Николай Державин: Мы – свидетели благодатных перемен

Портал "Православие и мир" продолжает серию бесед о церковной журналистике 1990-2010-х. Мы заглянем за кулисы церковной журналистики: кто и что рассказывает нам о Церкви на протяжении этих лет, как меняются отношения СМИ и Церкви, что и как писать о православии – об этом мы говорим с теми, чьи тексты и имена мы знаем уже много лет.

Идея серии бесед принадлежит публицисту Марии Свешниковой, исполнение – редактору портала Анне Даниловой.

С Николаем Ивановичем Державиным мы все знакомы заочно. Именно он – практически бессменно комментирует все трансляции рождественских и пасхальных богослужений. Благодаря его комментариям люди по всей стране и за рубежом смогли впервые открыть для себя богослужение Русской Православной Церкви. Недаром почти во всех статьях о нем говорят: "Известен в каждом доме".

Уникальная и его семья, где детей родилось одиннадцать человек, и все связали свою жизнь с Церковью.

Получить согласие Николая Ивановича на интервью оказалось делом непростым, но вот я снова я в Чистом переулке.

Николай Иванович Державин Родился 15 мая 1962 г. в с. Мало–Ишуткино Исаклинского района Куйбышевской области. В 1988 г. окончил Ленинградскую духовную академию, в 2003 г. – Российскую академию государственной службы при Президенте РФ по специальности "правовое обеспечение государственного и муниципального управления".

С 1991 г. – продюсер и комментатор телевизионных трансляций Рождественских и Пасхальных богослужений, ведущий телепрограмм "Ортодокс" и "Православная энциклопедия" (ТВЦ), автор и ведущий телевизионного цикла "Монастыри Русской Православной Церкви".

Референт Святейшего Патриарха Алексия II. Сотрудник Московской Патриархии.

– Николай Иванович, расскажите о Вашем профессиональном пути. У вас удивительная семья, все пошли по духовной линии...

– Родился я в священнической семье в 1962 году, где было 11 детей. Современнику трудно понять, что это было за время. Родителям пришлось нелегко, но они не просто подарили нам жизнь, а еще и смогли воспитать всех детей в духе исконных традиций православия, с детских лет дали возможность напитаться церковной жизнью во всей полноте. Семейный уклад жизни был полностью подчинен православному церковному календарю: если совершалось богослужение, то все от мала до велика, даже грудные дети, были в храме. Эта жизнь была очень непростой, но насыщенной и содержательной. И если что-то в моей жизни есть ценного, то истоки этого – в Церкви и в семье.

Памятны папины именины: все идем на литургию, затем служим молебен и поем "Многая лета", потом возвращаемся домой и садимся за общий большой стол. Пасха, Рождество – это особые праздники и уже само их ожидание было невероятно сильным детским переживанием. Были и трудности: мы жили во враждебно настроенном окружении, на нас смотрели как людей, которые мешают строить светлое будущее, как на непонятный пережиток прошлого, и это чувствовалось всегда.

Папа мой был человеком очень мужественным, горячо верующим, бескомпромиссным. По его благословению все дети участвовали в богослужении: пели на клиросе, мы со старшим братом помогали в алтаре: кадило подавать, со свечами выходить, а по законодательству это было запрещено. Отцу было непросто отстаивать право воспитывать нас в церковном духе. Со стоны власть предержащих порой даже звучали угрозы лишить папу и маму родительских прав, но они все равно считали, что дети должны быть воцерковленными.

Будучи сам человеком ревностным и преданным Церкви, папа и нам старался передать эти черты, воспитывая в готовности, если будет нужно, даже пострадать за веру. Мы видели пример искренней любви к Церкви и стояния за Правду Божию. Это нас закаляло и объединяло не только кровно, но и духовно, заложило фундамент взаимоотношений на всю последующую жизнь.

– Как воспринимали дети конфликт, который происходит между тем, что весь класс октябрята или пионеры, а вот ты почему-то нет?

– Мне никогда не хотелось быть пионером, участвовать в такой идеологически окрашенной жизни. Мы понимали, что есть правда Божия, есть Церковь, есть Истина, а есть люди, которые, может быть не по своей вине, оказались сбиты с истинного пути. Их ведь так тоже воспитывали, целая система работала. Между прочим, другие дети тоже тянулись к Церкви, приходили на службу, а потом в школе их ругали и говорили: как же так?! Ну ладно, они – дети священника, а вы – пионеры, как вы могли пойти на службу?!

