Политэкономия: Пределы запретного

История с вердиктом по делу Самодурова – Ерофеева ставит заново вопрос о пределах запретного и интерпретации запретного. С точки зрения здравого светского сознания обвинительный приговор – абсурдное подыгрывание националистам. С точки зрения официальной церкви – заслуженное наказание за оскорбление чувств верующих.

С такими дилеммами современное общество, где границы дозволенного подвижны и незаметны, сталкивается все чаще и чаще. И неизбежна политизация подобного рода проблем. Скажем, карикатуры на пророка Мухаммеда – лишь еще один случай из того же ряда.

Недавно в австралийской газете The Jewish News появилась статья Джейн Корман, автора самодельного интернетовского клипа "Танцующий Аушвиц": сама Корман, ее дочери и 89-летний отец, переживший холокост, танцуют под песню Глории Гейнор I will survive ("Я выживу") перед воротами Освенцима с известной надписью Arbeit macht frei, в Дахау, в Терезине, перед памятником жертвам холокоста в Лодзи (в этом городе не осталось после войны ни одного еврея). Разумеется, клип спровоцировал весьма неоднозначную реакцию – Корман обвинили в осквернении памяти жертв. Она же в своей статье настаивает на том, что это на самом деле такой способ сохранить память, продемонстрировать волю к жизни еврейского народа, победить антисемитизм, который, вы таки будете смеяться, распространен и в Австралии.

Замысел дочери поддержал старик отец, в третьей части клипа вспоминающий свой диалог с польскими крестьянами, который он вел из вагона поезда, прибывшего в Освенцим.

Изложение статьи и клип появились на днях на сайте "Газеты Выборчей" – для поляков еврейский вопрос с элементами национальной вины продолжает оставаться болезненным. Самый первый комментарий: "Интересно, как бы отреагировали россияне, если бы такой танец поляки устроили в Катыни". Пафос понятен...

Философ Теодор Адорно в работе "После Освенцима" писал: "Неверно, неправильно, что после Освенцима поэзия уже невозможна. Правильно, наверное, будет задаться менее "культурным" вопросом о том, а можно ли после Освенцима жить дальше". Тем не менее пережившие холокост продолжали жить. Об этом, например, один из романов нобелевского лауреата Исаака Башевиса Зингера "Враги. История любви". Герой романа Герман Брудер, живущий после холокоста в Америке и женатый на польской девушке Ядвиге, прятавшей его всю войну и спасшей от нацистов, напропалую ей изменяет, называя при этом "шиксой" – девушкой-нееврейкой. Это ли не воля к жизни?..

Может быть, иногда стоит раздвинуть границы запретного, чтобы пояснить нечто важное – специально для тех, кто не понимает с помощью обычных средств? Объяснить в эпоху этнической нетерпимости, распространяющейся не только и не столько на евреев в результате столкновения цивилизаций и движения мощнейших миграционных потоков, которые иные из демографов называют очередным великим переселением народов. В эпоху дефицита толерантности и эру Ахмадинеджада.

Отец Джейн Корман танцует с надписью на груди Survivor, переживший. И это многое объясняет.