Митрополит Андриан пробыл главой крупнейшего старообрядческого согласия –белокриницкого, официально называющегося Русская Православная Старообрядческая Церковь (РПСЦ), недолго – немного более года с апреля 2004 года по август 2005. Однако перемены, произошедшие за время его правления, привели к оживлению старообрядческой церковной жизни и радикальным изменениям положения старообрядчества в российском обществе. Старообрядчество перестают считать умирающей сектой, состоящей из малограмотных старух, для которых вера состоит из любви к упрямому повторению потерявших смысл обрядов и формул.
Политика Андриана с первого дня его правления вызывает жаркие споры. В чем ее суть? Насколько его курс соответствует старообрядческой традиции? Не явлется ли он скрытым обновленчеством? Не приведет ли он старообрядцев к подчиненному, зависимому положению от светских властей и РПЦ? К каким конкретным результатам она, вероятнее всего, может привести? А после смерти митрополита возникает еще один вопрос: каковы перспективы продолжения политики Андриана, когда его не стало? В этой статье я попытаюсь проанализировать ситуацию и ответить на эти вопросы.
Практически не обсуждалась собственно внутрицерковная политика Андриана. Просто потому, что она не вызывала серьезных возражений. Что он успел сделать в этой сфере (и очень важно добавить, чего он не делал)? В богословии, богослужении, принципах внутреннего устройства своей церкви он ничего не пытался менять. Первейшее внимание он уделял духовному образованию. Андриан проявил твердую волю, добившись, того, что Духовное училище (которое до него то работало, то не работало, то принималось решение о его переносе в Кострому) на Рогожке стало исправно функционировать. В РПСЦ многие десятилетия существует острая нехватка духовенства. Андриан успел рукоположить 21 священника и 15 диаконов. Он упорядочил систему церковного управления. В РПСЦ десятилетиями существовали епархии, не имевшие архиереев. За свое короткое правление он поставил епископов на некоторые кафедры, для других нашел достойных кандидатов, но не успел их рукоположить. Если бы он правил еще года два, проблема очевидно была бы решена. Возглавив РПСЦ, он столкнулся с всевластием так называемого гусевского клана, претензии которого на доминировании в РПСЦ фактически привели к расколу. Андриан укротил безмерные аппетиты "гусевцев". Тем не менее, он не стал преследовать всех представителей клана, и наиболее достойные из них продолжают занимать видное место в церкви. Раскол был преодолен. Андриан заметно ослабил существующее напряжение между традиционными старообрядцами и неофитами. Атмосфера в РПСЦ явно улучшилась. Таким образом, внутрицерковная политика Андриана не могла вызвать серьезной критики. Ее благотворность для РПСЦ очевидна. Можно, правда, сказать об одной сфере деятельности, находящейся на стыке внутри – и внешнецерковной политики – о миссионерстве. Продекларированные им неоднократно намерения развернуть миссионерскую деятельность могли вызвать определенное напряжение и внутри церкви и вне ее, но это стремление не успело выразиться в каких – то реальных шагах. Поэтому оно и не вызвало публичной реакции.
Предметом основных споров и дискуссий стали кардинальные изменения в отношениях с общественностью, государством и РПЦ (надо добавить: и наметившаяся перспектива в отношении других христианских конфессий).
До Андриана руководство РПСЦ продолжало политику самоизоляции, которой последовательно придерживалось в советское время (и которая в советское время себя оправдывала): необходимый минимум контактов с властями, сотрудничество с научной и культурной общественностью только по инициативе светских партнеров, да и то по-преимуществу без участия епископата РПСЦ. Редкие и обычно бессодержательные интервью рядовых сотрудников митрополии (серьезное исключение – публичные протесты РПСЦ против принятия закона о свободе совести 1997 года). Никаких контактов с РПЦ и представителями других конфессий. Андриан полностью отказался от этих обычаев.
Среди его новаций наименьшее внимание было уделено установлению рабочих контактов с учеными, занимающимися старообрядчеством, с музеями, с музыкантами. Однако эти инициативы имели большое значение для позиционирования старообрядчества в обществе, для понимания общественностью, что такое старообрядчество. Митрополит решительно изменил отношение своей церкви со СМИ. Он дал много интервью центральным и местным светским СМИ, в которых не боялся затрагивать самые спорные вопросы. Некоторые ответы Андриана до сих пор вызывают недоумение в старообрядческой среде. Например, о возможности объединения с РПЦ и том, что старообрядцы могут сотрудничать с новообрядческой церковью в противодействии "сектам". Проблемы РПСЦ и конфликты внутри нее попали на всеобщее обозрение. РПСЦ, наверное, сейчас самая открытая конфессия в России, все ее проблемы и конфликты публично обсуждаются. Это лишь подняло ее авторитет.
Самыми спорными из инициатив Андриана была политика, направленная на сотрудничество с властями и установление диалога с РПЦ.