– Все младшие Державины связали свою жизнь с церковью?

– Да, все – теперь уже многие мои племянники – служат в той или иной форме – в сане или мирянами.

– А что было главным, решающим моментом, который помог преодолеть, избежать подростковых кризисов веры?

– Ни у меня, ни у моих братьев или сестер не было такой проблемы вообще. Может быть, это связанно с тем, что мы с детства понимали, что за свою веру нужно бороться, ее нужно отстаивать. Настрой был боевой. У нас была заведена практика домашнего чтения: садились и вслух читали жития святых. Мы выросли на этих примерах.

В библиотеке, помимо классики, было немало творений святых отцов, литературы духовно-нравственного содержания, подшивка дореволюционного журнала "Нива", была и запрещенная литература, перепечатанная на машинке, мы даже сами кое-что перепечатывали и делились со своими близкими друзьями.

Под руководством мамы часто проводили спевки, разучивали новые церковные песнопения, канты и колядки, готовили Рождественские постановки, праздничные столы, выпускали стенгазету "Домашний вестник".

Папа ловил по радиоприемнику "вражьи голоса", несмотря на то, что они глушились, и мы по воскресеньям слушали митрополита Антония Сурожского из Лондона. Я помню его голос и характерную интонацию с детства. В Санкт-Петербурге, когда я уже учился в семинарии, Владыка был гостем духовных школ и я его, наконец, увидел. Подойдя к нему под благословение, не мог не сказать: "Владыка, большое спасибо, я вырос на ваших передачах".

– Как складывалась Ваша жизнь после школы?

-После школы я учился в педагогическом училище на художественно-графическом отделении, а потом уже поступил в семинарию, затем – в академию, потом был оставлен профессорским стипендиатом при академии, год преподавал "Историю Русской Православной Церкви" в Санкт-Петербургской семинарии, а потом оказался в Москве.

– В Москву вы приехали работать к Патриарху Алексию. А как вы с ним познакомились?

– В 1986 г. митрополит Алексий был назначен на Ленинградскую кафедру, я учился тогда в академии на втором курсе. Первый раз я увидел его в 1985 г., когда он, председатель учебного комитета, приезжал в Академию защищать докторскую – большую работу по истории православия в Эстонии. Защита была публичной, в актовом зале, его все слушали, затаив дыхание.

В 1986 г. владыка Алексий стал правящим архиереем Ленинградской митрополии, а меня тогда уже привлекали к работе по линии отдела внешних церковных связей. Помню очень хорошо праздник тысячелетия крещения Руси в 1988 г. – тогда же я закончил академию. Мне представилась возможность принять посильное участие в организации юбилейных торжеств, это было совершенно удивительно, все было впервые.

– И что же было таким незабываемым?

– Например, хор духовенства впервые выступал в Мариинском театре. И такие маститые протоиереи, протодьякона вышли, и как грянули в финале "Русь Святая, храни веру православную в ней же тебе утверждение"!

– Год тысячелетия Крещения Руси видимо был во многом поворотным?

– Да, конечно. Это было начало потепления в церковно-государственных отношениях. Еще было далеко до конструктивных взаимоотношений, но некие, как сейчас говорят, сигналы стали поступать. Помните, поначалу было сказано так, что тысячелетие крещения Руси – это сугубо внутрицерковное дело, а в результате получилось широкое церковно-общественное празднование и в Москве, и в Петербурге, и в Киеве и в других городах.

– Почему, если сначала решили все свести к церковному формату, потом устроили всенародное празднование?

– Я думаю, что помимо изменения отношения со стороны власти, этот добрый импульс нашел отклики в сердцах людей, которые устали от официоза, от этой лживой жизни. Включаете программу "Время" и там все лучше и лучше, показатели все выше и выше, а реальная жизнь не меняется к лучшему. А тут – глоток свежей чистой воды. Душа народная откликнулась.

90-е годы и все прошедшие 20 лет – это особый удивительный период. У Церкви появились новые возможности и надо было их использовать. Мы – свидетели и в какой-то степени участники этих благодатных перемен, происходящих и в Церкви и в обществе.

