Никогда не говори Богу тех слов, которые не оправдываются твоей жизнью

Наступил Успенский пост, и православные верующие приступили к короткому, но строгому периоду воздержания и усиленной молитвы в храме и дома. Накануне этого важного для христианина подвига корреспондент "Интерфакс-Религия" Елена Веревкина поговорила с заместителем председателя Отдела внешних церковных связей протоиереем Николаем Балашовым об истории постничества и мере его строгости, об искренности молитвы и основе христианской любви.

– Успенский пост считается строгим. Насколько мне известно, в первые века христианства миряне обычно постились три дня перед Пасхой, а все остальные посты были предписаны монашествующим. Откуда пошла традиция всеобщего строгого постничества? Насколько строгий пост Вы рекомендуете обычному верующему?

– В древнехристианской практике предпасхальный пост в разных Церквах имел очень разную продолжительность. Общим для ранних христиан скоро стал еженедельный пост в среду и пятницу. Такая практика еженедельного поста была унаследована еще из ветхозаветной религии. Мы знаем, что у фарисеев, современных Иисусу Христу, был обычай поститься два раза в неделю, только они постились во вторник и четверг. Христиане, и это зафиксировано в одном из самых ранних христианских памятников, стали поститься в среду и в пятницу – дни, которые связывают с определенными символическими воспоминаниями: в среду – предательство Христа Иудой, в пятницу – Его распятие.

Конечно, монахи постились больше мирян. Недаром и поныне желающий принять монашество на вопрос совершающего постриг: "Что пришел еси, брате, припадая к святому жертвеннику и святой дружине сей? " – отвечает: "Желая жития постнического, честный отче".

Распространение монашеской практики поста на мирян произошло в силу духовного влияния, духовного авторитета монашества в Церкви и стремления многих благочестивых мирян подражать монахам. Это хорошее и достойное похвалы стремление, но осуществлять его надо с осмотрительностью. Пост – это время воздержания. Совершенно очевидно, что практика воздержания нужна каждому христианину. Никакого продвижения в духовной жизни не может быть без способности человека сказать себе: "Я хочу, но не буду". Конкретное содержание подвига воздержания для всех может быть разным. Я знаю одну женщину, которая в какой-то период своей жизни очень любила кофе. Кофе, формально говоря, – продукт вполне растительного происхождения. Но она в пост никогда его не пила. Для нее это было большим подвигом. Она, может быть, ела какие-то другие, скоромные, виды пищи, но отказывала себе в том, что является ее особенной потребностью, в каком-то смысле, может быть, даже страстью. Думаю, что мера воздержания мирян требует пастырского подхода – разумного и учитывающего как образ жизни, так и индивидуальные способности человека.

– То есть у каждого духовника должен быть индивидуальный подход к каждому из своих прихожан?

– Это довольно идеальная картина, предполагающая положение, когда у каждого есть реальный духовник, а у духовника есть возможность довольно детально знать условия жизни и внутреннее состояние каждого из его духовных чад.

Я не уверен, что в действительности всегда так бывает. Думаю, что во многих случаях совесть человека должна быть внутренним судией тому, правильно ли он устанавливает для себя планку подобающего воздержания в постные времена. При этом, посоветоваться со священником в случае каких-либо сомнений будет правильно.

– Возможны ли интимные отношения между супругами во время поста, особенно если один из супругов неверующий и постов не признает? Ведь это тоже дополнительное искушение, особенно если пост многодневный...

– Мы имеем авторитетный совет святого апостола Павла, который в седьмой главе первого послания к коринфянам наставляет супругов: "Не уклоняйтесь друг от друга, разве по согласию, на время, для упражнения в посте и молитве". Значит, пост связан с воздержанием и в интимной жизни; но воздержание от супружеских отношений, по слову апостола, должно быть по согласию, чтобы, как он говорит, "не искушал вас сатана невоздержанием вашим". К этому согласию супругам и надо стремиться. Ведь решения, принимаемые в одностороннем порядке, могут оказаться разрушительными для отношений между ними. В одной из ектений таинства венчания мы испрашиваем вступающим в брак "единомыслия душ и телес". Какие замечательные слова!

– Как Вы считаете, возможно ли сегодня возродить общинность на среднестатистическом городском приходе, где людей настолько много, и они так часто меняются, что священник не может запомнить их имен, а у прихожан нет ни малейшего желания общаться друг с другом? Ведь люди зачастую приходят в храм за общением с верующими людьми, которых недостает в их обычном окружении, а встречают лишь некий церковный конвейер.

