отрицаю, что-то имеет внешнюю привлекательность для определенной части публики – простота, черно-белое восприятие, ненужность глубоких духовных усилий. Ваххабизм может привлекать некоторую часть мусульман своей примитивностью, простотой попадания в рай. Обычные мусульмане не считают это суммой каких-то действий, понимая, что в любом случае это прерогатива Господа. Попаданию в рай предшествует если не изнурительная, то достаточно сложная духовная работа. Приближение к Всевышнему связано с доброделанием, очищением, самоконтролем, но не все этого хотят. Есть варианты гораздо проще: отрастил бороду, вместо обычных мужских брюк одел бриджи – и вот ты уже молодец, как будто стяжал рай. Это чисто внешний подход.

Или процедура исполнения намаза: у нас, в ханафитском мазхабе, она очень экономная, упор сделан на духовность, поэтому количество движений минимизировано. У них же оно умножается – много мелких движений, суетливость, и на этом делается акцент. Эта роботная простота тоже многих привлекает.

Немаловажна и финансовая составляющая. Возвращается наша молодежь, которая в 15-16 лет уехала в Саудовскую Аравию, и их там "нафанатизировали". Это тоже большая проблема. Они получили определенное воспитание, их сознание не могло не измениться, потому что Саудовская Аравия – это монорелигиозная среда. Церкви там запрещены, Евангелие сжигается – это совсем другой мир.

– Много ли таких – уехавших и вернувшихся?

– Среди татар – сотни. Работать они не хотят, стремятся стать членами клана духовенства, сидеть и учительствовать. В общем, быть наставниками.

– Ваххабиты часто называют себя последователями "чистого ислама". Нет ли всего этого именно в исламе как таковом?

– На мой взгляд, чистый ислам, наоборот, сохранен у нас, татар. Я много ездил по мусульманскому миру, смотрел и источники, и сам священный Коран, и полагаю, что коранический дух наиболее адекватно сохранен именно у нас. Если смотреть историю нашего народа, мы всегда находили компромисс, жили в полирелигиозной среде и генерировали образцы человечности, лояльности, которые показывают, что существует адекватный ислам, который в своей сути не испорчен и может иметь духовную привлекательность. Может быть, он еще нуждается в формулировании и демонстрации своих возможностей. В силу исторических причин татары еще не вернулись к массовой исламизации, но если это произойдет, это будет мощный духовный феномен, который окажется привлекательным для всего мусульманского мира. И среди арабов, и среди турков есть осознание того, что у татар имеется духовное сокровище: к нам многие ездят, книги наших ученых внимательно изучаются и издаются за границей. Всплеск интеллектуального ислама, который был у татар на рубеже XIX-XX веков, – это наследие, возможно, не так актуально у нас в Казани, но за границей его активно изучают.

– Что же мешает развивать и пропагандировать эти достижения в Казани, да и по всей России?

– Не хватает богословски грамотной прослойки. Все-таки советский период очень сильно подкосил нас: традиция не прервалась, но понесла очень большой ущерб. На уровне быта, в народном менталитете и литературе она существует, но даже переиздание классиков пока еще не осуществлено в нужном объеме. Из наследия Шигабутдина Марджани, наиболее "раскрученного" татарского ученого-богослова, переведено на русский всего около 5%. 95% его книг никто еще просто не читал. Это надо сделать, но перевести даже не то что некому – не успеваем, не получается Не то что перевести – то, что он пишет, нельзя понять, настолько это сложно.

– Да, обычному человеку крайне сложно прочитать даже переведенные труды Марджани и других татарских богословов, не то что первоисточники. Впрочем, очень тяжелым, трудным языком написана вся исламская классика.

– Эта проблема есть, согласен. Поэтому татарский ислам ждет еще своего часа. В Казани надежды есть. Может быть, удастся все это как-то уравновесить... В то же время нужно решить вопрос с иностранной духовной агрессией – если будет превалировать салафитский тренд, все надежды будут похоронены, и духовного чуда, которого ожидают от татар, не случится.

– В татарстанских медресе учится немало молодых парней и девушек. Чему их учат? Контролирует ли учебные программы духовное управление мусульман?