Но при всех удивительных переменах и огромной свободе, важно чтобы человек был внутренне свободен от греха, чтобы каждый смог сознательно развиваться. Возможности сегодня есть, а будут ли они использоваться? Важно, чтобы мотивация поступков у людей изменилась, чтобы, как говорит Святейший Патриарх Кирилл, норма веры стала нормой жизни.

– И тогда вы стали референтом у Патриарха?

– Будучи Митрополитом Ленинградским и Новгородским, Алексий давал мне различные поручения и, видимо с учетом этого опыта, и последовало такое предложение. Я принял с благодарностью предложение покойного Святейшего Патриарха Алексея II быть его референтом.

– Конечно, имя Н.И. Державин для всех – это, в первую очередь, прямые трансляции богослужений, расскажите, как они начинались?

– Первая трансляция была на Рождество Христово, в 1991 году, из Богоявленского кафедрального собора в Елохове, тогда он был патриаршим собором. Совершенно неожиданно для меня пришлось эту трансляцию комментировать. В конце декабря Святейший Патриарх Алексий мне сказал: "Есть возможность впервые провести прямую трансляцию Рождественского богослужения". Он дал мне номер телефона и велел позвонить по нему в ЦТ "Останкино", спросить, чем им нужно помочь, потому что они не знают порядка богослужения, не знают, как камеры в храме расставить, что можно снимать, а что нельзя.

Я позвонил, приехали люди из "Останкино", мы пообщались, поехали в Богоявленский собор, посмотрели на месте, где, что и как будет. Я показал, где горнее местное, где кафедра Патриарха, рассказал, каким чином будет совершаться богослужение. Объяснил, где и как можно поставить камеры, куда ставить дополнительный свет.

А потом возник вопрос, сколько это все будет длиться? Рождественское богослужение довольно продолжительное, около 3-4 часов: всенощная и литургия. Тогда телевизионщики сказали, что это все интересно, красиво, но зрителям может быть непонятно, что происходит: читают и поют, читают и поют, и священнослужители куда-то ходят, то в алтарь, то возвращаются в центр храма.

- Да, наверное, особенно неподготовленному человеку, смотреть это трудно...

– Возникла мысль, как было бы хорошо, если можно было бы что-то объяснить: пусть самое простое и элементарное. Сейчас происходит то и то, Патриарх здесь, а теперь он направился в алтарь, рассказать, что это означает, дать некоторые переводы наиболее важных песнопений и молитв... Я поделился своими мыслями со Святейшим Патриархом, и он ответил: "Надо им как-то помочь".

– Как вышло так, что именно вы стали ведущим трансляции?

– Я не предлагал свою кандидатуру, мне и в голову это не приходило. Сначала мы решили написать текст и дать диктору для озвучивания. Я сделал набросок текста комментария, расписав, с чего начинается богослужение, где стоит Патриарх, кто приходит, что поется. Мы в Останкино говорили с разными комментаторами, но они не взялись за это, потому что они не знали богослужение, не знали, когда можно говорить, когда нельзя, когда делать паузу. А ведь это прямой эфир, его же невозможно переозвучить и перемонтировать.

Вдруг телевизионщики говорят: "А может быть вы это сделаете?" Я ответил, что никогда не делал ничего подобного и не знаю как это делается. А звукорежиссер настаивает: "Там ничего сложного, будут наушники, микрофон, монитор". "Но я никогда этим не занимался и без благословения Патриарха не могу согласиться" – нашелся я, что сказать в ответ. Чуть позже, при разговоре с Патриархом, выслушав все мои доводы, Святейший Владыка сказал, что надо попробовать. Так все и началось.

– В какой обстановке начинались эти трансляции?

– После многих лет гонений на Церковь ее представляли в СМИ как негативное явление. Единственный просвет был в 1988 году, когда, в новостях немного рассказали про тысячелетие Крещения Руси. А до этого ни одного доброго слова о ней не было сказано ни на телевидении, ни в печати. И вдруг впервые прямая трансляция, и Патриарх служит. Это было событие. После многолетнего духовного голода, люди впервые услышали и увидели богослужение по телевизору!

– Отклик был от зрителей?

