Игумен Всеволод (Варющенко): "Для меня община – это сложно"

14 октября – престольный праздник храма Василия Блаженного, или собора Покрова "что на Рву". Храм был построен при Иоанне Грозном в честь взятия Казани. В 1936 году рассматривался проект его уничтожения, чтобы не мешал проведению парадов и автомобильному движению, но памятник архитектуры удалось спасти. Первое после закрытия богослужение состоялось 14 октября 1992 года, с 1997 стали возобновились регулярные воскресные литургии. Сегодня Покровский собор относится к храмам Патриаршего Подворья в Зарядье в Китай-городе. О приходской жизни рассказывает игумен Всеволод (Варющенко), служащий в соборе по благословению святейшего патриарха

– Отец Всеволод, как давно Вы служите в храме Василия Блаженного?

– Первая служба состоялась в 1991 году, и какое-то время службы проходили только по большим праздникам. Регулярные воскресные богослужения совершаются с 1997 года. А я служу с июля 1999.

– Храм – филиал Государственного исторического музея. Как договаривались о служении литургии?

– Это все происходило не при мне, раньше. В церковном плане храм Василия Блаженного относится к Патриаршему подворью в Зарядье в Китай-городе, в которое входят все храмы на Варварке и в Зарядье. Службы в храме Покрова на рву, как и в соборах Кремля совершаются согласно договору 1992 года между Московской Патриархией и Министерством культуры.

Священники подворья назначаются сюда настоятелем. Например, я сюда "командирован" уже 11 лет. Бывает, правда, меня кто-то заменяет, если заболеваю. Раньше-то храм был нетопленый, холодно! Сейчас вот три года как топят.

– И как же Вы служили зимой?

– У нас вода замерзала, поэтому ничего нельзя было оставлять. В Чашу приходилось наливать очень много крутого кипятка, чтобы она не замерзала после молебна, который служим после литургии. Агнец иногда примерзал к дискосу. На литургиях мы стояли закутанные и тряслись от холода...

– Ничего себе! 11 лет служения – это довольно много. За то время в храме сложилась своя община?

– Я бы не сказал, что возникла какая-то отдельная община. Все-таки мы себя осознаем единым целым с общиной Патриаршего Подворья в Зарядье. Вот сегодня у меня на литургии исповедовалось 2 человека, а причащалось – 6 или 7: это те, кто исповедовался на вечерней службе на подворье. Но вообще эта цифра – не показатель. Обычно самое меньшее у нас бывает 10-12 причастников, в посты доходит до 30. Просто сегодня многие былина литургии в Кремле. Дело в том, что наше подворье ко всему прочему обеспечивает службы в кремлевских соборах, и, по возможности, наши прихожане стараются бывать и там.

– Вы стараетесь объединить людей в общину?

– Погони за тем, чтобы было какое-то определенное количество прихожан, нет. Все происходит как-то само собой. Община у нас давнишняя, с начала 90-х годов, начал ее собирать покойный отец Иосиф (Шапошников), необыкновенный, очень открытый человек.

Было много случаев, когда закоренелые атеисты перед смертью раскаивались, что-то такое у них в душе происходило – но они не хотели никому исповедоваться, а когда видели отца Иосифа, сразу чувствовали к нему какое-то расположение и начинался разговор а потом и исповедь.

Тогда на подворье пришло много людей, и сейчас эта община продолжает существовать и пополняется новыми людьми.

Нынешний настоятель, отец Вячеслав Шестаков, стремится объединять людей и через литургическую жизнь. Район наш вроде бы неудобный для общинной жизни, самый центр Москвы, жилых домов практически нет, людям приходится приезжать издалека. Но зато есть большое количество учреждений и по вечерам после работы у их сотрудников есть возможность зайти в храм. Настоятель старается это использовать и не считает большой нагрузкой проводить особые службы по вечерам. В будни литургию мы стараемся служить пораньше. Чтобы прихожане могли помолиться в храме или причаститься до работы. А вот по вечерам проводим молебны, акафисты. Например, великомученице Варваре в Варваринском храме или святому Георгию в храме Георгия Победоносца, Петру и Февронии. Молимся у недавно обретенной "Казанской" иконы, простреленной пулями. Приходящим раздают текст молебна – и в храме начинается всенародное пение, совместная молитва. Всем храмом поем и панихиды. Получается очень живая атмосфера. А после настоятель или служащий священник остается ответить на вопросы прихожан или проводит какую-то краткую тематическую беседу.

Люди приходят, им нравится, потом смотрим – они приводят еще кого-то.

На Пасху и Рождество после ночной службы вместе разговляемся, в эти дни особенно чувствуется единство общины. И в обычное воскресенье в трапезной после литургии многие остаются, делятся впечатлениям. Есть у нас и воскресная школа для взрослых. Желающие изучают церковное пение, основы аскетики, литургики, церковнославянского языка. Теперь на всенощном бдении не только хор, но и прихожане вместе поют Честнейшую, Великое славословие. А дети готовятся пропеть нам литургию.