– Духовное управление, как я уже сказал, состоит из разных людей... Контроля как такового, честно говоря, нет, потому что нет соответствующего ресурса. В нашем учебном отделе работает всего один специалист, поэтому контроль оставляет желать лучшего. Есть ряд традиционных медресе, ставка в которых делается на татарскую духовность, и Российский исламский университет – главная надежда на будущее. Но большинство медресе, откровенно говоря, работают во вред.

– Какая-то непонятная беспомощность...

– В руководстве проблемы. Я же говорил: работать не хотят, стремятся занять высшие позиции. В руководящей прослойке таких большинство.

– Про Вас, правда, тоже говорят, что Вы ваххабит.

– Ну, если я ваххабит, кто же не ваххабит тогда?

– Еще говорят, что Вы работаете на ФСБ...

– На последнем пленуме духовного управления нижнекамский мухтасиб вышел выступать и сказал: я был в ФСБ, мне сказали сделать то-то и то-то. Это очень настораживает: смычка с ФСБ среднего и высшего звена духовенства недопустима. То, что подобные обвинения выдвигают в отношении меня, понятно, это форма дискредитации, потому что то, что я говорю, для кого-то неприятно. Имеется обширная салафитская среда, питающая ко мне определенные чувства и, естественно, использующая любые моменты для дискредитации. Но, может быть, на их месте так поступили бы и все остальные, кто знает... Я к этому отношусь совершенно спокойно.

– Видела Вконтакте Валиуллу Якупова. Это Вы или поддельный аккаунт?

– Если лицо мое, то это я. "Контакт" привлек меня тем, что в анкете указывается религиозная принадлежность. Я готовился к одному выступлению и хотел посмотреть, как татарская молодежь вне Татарстана ощущает себя, – смотрел Дальний Восток, другие регионы... И все-таки очень много крещеных оказалось. Православизация – она идет.

– Чего на самом деле хотят ваххабиты? Какова их конечная цель?

– Мы бы относились к этому течению абсолютно спокойно, если бы они не выдвигали требования эксклюзивизма и априорной "бракованности" всех остальных. Наш традиционный мазхабический ислам толерантен в своей сути, поскольку мы признаем правоверными все четыре мазхаба. Шафииты, ханбалиты для нас – такие же мусульмане, с такими же шансами попадания в рай, как и мы, ханафиты. Ваххабиты же выступают с такфиром – они выводят людей из ислама. Это очень большая проблема. Они запрещают многие корректные духовные практики, которые имеют кораническое обоснование и обоснование в Сунне, создают искусственный конфликт. Если бы этого не было, никто бы на них не обращал внимания, есть и есть.

Почему ваххабизм имеет успех? Потому что мы, традиционные мусульмане, считаем таковыми всех, молящихся в сторону Мекки. Для нас они братья, а для ваххабитов мы – враги. Обычные мусульмане не то что нейтральны, но в силу своих религиозных убеждений относятся ко всем мусульманам по-братски. Ваххабиты же от этого свободны, и на первых порах это создает им комфортные условия для проповеди. Что они хотят? Если бы не было эндогенной заданности на достижение абсурдного максимального результата, то в их существовании, наверное, опять же не было проблемы. Но их бесконечное стремление к ужесточению исламского понимания приводит к абсурду и насилию. Мы опасаемся, что, как на Северном Кавказе, будет литься кровь. Не будь этой заданности на конфликт, все бы воспринимали их равнодушно. Такфир и убежденность, что они могут проливать чужую кровь, – только это является для нас проблемой.

– Они выводят людей из ислама, а вы признаете их мусульманами?

– Мы обязаны считать их мусульманами. Ханафитское кредо таково, что мы все оставляем на суд Божий, не присваивая себе божественных прерогатив. Если человек говорит шахаду, признает единственного Бога и пророческий статус Мухаммеда (мир ему), то мы этих людей считаем мусульманами.

– Каково отношение ханафитов к построению халифата, джихаду как борьбе с неверными?

– Знаете, это ведь религиозное понимание. Если мы говорим о халифате, то имеется в виду, что, как мы верим в последний день (он же все равно настанет), так же мы уверены в том, что халифат будет. И будет второе пришествие Иисуса Христа. Но это не значит, что мы сейчас должны зациклиться только на этом и идти и строить халифат. Речь идет о божественном предопределении: развитие человечества приведет к этому. Мы в это верим.