– Да, тогда много писем приходило. Я запомнил одно из них – коллективное письмо Патриарху с такими словами: "Ваше Святейшество, мы смотрели прямую трансляцию Вашего богослужения, стоя смотрели это богослужение и имели возможность соучаствовать вместе с Вами". Очень много было таких писем: "Я пожилой, я не могу пойти на службу, но я имею возможность увидеть и услышать Вас, Ваше Святейшество, и вместе с Вами участвовать в богослужении". Много было писем из-за рубежа.

Люди писали о том, что такая живая связь с Россией, с Родиной им очень важна. Потом, конечно, были придуманы новые формы, мы не просто стали вести прямые трансляции, а делали прямые включения из разных городов и даже из разных стран.

У нас был технически сложный проект "Церковь без границ": мы начинали показывать празднование Пасхи в Японии, дальше делали включения из России, а потом была Западная Европа. Затем стали делать сюжеты о смысле праздника, рассказывали о Святой Земле и иных святых местах.

– Помимо сложности исполнения это еще и очень ответственная работа...

– В эти три часа надо вместить не только сам комментарий, но и проповедь – это большая возможность миссионерского служения, это проповедь Церкви.

– Что было труднее всего в работе в эфире?

– Чувствовать огромную ответственность за каждое слово. Непростой вопрос – как найти правильный баланс, чтобы не помешать людям ощутить красоту богослужения, и в тоже время, чтобы им было все понятно.Погружаешься в это священнодействие, пытаешься смотреть глазами неподготовленного человека, возникают вопросы: а вот это что, зачем нужен трикирий или дикирий?

Казалось бы, я не раз и не два, комментировал, объяснял это, но нет, я все-таки скажу, что здесь речь идет о Святой Троице и о Богочеловечестве Иисуса Христа, Его двух ипостасях.

Прямой эфир – это, говоря церковным языком, соборное творчество – работают не только комментатор, но и операторы, и режиссер, и звукорежиссер, чтобы трансляция службы была с одной стороны динамичной, и в то же время благоговейной и торжественной. Есть такое замечательное слово "мера", вот эту меру бывает очень трудно найти и правильно применить.

– Как проходит трансляция?

– Когда после заставки я слышу в наушниках команду режиссера: "Мы в эфире, начинай", – я как будто отрешаюсь от всего, пытаюсь идти за богослужением в одном ритме, чтобы все было в гармонии. В какой-то степени этот творческий процесс осуществляется по вдохновению свыше. Трудно работать с включениями. Мне говорят: у нас такой-то город на связи, надо выходить в эфир, а я не могу остановиться на полуслове или происходит очень важный момент в богослужении.

– А самые памятные вам казусы?

– Один раз отключился звук, но я продолжал комментировать, не зная, идет мой голос в эфир или нет. Или вдруг гаснет монитор, по которому я слежу за происходящим в храме. Пришлось комментировать "вслепую" Всякие были искушения.

Как-то раз трансляция велась из Богоявленского собора. Патриарх, находящийся в это время в алтаре, должен был перед началом с богослужения обратиться со специальным поздравлением к телезрителям. А камеры нет. Я понимаю, что Патриарх стоит, ждет, а камеры нет и нет. И что делать? Я пытаюсь связаться с охраной, говорю: "Сделайте что-нибудь, Патриарху надо начинать богослужение, а он стоит и ждет оператора. У него жезл в руках, микрофон прикреплен, а выйти в эфир с приветствием невозможно".

– Чем закончилось?

– В Богоявленском соборе комментаторское место располагалось недалеко от алтаря, в приделе справа. Я выключил микрофон, быстро подошел к Патриарху, и говорю: "Ваше Святейшество, оператор с камерой не может в алтарь пройти. Надо начинать богослужение, а мы запишем обращение Ваше между всенощной и литургией". Патриарх спокойно отнесся к накладке, и сказал: "Хорошо".

Перед Литургией, он все же обратился к телезрителям с первосвятительским словом. Чтобы ни произошло, нам нужно довести трансляцию до конца вне зависимости от того, ошибся ли кто или нет, качнулась ли камера или пропал звук. Главное правило: нервничать нельзя ни в коем случае.

– А что самое радостное в этой работе?

