Рассказы о предстоятелях Старообрядческой Церкви послевоенного периода. Памяти Р.И.Хрусталева. Часть 1

Смерть Ромила Ивановича меня потрясла. Я очень любил этого высококультурного, интеллигентного, исключительно тактичного, глубоко воцерковленного человека.

В 40-й день со дня его смерти с группой прихожан побывал на его могиле на Рогожском кладбище. Нахлынули воспоминания о наших встречах и беседах...

Первый раз р. Б. Ромила я увидел на Рогожском в праздник свв. жен-мироносиц в 1986 году. Гостем старообрядческой архиепископии был тогда епископ Киприан из Румынии. После нескольких десятилетий отсутствия официальных контактов между двумя братскими Старообрядческими Церквами возобновилось общение. Ромил Иванович тогда только заступил на должность председателя приходского совета Рогожской общины. В то первое общение запомнилось большое тепло, исходящее от этого человека, его скромность и обходительность.

Вскоре после того, как владыка Алимпий был избран на архиепископскую кафедру, он был участником миротворческой конференции. Сопровождал новоизбранного архиепископа Ромил Иванович. