Рост религиозности русского народа после падения коммунистического режима обычно рассматривается под одним углом зрения – возрождения православия. В этом есть своя логика, логика личной, культурной, идейной, национальной жизни. Однако для широкого общественного мнения, для тех, кто пишет в газетах, для носителей власти само представление о духовной жизни России становится очень однобоким. Уже хотя бы потому, что возвращение к "вере дедушек и бабушек" далеко не всегда оказывается возвращением к вере своих дедушек и бабушек: семейная традиция может быть человеком утеряна.
Кроме того, в самой религиозной сфере доминируют реставрационные процессы. При этом реставрация оказывается грубой, не способной воспроизвести всё духовное и культурное многообразие предреволюционной России. Часто из поля зрения исследователей совершенно выпадает такое сложное и многогранное явление христианской культуры, как староверие. Об этом нельзя забывать, когда речь заходит о российской поликонфессиональности накануне революции. Староверие было очевидной альтернативой для немалой части русского народа. Более того, оно продолжает жить, развиваться и стремится занять подобающее место в духовном и культурном бытии современной России.
Согласно данным предреволюционной переписи населения, 10% русских людей назвали себя старообрядцами – это около 16 млн. человек. Причём скорее всего цифра занижена, потому что после многолетних гонений "ревнители древнего благочестия" были склонны скрывать свою веру, а не афишировать её.
Перед революцией старообрядцы были влиятельны во многих сферах народной жизни. Биографии знаменитых старообрядцев начала века свидетельствуют о том, что это были богатые, известные, успешные в избранных поприщах люди. Это были своеобразные для России имена и личности, это была совершенно иная культура, не та, которая сформировалась в основном потоке русской жизни. Почти все знаменитые старообрядцы – Рябушинские, Гучковы, Морозовы, Шибаевы, Шелопутины, Солдатенковы, Бугровы, Остроуховы – были представителями богатейших купеческих родов. Но богатых людей в России было много, старообрядцы же поражают своей социальной активностью, благотворительностью, меценатством, участием в местном самоуправлении и народном образовании, претворением в жизнь наиболее технически и социально новаторских проектов в экономике. Многие из них были крупными религиозными деятелями. Часто свою неуёмную энергию они проявляли в личном художественном или научном творчестве.
Знаменитые старообрядцы предреволюционного времени дают лишь некоторое представление о размахе и широте религиозной, хозяйственной, культурной и социальной деятельности представителей этого "традиционного вероисповедания". Это были подлинные хозяева жизни, сильные верой, чувством ответственности и здравого смысла.
Куда же пропал этот крепкий, цветущий, здоровый элемент русской народной жизни? Где старообрядческий фактор в духовной сфере, бизнесе, политике, культуре, общественной жизни современной России? Почему современные опросы фиксируют менее 1% старообрядцев, вместо предреволюционных 10%? И есть ли перспективы у старообрядцев? Для того, чтобы решить эту проблему, прежде следует ответить на два вопроса. Во-первых, что такое старообрядчество, какова его роль в свете современного культурологического и социологического подхода, хотя бы в сравнении с протестантизмом или католицизмом, и, во-вторых, попытаться выяснить, что же произошло со старообрядчеством при советской власти.
С формальной точки зрения – старообрядчество (староверие) – это общее название нескольких самостоятельных религиозных движений русских православных людей , отказавшихся присоединиться к церковной реформе , предпринятой патриархом Никоном в XYII веке и стремящихся сохранить церковные установления и традиции в тех древних формах, которые, по их мнению, существовали с момента принятия Русью христианства. Старообрядцы разделены по вероучительным признакам на согласия и толки, разница между ними может быть весьма существенной и принципиальной. Однако благодаря общности исторической судьбы представители всех согласий осознают свою идейную и социальную близость.
Для представителей "господствующей церкви" старообрядцы всегда были (и остаются) "раскольниками", носителями религиозного невежества, диких суеверий, фанатичного упрямства и гордыни. Этот взгляд на языке либерального интеллигента ёмко выразил историк XIX века А. Щапов: "старообрядчество – окаменевший осколок Древней Руси" (1). В советское время крупные историки А.И Клибанов и К.В. Чистов рассматривали старообрядчество как движение "социального протеста" (как правило, исследования ограничивались рамками дореволюционного периода), при этом доказывалась "утопичность" социальных взглядов старообрядцев(2) Изучался старообрядческий быт, традиции, обряды. Как сказал нам один из старообрядческих наставников: "Просто противно – на нас смотрят не то, как на мумию в мавзолее, не то, как на манекен в витрине магазина". Поставить вопрос о самоценности религиозного мировоззрения и религиозной жизни старообрядцев и об их влиянии на социальную жизнь и культуру в нашей идеологизированной стране редко кому приходило в голову.