– Самые удивительные ощущения и чувство блаженства – когда идут титры. Мы смогли, не я, мы вместе смогли это сделать в очередной раз. Состоялось. И люди это видели, и соучаствовали ...

– Иногда писатели говорят, что не могут перечитывать свои книги. А вы можете потом пересматривать записи проведенных Вами трансляций?

– Да, но это трудно, я очень критически отношусь к результату, когда просматриваю, то все время думаю: "Эх, вот тут надо было не так сделать".

– Тексты комментариев – это практически универсальный справочник по азам православия, что стало с этими текстами, можно ли их прочесть где-то?

– В Издательстве Московской Патриархии издана моя книга "Я пришел в Церковь", в основу которой положены тексты комментариев. Это не моя была инициатива, но мне казалось, что надо людям дать возможность узнать хотя бы какие-то азы.

– Интересное издание – это и энциклопедия православия, и книга, которая очень живо написана!

– В книге 10 разделов: о храме, о домашней церкви, о богослужении и вероучении, таинствах и обрядах, постах и этикете, и мне хотелось изложить веками хранимые церковные истины просто, понятно, доступно.

– Очень хочется еще отметить иллюстративный ряд книги – прекрасные фотографии... Хорошо бы, если бы книга продавалась в храмах и была бы в воскресных школах – Помимо комментирования трансляций вы участвовали в создании и вели множество передач о Церкви...

– Первой была программа "Ныне", в 90-е годы – это было предложение со стороны "Останкино" – сделать получасовую просветительскую программу. Она состояла из трех блоков: христианского, мусульманского и иудейского, было три ведущих.

Потом оказалось, что лучше делать передачу об одной религии, чтобы не было такой эклектики, путаницы у зрителей, потому что к концу передачи все смешивалось, было непонятно что из какого блока. Так в 1995 году мы стали делать отдельную передачу – "Канон". Она состояла из новостей, сюжетов, судеб людей, патриаршей хроники и еженедельного архива.

Была программа "Образ жизни", которую я тоже вел: мы выбирали интересного человека и он рассказывал о своей жизни.

Постепенно мы пришли к тому, чтобы организовать структуру по производству православных телепередач – появилось Информационное агентство Русской Православной Церкви, которое я возглавил. Это была команда единомышленников – 40 человек работало.

– Многое успевали делать?

– Одно время, это было до 1998 года, до кризиса, мы делали шесть еженедельных программ и одну ежедневную ("Православный календарь" на канале "Россия"), не считая спецпроектов, прямых трансляций, фильмов – силами только агентства. Это была не просто работа, это была группа творческих личностей, объединенных одной целью. Нужно сделать, нужно дать телезрителям возможность услышать, увидеть, понять, что, зачем, почему. Как и откуда это появилось? Почему так, а не иначе?

– И вся эта работа проделывалась без специального образования...

– Да, но и у кого нам было учиться? Приходилось искать форму телепрограмм, мы сами все придумывали, разрабатывали и воплощали в жизнь интересные идеи.

Но опять – программа – это же не один ведущий, сколько людей еще за кадром. Был цикл о ставропигиальных монастырях, снимали на Соловках и Валааме, в Москве и Подмосковье, на Святой земле и в Пюхтицах, набирали много так называемого сырого материала, потом это все отсматривали, писали сценарии, монтировали, озвучивали. Музыкальный редактор подбирал музыкальное оформление. Еженедельно у нас состоялись разборы полетов, все вместе обсуждали каждую программу, критически, нелицеприятно, говорили о том, что было сделано недостаточно хорошо.

– Наверное, самая важная из всех программ – это "Слово пастыря"...

– Программе уже 15 лет. Форматы передачи менялись, владыка Кирилл, нынешний Патриарх, не только отвечал на письма.

У нас был цикл: "По святой земле", где владыка рассказывал о всех местах Святой земли.

Был цикл: "Об истории Церкви". Мы понимали, что у нас появилась замечательная возможность свидетельствовать о Церкви и ее жизни.

– Патриарх Кирилл всегда очень убедительно выступал на самых сложных ток-шоу со сложными оппонентами..