– Явления духа не поддаются статистическому учету и не внедряются в плановом порядке. Вместе с тем сказать, что в среднем московском приходе люди совершенно не знают друг друга, будет не совсем справедливо. Как правило, постоянные прихожане друг с другом в большей или меньшей степени общаются. Это зависит как от личных особенностей и устремлений, так и от общей атмосферы, которая создалась в том или ином храме. Такого рода внелитургическое или послелитургическое общение прихожан – это что-то, к чему их нельзя внешним образом понудить, но можно создать для этого условия.

– Но бывает так, что человек приходит в храм и не может влиться в это уже сложившееся ядро старых прихожан.

– Влиться не получается сразу, как и многое в человеческих взаимоотношениях. Чтобы просто познакомиться с человеком, а тем более, например, найти жениха или невесту, тоже требуется какое-то время, обычно это не происходит во мгновение ока. Помогают сближению людей и началу их общения (для тех, кто этого желает) иногда очень простые шаги. В храме Святой Троицы в Хорошеве, где я служу, наш настоятель – архиепископ Марк – начал в самых, как кажется, неподходящих для этого условиях: на улице, под открытым небом и при любой погоде – разливать людям чай из самовара после литургии. И вот, прихожане стали как-то общаться – те, кто этого хотят. Некоторые просто молча выпивают свою чашку и уходят. Им достаточно символического участия в таком общинном действии. А другим хочется поговорить друг с другом, они остаются и общаются. По крайней мере, создана та среда, в которой такое общение возможно. Еще лучше объединяет людей занятость общим делом. При многих храмах есть различного рода группы волонтеров, которые занимаются помощью в больницах, помогают старикам по домам, да и многое другое делают, – это самые разные виды служений. Люди, которые в них вовлечены, конечно, общаются друг с другом. Занятость общим служением – это самый лучший и самый эффективный путь к развитию межличностных отношений среди членов одного прихода. Тесные человеческие отношения никогда не будут охватывать сто процентов посетителей храма, просто потому, что среди них есть совершенно разные люди, в том числе с очень разной степенью нужды в таком общении. Некоторые из них – люди в высшей степени занятые. Для них иногда очень нелегко найти в своей жизни два часа, чтобы побыть на литургии, и не каждый раз им это удается. Есть люди, у которых сейчас дома совершенно экстремальная обстановка: тяжелая болезнь кого-то из близких или другие скорбные обстоятельства. Иногда в таких условиях человеку бывает совсем не до разговоров, не до обычного человеческого общения. Он приходит, желая общаться с Богом и находиться при этом в окружении христианской общины, то есть тоже молящихся и тоже устремленных к Богу людей. Разве это не общение? Сама литургия – это не только общение людей с Богом, но и друг с другом, проходящее в основном на невербальном уровне. Они друг другу ничего не говорят, но присутствие друг друга чувствуют. Трудно внедрить какую-то повсеместную программу развития человеческого общения. Я думаю, что надо создавать пространство, в котором такого рода общение и человеческие отношения могут возникнуть, и это порой достигается, как я сказал, очень простыми шагами. В большинстве московских храмов условия для этого в большей или меньшей степени есть. Там, где больше людей молодых, там и больше внешне проявляемого человеческого общения, просто потому, что молодые люди вообще больше склонны общаться, делиться новостями, высказывать свои мнения, иногда и просто поболтать, – больше, чем это свойственно пожилым.

– Возможна ли, по Вашему мнению, адаптация круга богослужений нашей Церкви к графику обычного работающего человека? В настоящий момент, даже если человек хочет бывать на богослужениях, он может делать это только в выходные дни. То есть церковные праздники, выпадающие на будни, проходят мимо него, поскольку он и накануне работает до шести-семи часов, а утром в восемь снова на работу. Не говоря уже о Великом посте, когда богослужения проводятся в такое время, что попасть туда работающий человек просто не может. Можно ли перестать ориентироваться на верующих пенсионного возраста и как-то исправить ситуацию?

– Это очень хороший вопрос. Конечно, график трудового времени у людей, живущих в огромном городе, тоже бывает очень разным. Опыт показывает, что далеко не все работают до шести часов вечера, некоторые освобождаются раньше, некоторые намного позже.

– С девяти до шести – обычный стандарт офисных работников...

