Творчество: от Бога или от беса?

Итак, в продолжение темы о творчестве – некоторые размышления...

Творчество – от Бога или от беса? Крайний ригоризм, устами иных православных, безапелляционно утверждает (и не только в наше время – в прошлые века этот вопрос также возникал то и дело в церковной среде): художественное творчество – просто фиговый листок, которым падший человек пытается прикрыть свою греховную наготу.

Творчество де есть прелесть, питающая гордыню творящего, оно пронизано греховными страстями и открыто демонскому влиянию, в лучшем случае оно душевно, ветхо, но никак не духовно. Оно есть любовь к миру и вражда на Бога, пустая трата времени, отвлекающая от спасения, поста и молитвы... Выискивая в книгах что-то на эту тему, у разных людей встречал разные высказывания.

Честертон в полемическом запале однажды сказал: "В средние века искусство славило Бога, во времена Ренессанса – славило человека. В ХХ веке искусства нет – и слава Богу!" Наш современник, прозаик Алексей Иванов, в замечательном романе "Географ глобус пропил", говорит устами своего героя: "Мне кажется, писать – это грех. Писательство – греховное занятие. Доверишь листу – не донесешь Христу". А в своих эссе на духовные темы известный церковный автор архимандрит Рафаил Карелин прямо-таки яростно бичует искусство и литературу, не оставляя им ни малейшего шанса на существование в Царстве Божием ...

Ох, поверил бы я им, кабы не одно: все эти яркие доводы сами-то вкраплены как раз в русло той самой изящной словесности, которую обличают, сами написаны с применением тех красот стиля (и написаны образно, вдохновенно,с установкой на успех у читателя), которые именуют "прелестью". Признать бы, что да, искусство – сплошь смакование греховных страстей, если бы не поэзия Псалтыри и Песни Песней, мениппеи Данте и детективы Достоевского, невечерние лики Рублева и Джотто, антропологические откровения Рембрандта, Крамского и Репина, Шекспира и Вампилова, если бы не "Четыре квартета" Элиота и "Когда для смертного умолкнет шумный день" Пушкина, если бы не явление Баха, Моцарта и Мусоргского, если бы не те же Честертон и Льюис с апологией христианской радости и рыцарственности ...

"Демоническое творчество" – возможно ли такое вообще? Отцы Церкви говорят нам, что сатана – не творец. Он может только украсть у истинного Творца-Бога нечто хорошее – и извратить, превратить в карикатуру, но все же добрая основа проглянет сквозь исковерканные черты, как красота – сквозь царапины и синяки на лице изнасилованной женщины. Извращенная похоть – паразитирует на любви, пьянство и чревоугодие – на благодарении Богу за дарованные нам,питающие нас плоды земли, сквозь гордыню различимо искаженное, но неотменимое чувство личности, радость оттого, что я – это я, единственный и неповторимый, таким меня Бог замыслил и таким любит, Он знает, кого Ему позвать в ночи по имени...

Один из признаков образа Божия в нас – именно эта способность к творчеству. Это тот евангельский талант, который нельзя закапывать в землю, но следует пустить в дело и приумножить (еще раз подчеркну: речь не о прикладном аспекте творчества, не о том, что оно хорошо де постольку, поскольку его можно использовать христианским миссионерам и апологетам, – нет, речь именно о самой природе творчества). Откуда у церковных людей недоверие к этому таланту, боязнь его, часто выдающая себя за особое благочестие, откуда эти влияния давно, казалось бы, осужденного Церковью манихейства, а равно и платонизма с его делением мира на грязный плотский – и идеальный духовный, в котором царит далекий от нас, равнодушный к нам и принципиально непознаваемый Дух, как и почему в церковной жизни ясное библейское откровение и факты воплощения и воскресения в новой плоти поправшего смертию смерть Христа превратились в представление о том, что Царство Небесное – это бесплотный беспроблемный загробный мир где-то за облаками, в котором мы наконец отдохнем, а земля и гниющая в могиле плоть достойны только гибели, – разговор об этом отдельный, большой и болезненный для многих...

Да, художественное творчество – зона риска. Кому много дано – с того много и спросится. Человек с абсолютным слухом слышит то, чего не слышит обычный человек, художник в земной грязи, которую мы обходим брезгливо, различает цвета райского спектра, поэт проникающим в глубины мира взором видит такие бездны ада, но и такие высоты Божьей и человеческой красоты, которые без его посредничества не увидеть читателю... Замечательный христианский мыслитель Жак Маритен в своей книге "Творческая интуиция в поэзии и искусстве", посвященной апологии творчества как дара и задания Бога человеку, пишет, говоря о сугубых опасностях, подстерегающих творящего:"Любому человеку, а особенно поэту, тяжело бороться против влияний своего мира. И все же поэт, хотя и по-иному, нежели святой, пребывает в этом мире, будучи не от мира сего. Если он хочет спасти свою поэзию, он должен сопротивляться миру... (...) Он не может не быть ущербленным. Но может не позволить себя сломить. Все тяготы времени могут вместиться в душе человека и быть побеждены творческой невинностью – в этом чудо поэзии..."

Всё в этом мире может стать ступенью к Небу, способом приблизиться к вечности. Художественное творчество – особенно... "Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман"? – да, если из этой тьмы истин низких он ведет к Истине светоносной. Всё в этом мире взаимосвязано, и всякий созданный человеком образ, всякое сказанное слово Бог сохраняет – на момент истины, на момент суда ли, славы ли... Так что всякое человеческое произведение лучше бы рассматривать в контексте – есть ли в нем, пусть прикровенно, следы столь необходимой нам правды о мире и человеке...Кто-то, бывает такое, сделает шаг ко Христу, задумавшись над страшными, трагическими, будящими сердце и совесть образами "Цветов зла" или офортов Гойи, а кто-то сползет к пропасти фарисейства, составляя витийственную церковную проповедь по всем правилам гомилетики, но чуждую правды и живого чувства... Так что не следует предвзято и поспешно ставить на каком-либо произведении искусства печать расстрельного приговора – уж больно, как говорил один российский поэт и христианин, контекст велик.