– Да, он блестящий оратор. Способен ярко и убедительно говорить в любых аудиториях и на самые различные темы. Меня всегда поражало, как он записывал программу "Слово пастыря". Времени всегда было мало, в обрез, и надо было записать три-четыре программы по 15 минут. Он работал без дублей, программу мы писали за один раз. Феноменальное чувство времени: начинает, раскрывает тему, завершает, ставит точку, все, эфир закончился. Следующую передачу записываем.

– Но без дублей писать программу немыслимо.

– Дублей не писали никогда.

Мне кажется, что у Патриарха такая установка по жизни: "У нас нет времени ни на какие дубли, мы должны делать все, сразу и хорошо". Вот, например, запись "Слова пастыря". Ведь это не общение с человеком, лицом к лицу, глаза в глаза, не аудитория, когда выступающий видит и чувствует реакцию аудитории – только камера и все. И нужно смотреть в эту камеру и говорить ей.

Еще у Патриарха есть способность артикулировать: правильно расставлять акценты, каждое слово произносить четко и осмысленно, выделять главное, усиливать интонацию, представить тему ярко, образно и сконцентрировано. Как будто Господь диктует ему... Конечно, именно поэтому "Слово пастыря" выходит на Первом канале столько лет и имеет высокие рейтинги.

– А какие ошибки сегодня совершают те, кто снимает фильмы и передачи о православии?

– Главная ошибка – это ложное благочестие и благоговение, желание показывать все в медленном темпе и с неким придыханием. Зачем? Прошло время набора одних и тех же штампов: кадило, кропило, хор. Сколько можно? Покажите другую церковную жизнь – яркую, интересную и во многом еще неизвестную широкой зрительской аудитории.

– Один священник рассказал о таком диалоге с прихожанкой: "Вы читаете книги о православии?" – "О, я много о православии знаю, я же каждый день смотрю православный телеканал". Нет ли опасности подмены телевидением – пусть и самым лучшим – реальной церковной жизни?

– Вы правильно сказали, и это проблема до конца не разрешима. Невозможно реальную церковную литургическую жизнь подменить самой прекрасной трансляцией или чудесными фильмами. Все равно телевидение может быть только путем, по которому человеку может войти в Церковь.

Наша задача – не отучить людей от Церкви, а, наоборот, привлечь. На трансляции действительно приходили разные отзывы, иногда с упреком, что мы-де отучаем людей от необходимости идти в храм: зачем идти в храм, если включил телевизор, а там все показывают, все рассказывают, можно даже увидеть, что в алтаре происходит. Поэтому у меня есть чувство ответственности и даже определенной вины.

– Как найти этот баланс? Как не впасть в сусальность и не превратиться в светских журналистов, для которых чем хуже и жаренее, тем интереснее для зрителя.

– Я уверен, что телевидение обязательно нужно использовать как миссионерское средство. Но недостаточно только умения владеть инструментом, важно иметь внутреннее чувство, критерий, который помогает и человеку не навредить, и в то же время делать дело Божие. Автор должен даже не столько рассказывать о жизни Церкви, а показать саму жизнь.

Конечно, до конца это невозможно, потому что религиозный опыт – это личный, глубинный опыт каждого из нас. Но некие проявления можно так скомпоновать, смонтировать и подать, что у человека останется не просто приятное впечатление от увиденного, а возникнет желание задуматься о смысле жизни и пойти в церковь.

Наша задача – не подменить, а помочь человеку обрести дорогу к храму, войти в церковь и там уже жить полнокровной, насыщенной и напряженной литургической жизнью. Может быть, это до конца и неосуществимая задача. Но делать надо. Это касается не только телевидения, но и всех других СМИ.

– Какие фильмы вы считаете наиболее удачными?

– Мы делали фильм для Первого канала "Время собирать камни". Он был показан в хорошее вечернее время накануне подписания Акта о каноническом общении между Русской Православной Церковью и Русской Зарубежной Церковью. Сложная тема – русское зарубежье, но мне кажется, что нам удалось об этом рассказать интересно и правдиво. Предваряя историческое совместное богослужение в храме Христа Спасителя, запечатлевшее восстановление евхаристического общения внутри единой Поместной Русской Православной Церкви, мы смогли объяснить телезрителям, в чем смысл и значимость этого поистине исторического события.

– Трудно ли было договариваться с телеканалами о трансляциях фильмов?