– Это понятно, но фундаменталисты-то, насколько можно понять, говорят о построении халифата именно "здесь и сейчас".

– Вот это, на мой взгляд, распространенное и опасное заблуждение, поскольку исходит из гордыни, присваивания себе божественных функций. Мы же в центр ставим Бога и Его волю. Если мы будем считать, что Бог что-то делает не так, и его нужно поторопить, это выглядит эксцентрично. Мы должны стремиться делать добро. Кроме того, в исламе есть понятие личной ответственности. Я не буду отвечать за ваши деяния, только за то, что делал лично я, и это очень важный постулат, о котором многие забывают. Коллективной ответственности у нас нет. Истинный актор – это Бог. Составлять конкуренцию Богу и искусственно производить какие-то акции – это, на мой взгляд, очень экзотично, и это не главное. Главное – жить по закону и стремиться исполнять его, а идеал недостижим. Человек – существо греховное, и главное для каждого – стремление к совершенству. А то, что Вы перечислили – конечно, мы в это верим. Вот Великая Отечественная война... Когда на нас напали, это был наш джихад. Недавно мы чествовали имамов – участников войны. Конечно, для нас они участники джихада, они защищали Родину, боролись с врагом. Если мы, не дай Бог, окажемся в состоянии войны, когда под угрозой будут наши семьи и Родина, конечно, мы будем воевать. Но сейчас нигде нет джихада.

– А в Палестине, в Ираке?

– Джихад должен быть объявлен государством. Если государство этого не сделало, то джихада я здесь пока не вижу.

– Ясно, что ваххабиты, говоря о джихаде, имеют в виду совсем не Великую Отчественную...

– Это незаконно. Еще раз повторю: джихад признаем и мы, но он должен быть законным. Не может человек впереди всей уммы, впереди Бога присвоить себе такие прерогативы и начать индивидуальную джихад-деятельность. Ничего из перечисленного Вами мы не отвергаем, мы в это верим, но все должно быть корректно.

– Не думают ли ваххабиты, что, действуя подобным образом, они реализуют Божью волю, исполняя по-человечески то, что в их силах?

– Любое деяние нейтрально, греховным или праведным его делает лишь наше отношение к нему. Возьмем убийство человека: если ты убьешь кого-то на законной войне, то ты герой. Если законной войны нет – ты преступник и убийца. Если джихад не объявлен, а ты кого-то убиваешь – ты только убийца и террорист. Никакого другого варианта здесь нет. Если нет законной войны – нет законного джихада. И все, что делается вне законной войны, это грех и убийство. Если бы это была праведная война, мы бы все это хвалили. И наши имамы, если и убивали, они герои для нас, потому что делали это законно. А ты выйди на улицу и убей кого-нибудь ради приближения Всевышнего – это же убийство и грех! В исламе все очень просто, не нужно ничего усложнять. В центре должен быть Бог – все остальное исходит из этого. Никакой отсебятины быть не должно, и проблема ваххабизма – в присваивании себе божественных функций.

– Исходя из этого, раз джихад не объявлен, и никакой войны нет, то те, кто взорвал себя в московском метро, они кто?

– Самоубийцы. Грешники. Они совершили великий грех самоубийства и великий грех убийства невинных людей. Другого варианта нет.

– Но они остаются мусульманами? Часто звучит мысль, что они вообще не имеют отношения к исламу...

– Мы, конечно, считаем этих людей великими грешниками, но отлучать от ислама никого не можем. Это прерогатива Всевышнего.

– Каковы перспективы введения в России шариатского судопроизводства, как это предлагается, например, кое-где на Кавказе?

– Шариат – это наша в том числе и национальная традиция. Если есть какие-то особенности, которые не учтены в федеральном правовом пространстве на уровне каких-то бытовых норм, может быть, об этом и стоит вести речь. Но я не могу вспомнить ни одной особенности, которая бы требовала такого учета. Если возникает чувство ущемленности или недостаточности проработанности какой-то ситуации, может быть, правильнее ставить вопрос об изменении федерального законодательства. Может быть, что-то можно рассмотреть на уровне республиканского законодательства – татарстанского, республик Северного Кавказа – в сфере их компетенции при разделении полномочий федерального центра и регионов. Если таковые особенности существуют, то ради Бога, но вот я, например, пока не столкнулся ни с одной необходимостью что-то узаконить.

