В последний день апреля 2010 года в чешском городке Велеграде, овеянном памятью о святых Кирилле и Мефодии, состоялись похороны крупнейшего из современных европейских мыслителей и специалистов в области православной духовности отца Фомы (Томаша) Шпидлика. Его осведомленность в этом предмете поражала его российских и греческих коллег. Его книги о восточных духовных авторитетах, о русской религиозной мысли (в особенности одна из них, "Русская идея"), будучи переведены на русский язык, получили большую известность и популярность. Но более всего он известен в России по своей ранней работе о греческих источниках в трудах Преподобного Иосифа Волоцкого. Редчайший случай: отец Фома был возведен Папой в сан кардинала, не будучи до того даже епископом, в основном, за богословские труды в области православия. Его очень хорошо принимали и ценили в России и в Русской Православной церкви. Покойный патриарх Всея Руси Алексий Второй в 2001 году удостоил его медали за распространение знаний о русской духовности на Западе, а семья бывшего президента Российской Федерации Бориса Ельцина способствовала изданию его "Русской идеи" на русском языке. Отец Фома был настоящим "мостом между Востоком и Западом", по выражению Папы Бенедикта XVI, который особо отметил также подлинную внутреннюю духовную свободу отца Фомы.
Однако такая внутренняя свобода в церкви просто не выживает, если вдобавок к ней у человека нет настоящего смирения. У отца Фомы оно было, и это смирение было действенным. С огромным смирением он цитировал Папе Иоанну Павлу II Русских Православных Святых Духоносных отцов во время их совместных так называемых "духовных упражнений", текст которых под названием "Путь Духа" был опубликован и в России. Этот свой долгий и кропотливый труд, который требовал от него большой смелости, отец Фома успешно продолжил и при Бенедикте Шестнадцатом, который в день службы мессы на 90-летний юбилей отца Фомы сказал при всех: "Русская духовность, действительно, есть нечто очень ценное, и католики тоже могут этим пользоваться". Рассказывая мне об этом лично, отец Фома говорил, что это было первое официальное высказывание Папы Бенедикта Шестнадцатого по этому поводу, искренне радовался этому как своему большому достижению.
Как признавался и сам покойный отец Фома, его труд по опубликованию результатов своих научных исследований православия всегда сопровождался жестким давлением западнохристианской критики и был, по сути, истинным подвижничеством. Даже ему, профессору и заведующему кафедрой Института Понтифичио Ориентале в Риме, стоило больших усилий издать свою книгу о Преподобном Феофане Затворнике Вышенском, авторе русского перевода хрестоматии по Восточной Православной духовности "Добротолюбие". Книга была издана в Риме сначала на французском языке под названием "La doctrine spirituellede Theopohane le Recluse. Le coeur et l'Esprit" (Roma 1965). На итальянском языке книга вышла в конце концов в самом ватиканском издательстве. Когда же ее начали переводить на русский язык для публикации в России и редактировать, российские специалисты в области истории православия схватились за головы: оказалось, что отец Фома ссылался в ней на редкие дореволюционные русские издания, которых не осталось в России! Они дошли до нас только потому, что их, как самое дорогое, вывезли с собою русские белоэмигранты. А затем их по всему миру кропотливо собирали кардинал Eugene Tisserand, французский русофил Кирил Королевский и монах-иезуит Мрозек, библиотекарь Института Понтифичио Ориентале. С легкой руки чешского кардинала была проделана колоссальная работа по копированию и отсылке копий этих книг и брошюр из Рима в С.-Петербург. Таким образом, России было возвращено ее бесценное и едва не утраченное наследие.
Весь этот подвижнический труд требует большой внутренней духовной свободы, и большой искренности, которая далека от снобизма, которая может выражаться различными способами, в том числе и в шутках. Отец Фома все время шутил, он делал это даже во время своих лекций в Понтифичио Институто Ориентале, и эти его шутки скрашивали трудности, подбадривали и его самого, и окружающих. Дело в том, что предмет его лекций – православная духовность – очень сложный сам по себе, особенно труден для западнохристианских студентов, которые больше привыкли к схоластике. Потому если при изложении материала время от времени не делать разрядки, напряжение становится настолько высоким, что не всякий может выдержать... Для того, чтобы составить собственное представление об этом, полезно взять в руки первый том "Добротолюбия" и прочесть там, например, воспоминания о Св. Антонии Великом, родоначальнике о Восточнохристианской духовности. О том, как один мирянин-охотник искусился, увидев и услышав, что святой шутил со своими монахами. И как св. Антоний предложил ему натянуть его лук, и натянуть еще больше, и еще, тогда охотник возразил, что лук просто лопнет. На это святой ему ответил, что подобное может произойти с монахами, и они тоже нуждаются иногда в разрядке. Вот и отец Фома делал нечто подобное – он шутил на своих лекциях. Возможно, поэтому он писал не только научные труды, но и сказки. Одну из них он назвал "Ulipispirus", что означает: "Русский, который спит под липой". Дело кончилось тем, что его студенты тайком записали эти его шутки, опубликовали их и подарили издание своему бывшему профессору в день его 90-летия. На это ему осталось только смириться: "Пусть делают, что хотят..." махнул он рукой.
Его шутки помнят и в Московском Патриархате, они скрашивали межрелигиозные диалоги, внося живые и человеческие ноты в непростые дискуссии о духовности. Это не снижало уровня этих бесед, наоборот, благодаря контрасту между высоким и смешным предмет диалога звучал еще более возвышенно, будучи отграниченным от формализма псевдозначительности. Это был разумный, искренний и единственно достойный путь ведения подобных диалогов, далекий от дешевой популяризации и "улыбок авгуров". Поэтому в Русской Православной церкви это уважали, и кардинал это отношение тоже глубоко ценил. Оно его по-настоящему трогало.
Отец Фома говорил по-русски, его русский был емким, полновесным и выразительным, как у русских эмигрантов первой волны, которых было много в Праге до Второй Мировой Войны и с которыми он мог общаться в молодые годы. Кто знает, какие воспоминания детства, молодости и встреч с русскими иммигрантами хранила память 90-летнего кардинала? Но, возможно, именно, поэтому он так любил, когда вместо его официального имени – Томаш – его называли на русский лад отцом Фомой.
Источник: Известия
