Приют погорельцев

В минувшую пятницу загорелся сиротский приют "Никита" под Павловским Посадом, о котором не раз писали "Известия". Пожар начался ночью. Огонь из-под кровли первой заметила 7-летняя Юля. Заколотили в дверь кельи настоятеля приюта отца Амвросия: "Вставай, батюшка, горим!" В одной рясе он выскочил на двор. Полыхал уже весь корпус, где жил настоятель, находились швейные мастерские, просфорная (хлебопекарня), трапезная (столовая) и продуктовый склад.

Слава Богу, ветер гнал пламя от корпуса, где спали дети. Правда, на корпус, где был клуб и библиотека. 22 воспитанника от пяти до 16 лет тихо, без паники вышли на улицу. Как учили на противопожарных учениях, никто не взял любимую игрушку – главное, уцелеть самим. Уже через полчаса прибыли пожарные расчеты. Детей разместили в соседнем пионерлагере, через дорогу, и под зловещие всполохи пожара они заснули до утра.

Дети из сиротского приюта "Никита", что под Павловским Посадом, видели и не такое. Что им пожар, если за свои первые годы жизни они столкнулись с такой грязью, таким насилием и болью, что не каждый взрослый вынесет? С 1992-го отец Амвросий собирал их по вокзалам и подвалам. Церковь взяла заботы о сиротах на себя – "Никита" один из немногих приютов, полностью состоящих на церковном бюджете. Но в 2006 году грянул гром.

Прокуратура попыталась закрыть "Никиту" под предлогом, что у приюта нет устава и других документов. "Известия" тогда вступились за сирот, и приют выстоял под бюрократическим гнетом.

– Против нас ополчилось столько народу! – вспоминает отец Амвросий. – И власти, и прокуратура, и даже некоторые местные жители. Лейтмотив был такой: не отдадим детей попам! А дальше-то что? Кому они нужны, подранки?

Отец Амвросий не теряет духа. В его келье хранились все документы на приют, из-за которых был сыр-бор в 2006-м. Паспорта воспитанников, бухгалтерия. От всего этого осталась горстка пепла. Он ходит по пожарищу в единственной оставшейся от пожара белой рясе (не лучшая форма на пепелище) и отдает команды добровольным помощникам.

Когда ехал в приют по тревожному звонку, думал увидеть скорбные лица и детские слезы. Но отец Амвросий улыбается. И дети вместе с ним. Уныние – страшный грех.

– А кто испугался? – громко спрашивает он ребятню.

– Только Полечка немножко, – отвечают дети.

Спальный корпус работает в обычном режиме. Дети вернулись к своим игрушкам. В холле первого этажа, где стоит теперь единственное пианино и аквариумы с рыбками, устроили походную столовую. На столе яблоки и конфеты – бери сколько хочешь.

– Продуктовый склад сгорел. Чем детей кормите? – спрашиваю настоятеля.

– Помните, как у Фурманова в "Чапаеве"? Когда командиры приходят и говорят, что нет тачанок. Это не значит, что их нет. Просто хитрые командиры хотят иметь запас. Плох тот хозяин, который не думает о черном дне. Дети сыты. Кормим их так же, как и до пожара. Кое-какие запасы остались.

Иду вместе с отцом Амвросием по черным развалинам. Пожарные уже уехали. Пожару в приюте присвоили высшую категорию сложности. Не только потому, что полыхало в полнеба. А потому что дети. Приехали машины и из Павловского Посада, и даже из Ликино-Дулево. Огонь медленно, но верно подбирался к храму. В приделе стекла полопались.

– В швейной мастерской у нас хранилась дешевая бижутерия, – вспоминает отец Амвросий. – Бусы стеклянные. Так вот, подходит ко мне один пожарный. В руках держит закопченные бусы и говорит: "Батюшка, драгоценности нашли, возьмите!". Мне эти стекляшки дороже алмазов стали.

К 9 утра огонь удалось победить.