Уникальность староверия состоит в его основной идеологеме: необходимости сохранения во всей полноте православного обряда, как он сложился в русском православии к середине XVII века. Кроме того, психологическая инерция сакрализации обряда привела к тому, что необходимым признавалось сохранение многих норм быта – в одежде, диете, правилах общежития. В истории христианства невозможно найти сколько-нибудь значительные религиозные движения, в идеологии которых такое же центральное место занимал обряд. Этот факт для многих историков и религиозных деятелей из числа критиков старообрядчества служил доказательством дикости старообрядчества, их магического отношения к религии, выводил старообрядчество из круга тех религиозных движений, которые сыграли какую-либо позитивную роль. Все это служило поводом для несерьезного отношения к старообрядчеству в идейном плане.
Для того, чтобы понять старообрядчество, нужно провести аналогии – как бы условны они не были – с историей европейского христианства. Если рассматривать ситуацию в терминах реформации и контрреформации, то, без сомнения, старообрядческая реакция на нововведения Никона была аналогом последней. Причем в России старообрядческая "контрреформация" на человеческом и психологическом уровне оказалась более эффективной и удачной, чем сама никоновская "реформа" – она разбудила большие духовные силы. К чему привела никоновская "реформа", наложившаяся на секуляризацию общества, на рост абсолютизма? Кроме чисто обрядовых нововведений она способствовала бюрократизации церкви и закоснению религиозной жизни. В то же время старообрядческая "контрреформация" вызвала массу последствий, привела к значительным изменениям. В данном случае мы сталкиваемся с явным парадоксом, которыми полна русская история. Старообрядцы хотели сохранить всё как есть, но очень скоро у них возникли серьёзные проблемы, например, со священством. Поэтому реально они были вынуждены жить как протестанты. У старообрядцев не было жёстко заданной иерархии, которой необходимо подчиняться. Они оказались один на один перед Богом, Которому должны были отвечать лично, решая свои духовные проблемы. И не следует негодовать по поводу старообрядческого фанатизма. Ведь и Лютер с Кальвином – по понятиям современных либералов – жуткие мракобесы, консерваторы, реакционеры. Они действительно представляли реакцию против секуляризации. Староверы во многом являются их аналогами, но в русском варианте.
Староверы "уходили в обряд ", отгораживаясь от неприемлемой для них окружающей жизни. Однако в силу радикально меняющихся обстоятельств (отсутствие иерархии и правильно поставленного священства, враждебности в прошлом признаваемой благочестивой власти и т. д.) им не удавалось сохранить обряд в полной мере. Стремясь любой ценой сохранить обряд и веру, именно в результате этого стремления они были вынуждены принципиально менять и обряд, и веру. В своих духовных исканиях они были вынуждены решать вопрос: как, ни на йоту не отступая от дедовского наследства, теоретически сохраняя всё как есть, жить в совершенно изменившихся обстоятельствах. Лютер прямо ставил вопрос: следует отказаться ото всех исторических наслоений, авторитетом является исключительно Священное Писание. Для старообрядца такая постановка вопроса звучала хуже любой ереси, но на практике в своей духовной жизни он смело отметал многие в прошлом незыблемые авторитеты, обращался в поисках решения своих проблем к Писанию, и, как лютеранин, был вынужден полагаться на свой разум.
Одно из главных, можно сказать," революционных", отличий старообрядческого образа "Святой Руси" от представлений православного большинства – это принципиальный антиэтатизм, десакрализация светской власти, которая встала на сторону никониан и подвергала жестоким репрессиям ревнителей древнего благочестия. Монарх перестал для них быть помазанником Божьим, от средневекового пиетета перед властью не осталось и следа.
Логическим продолжением диссидентства церковного стало диссидентство гражданское. Диапазон этого диссидентства весьма широк – от критического отношения к властям до полного отрицания государственных институтов. Принципиальные различия в старообрядческом нонконформизме проистекают от ответа на один кардинальный для отношения к миру вопрос: исчезла ли из мира благодать из-за того, что вся церковная иерархия впала в ересь или же иерархия, а следовательно и Церковь может быть восстановлена и благодать вновь вернется в этот мир? При этом безусловно подразумевалось, что без Церкви благодати быть не может. В ответе на этот вопрос старообрядцы разделились на два основных течения.
Одни (в наиболее чистом виде немногочисленные беспоповские согласия – странники, бегуны) принципиально отрицают возможность возрождения священства и верят, что благодать навсегда исчезла из мира. Общее староверческое представление о том, что со времен Никона "начался век Антихриста", у некоторых наиболее радикальных представителей было доведено до теоретически мыслимого предела: они учили, что Антихрист уже "телесно" царствует в мире. При этом воплощением Антихриста объявлялись не только царь и господствующая церковь, но и все законы и установления правительства, налоги, армия, деньги, паспорта, семья. Учение о телесном царстве антихриста способствовало утверждению бродяжничества и скрытничества как наиболее благочестивого образа жизни, позволяющего избежать любых форм зависимости и подневольности.
По материалам источников: Староверы в Самаре