– Непросто: на разных каналах по-разному относились к православной теме. Некоторые говорили, что в новостях уже сюжет показали и достаточно.

– А какие были рейтинги у программ и трансляций?

– Рейтинги были высокие, особенно прямых трансляций. В этом году на НТВ у трансляции сошествия Благодатного огня рейтинг был особенно высок. Для людей телевизионных, это очень важный показатель, потому что рейтинг говорит о качестве программ и интересе к ним телезрителей.

– Колоссальное количество людей смотрело трансляцию отпевания Святейшего Патриарха Алексия.

– Это вообще особый случай. Мне пришлось комментировать само отпевание, я никогда не забуду то море людей, которые столько дней шли ко гробу поклониться. Люди самые разные – разных политических взглядов, убеждений, даже разных вероисповеданий, шли, потому что хоронили отца... Мне было иногда трудно комментировать, хотя я понимал, что должен сказать...

– И трансляция интронизации Патриарха Кирилла тоже была большим телесобытием?

– Трансляция была яркая и знаменательная. Вот он входит в храм, он еще митрополит, а выходит из храма – Патриарх. Незабываем момент восхождения на престол, чтение особой молитвы, провозглашение "Аксиос!", рождение Предстоятеля Церкви. Очень сильное переживание. Это не просто некая последовательность событий, а мистический акт.

Сегодня накоплен большой опыт сотрудничества со светскими СМИ, достаточно продолжительный и очень хорошо, что сейчас есть Синодальный информационный отдел Русской Православной Церкви, который, с одной стороны, формирует повестку дня, с другой – решает стратегические задачи. Патриарх Кирилл прекрасно понимает, что СМИ – это большие возможности и очень эффективно их использует.

– А как вы относитесь к участию священника в ток-шоу?

– Мне кажется, важно понимать контекст. Ток-шоу ток-шоу рознь. Если есть возможность свидетельства о Церкви, о правде Божией, о Христе, то я бы отнесся положительно. Другое дело, скажем, есть такие ток-шоу, где, не то что церковные, обычные представления о такте попираются. Не секрет, что на некоторых ток-шоу вообще никого невозможно услышать. Это превращается в какой-то общий шум, всплеск эмоций и ругань. Выступление представителей Церкви по телевидению не всегда удачно. Либо формат не тот, либо контекст, либо не так монтируют.

Бывает, самое важное, что сказал священнослужитель – вырезается, а берется что-то второстепенное, и повлиять на это невозможно. В этом смысле лучше прямой эфир, чем программа в записи. Иногда из выступления остаются какие-то обрывки и кроме недоумения, это ничего не вызывает. Человек не виноват, в том, что в результате монтажа осталось что-то невнятное.

Я возлагаю большие надежды на Синодальный информационный отдел РПЦ, и мне кажется, можно было бы сейчас многое сделать силами людей-профессионалов, по-настоящему воцерковленных.

Нам не следует тиражировать только православный лубок: юбки до пят, платочки, хороводы, куличи и яйца. Церковь же не этнографический музей. Нужно говорить о сути веры, о ее созидающей, жизнеутверждающей и преображающей силе. С другой стороны, необходимо использовать возможности, которые предоставляются обществом. И если есть интерес к мнению Церкви, то отвечать на него надо.

Конечно, я боюсь, чтобы участие священнослужителей не превратилось в такой дежурный набор ток-шоу – позвать и тех, и этих и священников. Каждый раз нужно обговаривать, кто будет, что за тема передачи, какая цель.

Нужно свидетельствовать словом. Но какова мера ответственности за каждое слово! В Евангелии сказано: "За всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда" (Мф. 12, 36)". А здесь слово, сила которого увеличивается в миллионы раз. Как оно отзовется в сердцах телезрителей?

– Совсем отказаться от рассказа об обрядах?

– Нет, мы никогда не уйдем от обрядовой стороны. Обряд – это средство выражения религиозного чувства. Важно проникнутся тем, что обряжается. В чем суть веры, что это чувство дает человеку, как оно влияет на его образ жизни, на его мысли, на его мировосприятие, отношение к людям – вот что является главным. Гармонично сопрягая и то и другое, можно достичь результата и результата благодатного!

– Спасибо большое Вам за рассказ!