– А как Вы относитесь к многоженству?

– У татар, несмотря на узаконенность многоженства до революции, оно всегда составляло доли процента. Реально это исключения. И шариат говорит о том, что лучше – одна жена. Если, допустим, бездетность или другие крайние случаи, тогда можно найти выход. Но так как это исключения – зачем создавать всеобщий закон? Пусть это и останется как исключение, тем более что в условиях российского правового пространства сотни людей состоят в кратных браках и комфортно себя чувствуют.

– Много ли в Татарстане таких людей?

– Очень мало. Считанные единицы.

– А Вы сами как?

– Я не состою в кратном браке, не являюсь многоженцем. Кстати, одним из самых распространенных сюжетов татарской классической литературы являются комические ситуации в кратных браках. Мы этого не отрицаем, но понятно, что это не может носить массовый характер, и у нас этого не будет никогда.

– Мог ли евроислам стать некоей альтернативой ваххабизму? Есть ли у него будущее?

– Я считаю, что у него очень хорошие перспективы, но трагедия евроислама в Татарстане в том, что с этой идеей выступил тогдашний советник президента нашей республики Рафаэль Хакимов. Его понимание ислама включало антиисламские положения. Там было и много хорошего, но несколько компонентов – допустим, предложение заменить намаз работой за компьютером – мусульмане никак не могут принять. Есть божественные указания, божественные приказы! И если не читать намаз – зачем тогда нужны мечети?

Эта нелепость, к сожалению, дискредитировала привлекательную идею. Если бы с концепцией евроислама вышли более адекватные люди, она имела бы очень хорошие перспективы, да я и сейчас не считаю, что все потеряно. Термин нуждается в ребрендинге, нужны адекватные носители евроислама – не только в России, но и в Европе. Неплохо было бы, если бы они проявились среди боснийцев, албанцев, болгар. Цивилизованный, адекватный ислам необходим. Россия – глубоко духовная, традиционная страна, здесь всегда почиталась традиция, и ислам татарской традиции очень близок к европейскому пониманию, потому что татары сами, конечно, европейцы по менталитету. Если такой евроислам овладеет татарской массой, он станет настолько привлекательным, что и весь исламский мир, думаю, придет к этому.

Я жду, что среди нашей интеллигенции появится новая генерация, делаю ставку на выпускников татарских гимназий, которые десятками открылись в девяностые годы. Появилась многотысячная городская татароязычная молодежь, ее становится все больше. Надеюсь, что она постепенно исламизируется. Любопытное явление – в Казани появились дискотеки, где звучит только татарская музыка. Раньше этого не было. Сначала они, конечно, будут заниматься музыкой, культурой и постепенно придут к религии, я надеюсь. И когда это случится в массовом порядке (в Казани появится, допустим, две тысячи европейски образованных молодых людей, европейски мыслящих и готовых воспринимать европейский адекватный ислам), надеюсь, у ислама появится будущее. В ближайшие годы такая кристаллизация татарской духовности может произойти в исламском контексте, и будет ужасно, если салафиты этот компот испортят.

– Многих волнует, не примкнут ли молодые люди именно к ваххабитам...

– Это очень опасно, и мы должны мобилизовать интеллигенцию, чтобы роботный, примитивный, салафитский ислам не искалечил эту очень перспективную татарскую молодежь, которая только вышла из теплицы и имеет большое будущее. Ее нельзя отравить этой ваххабитской отравой. За эту молодежь надо бороться. Какая-то часть традиционных мулл не в состоянии это сделать. Необходимо понимание интеллигенции. Она, к сожалению, очень далека от этого и равнодушна. Она готова к салафизму, и это для нас самое страшное.

То, что я говорю о молодежи, это только потенциальная возможность. Если не предпринимать специальных усилий, конечно, ничего не будет, но если работать с этим, то, может быть, именно среди них появятся интеллектуалы, которые смогут воспринять адекватный ислам и претворить в практику коранический дух, свойственный татарскому народу. Нужно как минимум тысячи две людей, которые ходили бы в мечети, молились и думали как надо, в соответствии с Кораном, а не с бедуинскими байками. И тогда все будет нормально. Это и будет евроислам, который будет иметь тенденцию к распространению.