– В таком огромном городе, как Москва, хорошо было бы иметь храмы, в которых время богослужения было бы более приспособлено для такого рода ревнителей седмичных богослужений, которые не могут попасть на службы, начинающиеся в стандартное для московских приходов время. Можно надеяться, что со временем это возникнет. Я знаю, что в ряде приходских и монастырских храмов литургию Преждеосвященных даров в дни Великого поста в сравнительно недавнее время в Москве стали совершать в вечерние часы. С точки зрения богослужебного устава, это совершенно нормальная практика. Литургия Преждеосвященных даров по уставу должна служиться вечером или, во всяком случае, во второй половине дня. Ее совершение в утренние часы представляет собой сравнительно позднюю практику и не соответствует содержанию совершающегося богослужения. Напомню, что литургия Преждеосвященных даров начинается с вечерни, в ходе которой мы поем: "Пришедше на запад солнца, видевше свет вечерний, поем Отца, Сына и Святаго Духа Бога". Так что практику вечернего ее служения надо признать правильной. Надо иметь в виду, что в Русской православной церкви она уже существовала в XX веке. Литургии Преждеосвященных даров служились в вечернее время в ряде храмов Санкт-Петербурга, в то время Ленинграда, при жизни митрополита Ленинградского и Новгородского Никодима. Насколько я помню, была такая практика и в Ленинградской духовной академии в то время, когда ее ректором был архиепископ Выборгский, ныне Святейший патриарх Кирилл. Такая практика на протяжении многих десятилетий существовала и в ряде зарубежных епархий Московского патриархата, в частности в Сурожской епархии, а также еще в некоторых епархиях Западной Европы и Америки, и по этому поводу в ноябре 1968 года было принято специальное определение Священного Синода: "Благословить в храмах Московского патриархата совершение вечером Божественной литургии Преждеосвященных даров там, где правящий архиерей сочтет это полезным". При этом было указано, что "воздержание для причащающихся от принятия пищи и пития должно быть не менее шести часов; однако воздержание перед причащением с полуночи до начала данных суток весьма похвально, и его могут держаться имеющие физическую крепость".

Вопрос о времени совершения богослужений и о том, насколько оно соответствует не только букве устава, но и самому содержанию нашего богослужения, это вопрос, который требует внимательного изучения. Я полагаю, что в рамках комиссии Межсоборного присутствия Русской православной церкви по вопросам богослужения и церковного искусства такое обсуждение, вероятно, будет иметь место, хотя у комиссии есть на повестке дня много и других важных вопросов. При этом нельзя допускать радикальных перемен революционного характера. В богослужебной жизни Церкви очень опасно что-то менять в порядке административного решения, обязательного для всех и осуществляемого в краткие сроки, даже если речь идет об изменении сравнительно новой практики, насчитывающей сто, двести, триста лет.

– Практика, которую мы сейчас имеем, имеет небольшую историю?

– Сравнительно небольшую. Наш устав указывает другое, значительно более позднее, время для совершения литургии Преждеосвященных даров и ряда других богослужений. В некоторых епархиях Русской православной церкви мне известны такие приходы, в которых есть практика совершения всенощных бдений в ночное время, после которых следует и литургия. Это иногда выручает тех ревнителей богослужения, которые накануне двунадесятого праздника не могут вовремя попасть на вечернее богослужение и утром, в самый день праздника, тоже не могут попасть на литургию, потому что им надо идти на работу. Конечно, возможность вариативности времени богослужений существует, прежде всего, для храмов в больших городах, где у человека есть возможность выбора. В селе или в небольшом городке такой возможности, как правило, не существует, и приходится приспосабливаться к среднестатистическому прихожанину.

– Вы долгое время работаете в Отделе внешних церковных связей. Насколько, по-Вашему, совместима деятельность церковного политика с полноценным пастырским служением?

– Когда я был приходским священником и слышал в выступлениях патриарха, маститых архиереев слова о том, что силы для несения трудного креста им дает совершение богослужений, то я, по правде говоря, не очень понимал, о чем это. Особенно в первый период моей священнической жизни, который пришелся на время, называемое "вторым Крещением Руси". Богослужение и было иногда тем самым трудным крестом... Я служил в Вологде, служил в Череповце. Бывали дни, когда за один день я должен был крестить 150-180 человек или должен был один успеть за сравнительно короткое время исповедовать сотню человек, среди которых было немало людей, пришедших в церковь впервые. Для меня иногда это было, простите, изнурительной работой. После одного из таких крещений я вернулся домой, и жена деликатно поинтересовалась, не пьян ли я, потому что у меня заплетался язык, и я едва мог стоять на ногах. Оказавшись же частью "церковной бюрократии", я очень хорошо стал понимать эти слова. Сейчас после тяжкой трудовой недели я всем существом своим ощущаю, что участие в богослужении действительно дает силы жить дальше. Совершение Божественной литургии – это, может быть, единственное время в моей жизни, когда я совсем-совсем не думаю о "работе". Это пространство чистого бытия, а не "функционирования". То же можно сказать о пастырстве – в той мере, в какой оно мне доступно. Непосредственное общение с людьми, непосредственное – не через документы – соприкосновение с их радостями и бедами, чувство пастырской востребованности и способности разделить самое главное в их жизни, быть рядом с ними в тот момент, когда что-то очень важное в их душе совершается, – это то, что наполняет жизнь смыслом и позволяет справляться с нагрузками в остальное время. Вместе с тем я понимаю, что мои возможности отдавать себя непосредственному общению с людьми, к сожалению, намного более ограниченные, чем мне бы того хотелось.

