Иосиф Бродский и синие ведерки

В жизни Иосифа Бродского, чье 70-летие мы отмечали 24 мая, был один удивительный эпизод, который говорит о нем не меньше, чем нобелевская премия. Как известно, он был в 1964 приговорен "за тунеядство" к ссылке, и за его судьбой, разумеется, внимательно следили и диссиденты в СССР, и общественные деятели на Западе. Вернувшись из ссылки, он рассказал о старике-колхознике, которого везли с ним в одном тюремном вагоне: тот получил шесть лет за то, что украл колхозное зерно, чтобы накормить семью...

Бродский говорил, что о нем самом неизбежно будут говорить и не дадут ему пропасть, но вот этот старик сгинет в тюрьме или лагере, и никто даже не узнает о нем, никто не скажет ему одобряющего слова. И поэтому Бродский попросил: если его снова арестуют – не надо за него хлопотать.

Наверное, во всей русской литературе трудно назвать фигуру более далекую от всякого популизма и народничества, чем Бродский. Но он, несомненно, был интеллигентом, и следовал интеллигентскому кодексу чести: стыдно требовать и даже просто принимать то, чего лишен твой сосед; стыдно устраивать свое благополучие, если бедствует простой человек. Именно это чувство заставляло в свое время земских врачей и учителей возиться за символическую плату с крестьянскими детьми, оно же толкало их в революцию. Само по себе оно, возможно, еще не есть добродетель, но его полное отсутствие слишком уж похоже на бессовестность, особенно у тех, кто считает себя элитой.

Все как-то резко изменилось в девяностые годы: возникали новые элиты, и первое, что они старались сделать – построить на даче забор повыше, да поставить на машину мигалку помощнее, чтобы ни в коем случае не перепутали с простолюдинами. Особенно интересно выглядели эти действия со стороны тех, кто делал карьеру на борьбе с привилегиями ради светлого демократического будущего.

Вообще, основное вранье девяностых как раз и заключалось в том, что элиты договаривались меж собой, а народ использовали в качестве пешек. Ты не хочешь возврата к коммунистическому тоталитаризму, ты выступаешь за демократию и рыночную экономику? Голосуй за Ельцина! Ты протестуешь против бандитского капитализма, выступаешь за социальную справедливость и права трудящихся? Голосуй за Зюганова! Ну, экстремалам можно было предложить еще и несистемную оппозицию: Новодворскую на одном фланге и Баркашова на другом – но это было уж совсем на любителя.

Люди шли, и голосовали, стиснув зубы (как я сам во втором туре 96-го года после долгих колебаний, все-таки опустил бюллетень за Ельцина, ну нельзя же было допустить коммунистов!), и спорили до хрипоты... По старой поговорке, дрались паны, а чубы у холопов трещали. Мы до сих пор не знаем и вряд ли теперь сможем узнать, сколько людей погибло в Москве в октябре 1993 года, но мы знаем совершенно точно, что ни один из вождей не получил ни малейшей царапины. Некоторые посидели в тюрьме, но совсем немножко – за пьяную драку в ресторане и то порой дают больше, а тут побоище в центре столицы, тут призывы в прямом эфире бомбить Кремль... Посидели, вышли, да пересели во всякие почетные кресла, например, губернаторские. И прекрасно договорились меж собой те и другие, ведь они, в конечном счете, члены одного клуба, актеры одного политического театра.

Были, разумеется, и другие политики, но их было слишком мало, их голоса терялись в грохоте оболванивающей пропаганды. Говорят, что беда демократов была в том, что они не сумели объединиться, а я, убежденный сторонник демократии, в этом навязчивом призыве к объединению вокруг всё тех же людей, все тех же идей, видел только одно простое утверждение: в России не дозволяется быть демократии, которую не возглавляли бы всё те же самые "Гайдар и его команда" с их речевками. Голосуешь "да-да-нет-да", значит, демократ – прямо азбука Морзе. Никто почему-то не уточнил, что демократия – это когда ты голосуешь, как сам сочтешь нужным.

А интеллигенция, разделившись на группки, охотно обслуживала интересы и тех, и этих, привычно вешая себе на грудь награды и на машины – мигалки. Да что там ничтожные старики с их зерном, тут шли процессы эпохальные, тектонические... Только – интеллигенция ли это?

Я горячо сочувствую правозащитникам, но я не могу понять, почему сегодня, едва заходит разговор о защите прав человека, как тут же называется и фамилия этого человека – осужденного судом олигарха. Да, суд был явно пристрастным, да, много было и есть несуразиц в его деле, но... каждый, буквально каждый его шаг мгновенно тиражируется всеми СМИ, обсуждается всеми политологами. За него в этом смысле можно не волноваться, как в свое время за Бродского: пропасть ему не дадут. А как быть с тысячами и десятками простых людей, которые становятся жертвами чиновничьего и милицейского произвола, но мы редко даже слышим их имена – разве что всеобщая интернетизация меняет дело? Спросите для начала любого московского гастарбайтера, как ему живется, как соблюдаются гарантированные Конституцией его права.

Не лучше ли вместо образцово-показательной "борьбы с режимом" постараться изменить хоть что-то вокруг себя? Это невероятно сложно, это грозит серьезными неприятностями – зато фронда приносит дивиденды. Но мне отчего-то кажется, что акции вроде "общества синих ведерок" приближают нас к идеалам гражданского общества куда вернее, чем громкие заявления в СМИ. Россия начинает "вставать с колен" не тогда, когда задорого продает нефть или отправляет свой флот к тропическим берегам, а тогда, когда ее простые граждане начинают уважать друг друга и требовать уважения к себе самим. И когда чиновнику ездить с мигалкой на дачу, да и на работу, пожалуй, станет настолько же неприлично, как и разгуливать по улице нагишом – тогда мы действительно сможем заговорить о "суверенной демократии", или, если угодно, о "либеральных ценностях", уж кому как ближе. Но только для всех, а не для элиты.

И напоследок... Почему я отправляю эту статью не на общественно-политический, а на церковный сайт, может спросить читатель. Конечно, можно сказать, что он не узко-церковный, что эти проблемы касаются всех нас не в меньшей степени, чем людей нецерковных. Но есть и еще одна причина... Земная церковь состоит из нас с вами, в очень многих отношениях она – слепок того общества, в котором существует. И, сделав этот не слишком тонкий намек, я на время умолкну, предоставив читателями самим задуматься о церковной реальности вокруг нас и решить, если в ней нечто сходное с миром синих ведерок.