– Здесь у нас был клуб музыкальный. На 112 посадочных мест. С современной аппаратурой. Теперь головешки, – проводит для меня экскурсию отец Амвросий. – Здесь был дом паломника. Сгорела библиотека, которую еще мой отец, священник, собирал. Более 10 тысяч томов. Были и дореволюционные издания. А вот трапезная, где и моя келья находилась. Тут и холодильное оборудование стояло, и хлебопечки. И швейные машины. Мы ведь и детские сарафанчики шили, и наволочки. Даже военную форму осилили. Сшили 40 комплектов нашей, довоенной, и 40 комплектов фашистской. Для театрализованных представлений. Мы каждый год на 22 июня вместе с местными жителями постановку разыгрываем. А вот и бессменный "немецкий командир" Алексей Соколов. Как постановку играть будем? Все же сгорело!

К нам подходит молодой парень в оранжевой майке. Он приложился к руке батюшки, а потом протянул конвертик.

– Вот мы с ребятами решили помочь. Выручку за день передаем детям. А играть в новом году обязательно будем!

У Алексея небольшая автомастерская. Он со своими ребятами не только тысячами помог. За день собрал всю сгоревшую железную кровлю и отвез на пункт сдачи лома. Деньги при мне вручил настоятелю. Пока я находился на пепелище, к батюшке то и дело подходили миряне и со словами сочувствия и поддержки вручали кто тысячу, а кто и побольше. Приехали две женщины из местного собеса. Детям привезли игрушки, а отцу Амвросию – персональную чайную чашку.

– Я ведь теперь бомж, – хитро улыбается отец Амвросий. – Сгорели и паспорт, и мои награды, как церковные, так и светские. Но главное – сгорел компьютер, где были номера наших счетов. Приезжают люди, хотят перевести помощь. А я цифры на память не знаю. Там же астрономия сплошная!

Из бывшей кельи рабочие выносят оплавленные бронзовые кресты. Все сгоревшие постройки идут под снос. От температуры потрескался фундамент. На самых трудных участках с голым торсом работают солдаты. Местная военная часть кинула клич: кто поедет помогать детям? Набралось два взвода добровольцев. Сержанту Сергею Кубатову из Ульяновска осенью домой. Он шлангом поливает все еще тлеющее сено для лошадок.

– Как не помочь ребятишкам? Они на Новый год у нас в части пьесу представляли. "12 месяцев". Я и в театре такого не видел. Они нам гостинцы присылают. Йогурты всякие.

С йогуртами интересная история. Одна известная фабрика излишки продукции с истекающим сроком реализации отдает в приют. Нет, это не значит, что молоко скисло. Просто надо быстро потребить. Но у бизнесменов есть одно условие: не дай Бог, продукция окажется на рынке! Тогда приюту придется заплатить за все поставленные йогурты. Вот и раскидывает батюшка Амвросий излишек сладостей по прихожанам и по воинским частям.

В километре от приюта столбы дыма – горят торфяники. Может, огонь под землей перекинулся на "Никиту"?

– Это исключено. Я с геологами разговаривал. Торфа под нами нет. Никаких строительных работ в трапезной не велось. Курящих среди обслуживающего персонала всего двое. Курят они за забором в специальном месте.

– А может, поджог? Ведь у вас было столько недоброжелателей...

– Ничего я сейчас сказать не могу. Пожарные ведут расследование. Но насчет врагов уточню. Все они в эту трудную для приюта минуту пришли на помощь. И власти, и силовики, и даже из Министерства соцзащиты Московской области пожаловала по московским пробкам глава ведомства Валентина Ивановна Лагункина. Приезжали и от Лужкова, и от области. И местные депутаты. Рукава засучивали и помогали завалы расчищать. Кто не может лично – своих рабочих присылают. Всего человек 50 помогают. Не считая наших шефов-военнослужащих.

Под вечер чумазые и усталые добровольцы пошли купаться в карьер. И солдаты, и депутаты. Как это водится на Руси, беда объединила и примирила. Те, кто травил приют, таскают кирпичи и метут двор.