– Известно, что у Вас счастливая христианская семья. В чем основа Вашего семейного счастья?

– Я свою жену в первый раз увидел в храме, и дальнейшее наше с ней знакомство происходило в церковном кругу. У нас с самого начала была общность в самом главном – в вере. Это давало силы преодолевать те трудности, которые, конечно, были, потому что во многом мы люди очень разные. Думаю, что основа счастья – доверие друг к другу, готовность разделять жизнь друг друга до конца, как, скажем, разделяла ее со мной моя жена, странствуя со мной и с детьми по разным местам моей приходской службы и неся вместе со мной мое служение, – да, именно так. Преданность общему делу является основой для по-настоящему прочных отношений. В жизни супругов нет ничего, что не имело бы отношения к другому. Уверенность, что твоя печаль и твоя радость всегда будут разделенными, в какое бы время ты ни вернулся домой, – это то, что мне всегда придавало и придает жизненные силы.

– Может ли православный молодой человек выбирать девушку, руководствуясь влюбленностью, или он должен подходить к этому вопросу по критериям разума?

– У меня разумного подхода совершенно не было, была сильная любовь. Но я не знаю, "должно" ли так быть. У меня ведь не было возможности сравнивать разные "способы".

– И это чувство повело к чему-то большему...

– (Пауза.) Пытаюсь понять, можно ли так сказать. Разве зрелый человек – больше, чем ребенок? (Я, конечно, не физические размеры имею в виду.) Он другой, конечно. Не лучше и не хуже. Просто другой. Иногда люди красивее и интереснее в детстве, а иногда – в старости. Это зависит и от того, как жизнь проживешь... Другой – и вместе тот же самый. Так и в человеческих отношениях. С одной стороны, они те же самые, а с другой стороны, они меняются, преображаются, становятся более зрелыми. Но при этом ведь что-то и уходит. Это жизнь. Когда во мне зарождалось это чувство, у меня тогда вызывала крайнее негодование фраза о том, что любовь слепа. Я испытывал противоположное ощущение: вместе с любовью приходит зрячесть по отношению к жизни. Во-первых, любящий человек – если это настоящее – не обманывается в отношении того, кого любит, а просто видит в нем то, что по какой-то причине не дано увидеть другим. Во-вторых, весь мир расцвел для меня тогда, когда пришло большое чувство по отношению к одному человеку. Мне даже казалось – извините, это, может быть, просто юношеские глупости, конечно, – что я с тех пор даже в богословии стал чуть-чуть лучше разбираться.

– Церковь предписывает мирянину совершать ежедневное молитвенное правило и читать главу из Евангелия. В современных условиях выполнить это непросто. Последнее время в метро замечаю все больше сонных девушек с молитвословами, они выполняют молитвенное правило. Насколько действенна такая молитва из-под палки? Нельзя ли найти ей альтернативу? Кроме того, молитвы правила в основном написаны святыми монахами, и там есть сугубо монашеские просьбы, которые мирянину ничего хорошего не сулят...

– Какие, например?

– "Сохрани меня от восстания телесного". Как такую молитву может читать верующий муж, который хочет продолжить свой род? Для него это, вероятно, не очень актуальная просьба?

– Да, это момент, на который я тоже давно обратил внимание. Монашество оказалось духовной гвардией Православной церкви, и мирянам трудно жаловаться на то, что большая часть молитв, которыми мы любим пользоваться, составлены монахами. Это ведь, наверно, говорит о том, что сами миряне хуже молились Богу и значительно меньше сложили таких емких, духовно содержательных молитв, которые отложились бы в сокровищницу церковного благочестия. Вопрос адаптации молитвенного правила к действительному состоянию духовной жизни христианина – это серьезный вопрос. Здесь, как и в дисциплине поста, надо идти путем постепенного возрастания. Люди, которые иногда пытаются примерить на себя молитвенное правило больших подвижников, похожи на человека, который неудачно пытается надеть какую-то маску. Они не преображаются в героев духа, не превращаются от этого в людей, похожих на тех, молитве которых они подражают. Иногда даже получается какая-то карикатура. Это происходит не по злому умыслу, конечно, а по неофитской ревности.

