Накануне Пасхи в своем блоге я поздравил всех, кто заходит на мою интернет-страницу, с Воскресением Христовым: "С каждым годом жизни, дарованной нам Богом, Пасха Христова прирастает в нас благодатью, воспламеняет в душах наших искру веры и учит всепобеждающей любви. Переживая пасхальную радость, мы учимся жить в будущем веке. Христос воскресе, друзья!"
Среди множества откликов на это поздравление было одно, которое обратило на себя внимание: "Вы правда верите, что где-то что-то "прирастает"??? Или я сплю, или вы живете в четвертом измерении? Кругом озверение и тоска с безысходностью, бабы бьются за детей в одиночестве, мужики спиваются, дети колются, народ дичает, по телику порнография, в газетах тоже... Так чему же радоваться? Вы реально можете соотнести эту новость о том, что Христос воскрес, с тем, что творится кругом, и не сойти с ума? Или одно другому не мешает и не пересекается?"
Прочитал, и захотелось тут же ответить: быстро, четко и лаконично. Но не вышло скорого ответа. Ибо слишком многогранна наша "радость с Богом", слишком сложно ее описать. Неверующему человеку непонятно, что наша духовная радость и страдания неразрывно связаны друг с другом, что они зависят друг от друга и неразделимы по существу. Даже в самых "просвещенных кругах" многим кажется, что подобное состояние есть извращение слабого, недалекого ума и что мы, искренне принимая и исполняя апостольское: участвуете в Христовых страданиях (1 Пет 4:13), занимаемся самобичеванием и самоистязанием. Люди не понимают ни наших белых священнических облачений на погребении, ни радостной улыбки человека, идущего на Исповедь.
Сострадает ли священник семейству, куда пришла смерть? Конечно, сострадает! Но все погребальное богослужение, весь чин отпевания наполнены радостным утверждением благостной вечной жизни того, кто с Богом жил и с Богом отошел в вечность.
Испытывает ли верующий человек стыд, неловкость и горе от своих грехов, идя на Исповедь? Испытывает. Но, уже отойдя от исповедального аналоя и вдруг вспомнив о том, что забыл "еще один грешок", он опять рвется к нему. Именно потому, что знает: Бог простит, если искренне, без оправданий и страха мы выложим свои прегрешения, вольные и невольные. Уверенность же всегда радостна.
Разве можно сравнить Таинство Исповеди и просто обычное "прости" за свои поступок перед тем, кого ты обидел, подвел или обманул? Степень радости после этого – разные, несравнимые. Бог после Покаяния не будет ни упрекать, ни констатировать: "А помнишь, как ты Меня подвел?" И никогда мы не услышим от Него мирского определения: "Нет у Меня к нему веры". Он всегда верит и всегда прощает.
Вот поэтому и радостны мы, когда пост приходит, и именно поэтому на Исповедь светлую рубашку надеваем и новую красивую косынку на себя накидываем – чтобы радость эту украсить.
Осознание радостного понимания, что в твоей жизни не только есть друзья и родные, но и присутствует Сам Бог, Который дарует жизнь вечную, обязательно влечет за собой сильное желание делиться этой радостью с другими. Она столь необыкновенно хороша, что хранить ее только для себя самого – мало.
Фото Iustin Campanu
Чем больше в сердце человека Бога, тем больше в нем радости. Тогда, даже если он переживает испытания или по уши увяз в жизненных хлопотах, а на лице усталость, в глубине души он не перестает ощущать радость. Тогда становится понятной и та радость, которую испытывали апостолы и многие мученики за веру, и абсолютно естественно звучат в его душе апостольские слова: преизобилует радостью при всей скорби (2 Кор 7:4).
На заре прошлого века священномученику Илариону Троицкому, по всей видимости, тоже пришлось услышать подобный вопрос-крик о непонятной радости, когда в мире все так тяжко и некрасиво. Вот что ответил подвижник: ""Радость жизни монахи погубили", – говорят. Крайняя неправда! У монахов радость-то и есть, тихая, чистая, именно веселие души добродетельной. Ведь тот угар, то опьянение жизнью, которое принято называть "радостями жизни", – все это нечто мрачное, влекущее за собой пресыщение и болезнь похмелья... Скажи, друг, много ли ты видел мирян, плачущих от радости? Ну а мы, монахи, от радости, от умиления плачем и благодарим Господа за Его милость. Слезы умиления знает каждый монах, и перед этими слезами бледными и жалкими кажутся ему мирские радости".
Произошла путаница (и по нашей вине!) понятий "наслаждение" и "радость". Это разные слова. Христианин радуется почти всегда. Отличие же "радостей современного мира" от христианской радости в том, что христианин центром жизни делает Христа, а не собственные удовольствия и наслаждения. Здесь нет попытки, поставить себя выше окружающих... Просто если искренне веришь, то возрадуется сердце ваше... и радости вашей никто не отнимет у вас (Ин 16:22–23).
Источник: Фома