– Должен ли ваххабизм быть официально запрещен, и как это реализовать на практике?

– Думаю, у России другого выхода нет. Конечно, русскому духу свойственно искать себе испытаний, даже страданий, программировать многолетнюю кровь, но можно просто это запретить. Думаю, проще запретить. Гораздо легче. Для этого необходимо решение суда или генеральной прокуратуры. Политическая воля есть, но она почему-то канализируется не в ту сторону. Слава Богу, запретили "Свидетелей Иеговы", дошли до "Дианетики". Все разумные люди это приветствуют, 95% населения России аплодируют этому. Но ведь сторонники этих религиозных движений не убивают людей. Почему же эта человеконенавистническая идеология – я уверен в этом, у меня многолетний стаж общения с ваххабитами – действует легально? Их надо запрещать, иначе – неоправданное море крови. Все практики запрета отработаны. Запрещены уже три исламских течения, законодательная процедура ясна. Запрещена "Хизб ут-Тахрир" – и действительно, в мечетях стало гораздо спокойнее. Раньше доходило до того, что последователи этой партии вырывали микрофоны из рук имамов, кричали, пятничные службы превращались просто в балаган! Как только запретили – все нормально. Хорошо же! Все вздохнули с облегчением. Они стали скромнее, хотя и не исчезли совсем.

– Но не стало ли труднее контролировать "несистемных" мусульман?

– Да, они уходят в подполье, но опасность легального существования в том, что многие нормальные люди не могут разобраться, что это плохо. И гибнут, просто гибнут. Когда "Хизб ут-Тахрир" запретили, остался какой-то скелет этой организации, но он не наращивается. Нет динамики развития. Сотни молодых людей – я с ними работаю – покаялись, совершенно изменились. Позиция государства очень важна, тем более для нашего народа. Возьмем салафитов – сотни, тысячи молодых людей духовно гибнут, получая в мечети ислам в салафитской упаковке. Если же это запретить, этого же не будет! Пусть будет какое-то маленькое подполье – ну и что?

– Может ли мусульманин в современной России реализовать себя как мусульманин, или ему необходимо полностью или хотя бы частично изменять под себя это государство?

– На мой взгляд, у нас в России у ислама больше духовных возможностей для своей реализации, чем в арабских странах. Та свобода, которая наличествует у нас, ее ведь нет нигде в мире. В Саудовской Аравии, например, нельзя быть ханафитом – только ваххабитом. Мы же здесь находимся в таком свободном состоянии, что куда уж больше? Святее папы Римского, что ли, надо стать? Не вижу ни одного примера, чтобы государство ущемило кого-то именно в религиозных правах. Этого реально нет, это фантастика. Надо не бояться Бога, чтобы такой клеветой заниматься! Возможности огромные, и на самом деле мы можем делать все, что хотим. Если брать Татарстан, то к исламу настроены комплиментарно все, начиная от президента и кончая самым мелким чиновником. Говорить о каком-то ущемлении – это просто бред, я этого не понимаю.

– В последнее время много говорят об объединении российских мусульман, предлагаются разные варианты. Куда приведет этот процесс, и нужно ли объединяться вообще?

– Эта вспышка, объединительный зуд, проявившийся не так давно, конечно, носит искусственный характер. Не хочу сказать: злая, но какая-то воля привела в движение конкретный круг каких-то лиц. На самом деле, объединиться, конечно, нужно, но это надо сделать законным, адекватным способом, о чем неоднократно заявляло наше духовное управление. Самый удачный вариант, на мой взгляд, съезд мусульманского духовенства. Имамы являются лидерами общин, и мечетей в России не так много – не больше пяти тысяч. Если оперировать официальными данными – их около 3-3,5 тысяч. Столько у нас имамов. Собрать их всех во Дворце съездов не представляет никакой сложности. После Февральской революции так и происходило – был собран съезд мусульманского духовенства, который и избрал муфтия. Это нетрудно, и это будет очень законно. Произойдет реорганизация в форме слияния, и это нужно сделать именно через голову муфтиев. Если пригласить всех имамов, получится, что мнение муфтиев обнулится. Сделать это очень легко, но под силу только государству. Если такая необходимость есть, процедура известна. Но пока, думаю, государство не решило, полезно это или вредно. А искусственно объединиться, конечно, можно, но в ближайшем будущем это сразу приведет к расколу. Это может стать тактическим успехом, но тут не будет никаких гарантий. Поэтому нужен консенсус, это не должно быть насилием со стороны одной фракции. Мусульманское сообщество готово воспринять мобилизирующее "насилие" со стороны государства, это все воспримут хорошо, но не одной из трех-четырех фракций – это, конечно, не пройдет, и мы видим, что это не получается.