– Что такое эта община для Вас?

– Для меня община – это сложно. Я монах и в монастыре жил, уже 22 года как пострижен в Академии, в Лавре, и без нее уже не могу. Конечно, для меня родной дом – там, и в Москву я приезжаю в основном на службу. Но, конечно, за одиннадцать лет и прихожане стали близкими (вообще-то для священника каждый приходящий на исповедь, каждый, кто нуждается в молитвенной поддержке – уже родной). Чувствуется общая молитва прихожан и друг за друга, и за нас, священников. Иногда ясам прошу прихожан перед литургией особо помолиться о ком-то из них, кто в беде. Но в общине у нас сложились очень хорошие, доверительные отношения между клириками, перед литургией всегда стараемся поисповедаться друг у друга . И так интересно получилось: с отцом Ярославом Шиповым, одним из наших священников, мы были знакомы еще до моего монашества, когда приезжали в Лавру исповедоваться у одного духовника. Потом наши пути разошлись, он служил в Вологодской епархии – и вот теперь мы встретились здесь.

– Тяжело служить в храме, который одновременно является музеем?

– Трудновато. Тут ты сам себе не хозяин, и единственная разрешенная треба – молебен блаженному Василию, который служим каждое воскресенье после литургии. И если хотим отслужить какой-то другой молебен, это надо согласовывать с музеем – или уходить ради этого в один из наших храмов на Варварке.

Есть и другие вещи. Например, на Царских Вратах не хватает икон. Сами мы бы договорились через иконописную школу и написали бы близкие по стилю иконы – но музей не разрешает. А вот представьте: праздник, приезжает архиерей или патриарх, Малый вход, он подходит к Вратам – и полагается целовать иконы. А икон нет!

– И как выходите из этого положения?

– Например, когда приезжал служить святейший патриарх Алексий, он смирялся и кланялся тому месту, где были иконы. Владыка Арсений – то же самое. Но каждый раз и мы смущаемся, и служащий... Хотя у нас отношения с музеем неплохие. Но, видимо, у него есть свои правила и соображения.

– Храм Василия Блаженного начинает работать как музей в 11 утра, то есть первые посетители входят как раз во время евхаристического канона...

– О да, как раз на Великом входе начинают входить "оглашенные" (смеется). Да, с музеем у нас бывает интересно. Перед службой я все-таки храм кроплю, потому что музейные работники по служебной необходимости в алтарь иногда заходят, что-то ремонтируют.

– А туристы?

В алтаре

– Нет, посетителям алтари музейных храмов недоступны, но после службы туристы, – преимущественно иностранцы, – так и норовят поглядеть, что там – за маленькой дверью.

– Хочется, чтобы их вообще не было?

– Не сказал бы, потому что это тоже не просто так. Среди них есть и православные, и они удивляются, когда узнают, что здесь проводятся службы, это для них такое открытие. Многие просят благословения. И вообще у нас бывает много новых людей, так что, хотя у нас и есть постоянная община, примерно половина стоящих на литургии – люди, которых я еще не знаю.

С одной стороны – это те, кто приходят, чтобы посмотреть, наверное, самый "растиражированный" в рекламе московский храм. Но было немало случаев, когда блаженный Василий являлся людям и говорил: "Приезжай ко мне в Москву". И люди ехали из Сибири, из каких-то дальних городов.

Еще одна категория – те, кто находится в Москве на серьезном лечении. Перед сложными операциями, часто связанными с онкологией, люди приезжают именно сюда, хотя в Москве, рядом с больницами, есть много храмов. Так что часто наши причастники – это вот эти пациенты, взрослые, дети. Один мальчик, помню, приезжал несколько раз подряд.

И порой приходится причащать людей малоподготовленных, прежде не исповедавшихся. У нас неудобное время для службы и только один священник – и служит, и исповедует. Конечно, не хочется затягивать службу из-за исповеди, но бывает, что человек пришел – и нужно его выслушать, что-то подсказать, спросить, чтобы душа очистилась перед причастием перед таким серьезным шагом, как операция.

И слава Богу, что люди приходят. Это обременительно, но я все-таки этому радуюсь.

– Нет ли разговоров о том, чтобы передать храм Василия Блаженного Церкви?

– Есть, и даже вот сегодня билетерша спрашивала, нет ли каких-то новостей на эту тему. Это непростой процесс, и мне вспоминается, как Церкви передавали Ризницу Троице-Сергиевой Лавры. Я давно был знаком с некоторыми сотрудниками музея. Они очень переживали, но сейчас большинство ученых и хранителей остались на тех же местах, хотя Лавра и перестала быть музеем.