Митрополит проявил чрезвычайную активность во взаимодействии с различными властными структурами, добиваясь поднятия автритета РПСЦ, повышения ее официального статуса и содействия властей в удовлетворении материальных нужд (в основном в возвращении храмов, предоставлении земельных участков для строительства и финансовой помощи в ремонте, реставрации и строительстве). Андриану удалось добиться своего назначения в Президентский совет, он был приглашен для участия в некоторых торжественных государственных мероприятиях. Из этого старообрядцы стали делать вывод, что за РПСЦ признан статус так называемой "традиционной конфессии", что обеспечит ей возможность диалога с властью. На региональном уровне митрополит добился крупных успехов в трех случаях. Московские власти взялись за счет городского бюджета восстановить комплекс зданий Рогожского кладбища, в Петербурге власти вернули здания двух церквей, обещали содействие в воссоздании разрушенного храма на Громовском кладбище и создании епархиального центра, в Казани республиканские власти отреставрировали два храма и обещали помочь в строительстве храма в Набережных Челнах. В остальных регионах Андриан не добился ничего существенного. Впрочем, для короткого правления Андриана все это вместе взятое – очень большой успех.
Однако митрополит не ограничивался лишь отстаиванием корпоративных интересов своей церкви (этим он как раз менее всего интересен). РПСЦ под его руководством претендовала на роль морального и духовного учителя власти.
В одном из своих интервью он заявил: "для Церкви важно, чтобы власть была законной, честной и справедливой. Церкви не нужно разбираться в политических механизмах, а нужно оценивать политические и общественные результаты деятельности власти и духовный облик людей, олицетворяющих то или иное правление. И здесь слово Церкви должно звучать всегда" (Портал Кредо. 11. 02. 2005).
На Освященном соборе 19 октября 2004 года Андриан заявил о своей патриотической позиции: "Это неправда, что старообрядческой Церкви от государства нужно только нечто утилитарное, как например, возвращение недвижимости и т. п. Отношения Церкви и власти намного сложнее. Они определяются, прежде всего, тем, что у них есть общая забота – сбережение русского народа ...В начале XXI века русский народ оказался в сложном положении: с одной стороны, продолжающаяся экспансия западных ценностей, с другой стороны – наступление различных экзотических верований. Все это происходит на фоне тяжелой экономической ситуации в стране, упадка трудолюбия и рождаемости, роста преступности, наркомании и пьянства. В итоге уже реально просматривается угроза распада российского государства.
В ответ на эту угрозу государство видит необходимость опереться на общественное согласие, на проверенные веками формы устроения духовной жизни. Поэтому все, что касается, инициатив нашей власти по спасению российской государственности, народа, мы поддерживаем, и, если это не противоречит устоям нашей веры, христианской нравственности, мы должны в этом участвовать".
Важнейшими ценностями, приверженность которым Андриан провозглашал неоднократно, были политическая свобода и демократия: Свобода выбора, предусмотренная современным законодательством, это историческая победа нашего общества. Мы, старообрядцы, и вообще все верующие люди многим обязаны этой свободе. Не стоит об этом забывать ("Завтра", 23 июня 2004).
"Убеждены, что оптимальным вариантом отношений государства и Церкви может стать ее существование в условиях свободы вероисповедания, сбалансированного и справедливого законодательства, а также равноудаленности всех конфессий от государственной власти. Это поможет избежать межконфессиональных конфликтов и создать почву для ровных отношений между разными религиозными объединениями. Для нас, христиан, важно и то, что, чрезмерно сближаясь с государством, Церковь вынуждена приглушать голос своей совести, становиться равнодушной к проблемам народа, закрывать глаза на греховные дела политических деятелей, а иногда и оправдывать их злодеяния. Но да не будет этого. Соглашаться с такой позицией означает противоборствовать христовой правде и христовой истине... Несмотря на гонения, наша Церковь не претендует на какое-то особое отношение со стороны государства. Мы не собираемся навязывать веру Христову через государственные учреждения, образование, влезать со своими услугами в министерства и благоустраивать жизнь клириков за казенный счет. Однако хотелось бы видеть со стороны государства справедливое отношение к старообрядчеству, учет его заслуг перед обществом, российской и мировой культурой. В первую очередь это касается возвращения принадлежащих нам храмов, посильной помощи в их восстановлении и реставрации, возврата движимого церковного имущества – икон, книг, облачений, утвари. К сожалению, сегодня многое из старообрядческого имущества, накопленного столетиями, активно присваивается другими конфессиями. Так, например, сотни старообрядческих икон (только такие ценятся на Западе), задержанные на таможнях страны, "возвращаются" Московской патриархии. По мнению специалистов, это похоже на очередную, уже пятую по счету после раскола экспроприацию старообрядческого имущества (Парламентская газета 11. 10. 2004).
Можно сказать, что в политической позиции Андриана было три основных пункта: патриотический (возрождение русского народа и укрепление российского государства на основе традиционной духовной культуры), демократический (приверженность демократии, свободе совести и другим политческим свободам) и моральный (осуждение несправедливых решение власти, имущественного и социального расслоения, коррупции). Последний пункт, правда, только декларировался, но по частым обращениям к нему Андриана можно сделать вывод о том, что он не собирался останавливаться на одних декларациях. Иерей Алексий Лопатин, один из ближайших сотрудников митрополита, в интервью мне в мае 2005 года утверждал: "Церковь должна защищать сирых и слабых, осуждать произвол, призывать власть к принятию справедливых и милосердных решений. Митрополит Андриан видит в этом одну из миссий Церкви. Владыка хочет влиять власть, чтобы ее действия были нравственными и гуманными. Он будет это делать". У митрополита не оставалось времени для таких действий, но направление действий было указано и усвоено его окружением. Трудно предположить, что власть обрадуется, если старообрядцы в будущем пойдут в этом направлении.
Русское ревью, 2005, октябрь
По материалам источников: Староверы в Самаре