Непреложным является то, что каждому человеку недостаточно просто спонтанно обращаться к Богу, когда он чувствует такую потребность в своем сердце. Такой опыт, конечно, есть у каждого верующего человека, когда совершенно независимо от времени суток или от чего-либо, что называется правилом, он испытывает внутреннее побуждение обращаться к Богу. Это бывает и в радости, и в печали, иногда вообще непонятно отчего, когда человек идет домой из булочной. Вместе с тем каждому христианину нужно и побуждать себя к молитве. Опыт показывает, что у людей, которые не привыкли к молитве себя регулярно побуждать, и такой радостный духовный опыт спонтанной устремленности к Богу постепенно становится очень редким. Молитва – внутренняя устремленность к Богу, силу которой человек не может произвольно регулировать, но тем не менее этой устремленности к Богу тоже надо учиться, так же, как порой людям надо учиться общаться с людьми.

Есть книга под названием "Школа молитвы", состоящая из ряда бесед митрополита Сурожского Антония. Это интересная, замечательная книга для современного человека, который открывает для себя опыт богообщения. То правило утренних и вечерних молитв, которое приведено в наших молитвенниках, имеет характер общего ориентира: какой должна быть молитва христианина. Ведь очень многие из подвижников благочестия прямо говорили о том, что молитвенное правило может, а иногда даже должно варьироваться. Об этом писал в своих письмах святитель Феофан Затворник, подобные советы давал и святитель Игнатий (Брянчанинов). Святоотеческие рекомендации XIX века говорят, что в известных случаях хорошим молитвенным правилом вместо утренних и вечерних молитв может быть многократное повторение двадцати четырех кратких молитв святого Иоанна Златоуста, которые содержатся в нашем вечернем правиле. Многократное и вдумчивое повторение каждой из этих коротких молитовок вполне может заменить собой утреннее или вечернее молитвенное правило в тех случаях, когда словами кратких молитв нам легче сосредоточиться в своем стремлении к Богу. И, конечно, есть совсем краткая Иисусова молитва: "Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного". Этих немногих слов целым поколениям святых было вполне довольно, чтобы войти в глубину беседы с Богом. Многие опытные учители духовной жизни, такие как святой праведный Иоанн Кронштадтский или Феофан Затворник, учили, что простая бесхитростная молитва своими словами бывает не менее угодна Богу, чем повторение писаных молитв из молитвослова. Другое дело, что молитвослов дает правильные духовные ориентиры. Но пользоваться ими надо ответственно. Не всякое слово ты имеешь право повторить, не всякое тебе именно сейчас подходит.

Когда я был человеком с совсем небольшим опытом пребывания в Церкви, я однажды поехал на один из самых удаленных приходов Московской области, где служил очень-очень известный теперь московский священник, тогда тоже еще совсем молодой. Я остался там ночевать на какой-то веранде, кажется. Было довольно холодно. Я укрывался теплой зимней рясой покойного священника, прежнего настоятеля этого прихода, и пользовался молитвенником, который от этого же старого батюшки остался. И вот, читая молитвы ко святому Причащению по очень изношенному молитвеннику, которым его обладатель много лет усердно пользовался, я обнаружил, что слова "якоже зриши, со слезами" в молитве святого Симеона Нового Богослова перед Причастием были взяты в жирные карандашные скобки. Батюшка, видимо, не находил себя столь наделенным слезным даром и потому считал, что будет честнее перед Богом, если он эти слова не будет произносить. Для меня тогда, в начале моего церковного пути, это стало очень хорошим уроком, который я запомнил навсегда. Никогда не говори Богу тех слов, которые не оправдываются твоей жизнью. Этот маленький случай стал для меня хорошей прививкой от лицемерия в молитве. Хотя я не могу похвалиться, что мне всегда удавалось его избежать.

А молиться в метро, по-моему, очень даже неплохо. И сонным девушкам, и не сонным. По правде говоря, для многих городских христиан это – едва ли не основное место совершения молитвенного правила. И – молиться среди людей иногда бывает даже легче. Хотя в таких случаях много удобнее, конечно, делать это без книжки, по памяти, чтобы внутренняя беседа с Богом оставалась твоей тайной.