– Что даст мусульманам объединение на правильной основе?

– Упорядочит исламское сообщество, я думаю. Если бы мы объединились с Северным Кавказом, то и борьба с ваххабизмом, например, в Северной Осетии или Альметьевске стала бы федеральным трендом. В России, конечно, иметь единый мусульманский центр было бы выигрышно. Чтобы никому не было обидно, можно просто поделить полномочия, организовав, к примеру, миссионерский центр в Казани, учебный центр – в Грозном и так далее. Можно децентрализовать управление таким образом, чтобы были учтены все интересы. Все это возможно. Современная политическая наука предоставляет массу процедур для достижения этого объединения. Но в первую очередь здесь важна позиция государства, потому что ислам, в отличие от христианства, – государственная религия. У нас никогда не было дихотомии светское – религиозное, мы даже не понимаем этой отделенности... И по факту – где ислам, там никакой отделенности не бывает. Мы так возникли, и ислам не может без государства существовать. Поэтому, так как у нас нет шариатского государства, федеральный центр должен исполнять эти функции. Хочет государство того или нет, оно обязано это делать, потому что ислам эндогенно требует государственной роли.

– Посмотрим, поддержат ли на федеральном уровне эти идеи...

– Наверное, не поддержат, но хотелось бы, чтобы это случилось, было законно, делалось со стороны государства и не было бы деянием аферистов. Чтобы дивиденды не извлекли какие-то странные личности. Это закончится плохо, даже если они достигнут тактического успеха. Без государственной роли все это будет просто возня.

– Есть ли у российской уммы концепция развития, цели, которые планируется достигнуть в обозримом будущем?

– К сожалению, в российском масштабе фрагментированность российской уммы – реальная проблема. И в этом смысле мы должны понимать, что какое-то объединение на государственной основе необходимо. Мы могли бы работать планомерно. Пока в деятельности многочисленных ДУМов все-таки есть провинциализм, ощущается какая-то местечковость. Нет глобального видения. Может быть, московский муфтият из-за того, что этим никто не занимается, пытается исполнять некоторые федеральные функции. Но, поскольку им не на что опереться (Москва все-таки не мусульманский город), это сводится, к сожалению, только к имитации, афишности деятельности. Концепции нет, а она необходима. У нас достаточно специалистов, но они разобщены. Стыдно сказать, но мы даже не общаемся, рабочего контакта у нас просто нет.

– В статье "Совиные крыла ваххабизма" Вы сообщили о множестве татар, которые едут воевать в Афганистан, Пакистан... Что это за явление?

– Выехали уже сотни семей. Продают свои коттеджи и уезжают. И их как будто специально там убивают: человек продает дом, уезжает с семьей – и тут в автобус попадает бомба, и концы в воду. Это как виссарионство какое-то, я поражаюсь просто. Это меня очень беспокоит, бессмысленность какая-то – ну не татарам же воевать за свободный Вазиристан! За это агитирует джамаат "Булгар". Для меня загадка, почему это происходит, но ясно, что это – последствия салафитской пропаганды, потому что ханафиты туда однозначно не поедут. Думаю, что это, конечно, построено на финансовой основе, как какой-то "МММ". Людей фанатизируют, они умирают, а деньги остаются. Кто-то зарабатывает на этом, однозначно. Без финансовой подоплеки этого не было бы. Бывают "черные риэлторы", а это кровавые черные риэлторы. Оказывается, и из религиозного фанатизма можно извлечь неожиданный доход. Нечастные не понимают, в какую глупую ситуацию они попадают.

– Куда же смотрят силовые структуры?

– Там тоже есть ваххабиты, к сожалению. Это ужасно, но это так. Они появляются и среди чиновничества. Ваххабиты точечно работают с этой средой – силовиками, прокуратурой, чиновниками.

Такая вот любопытная ситуация.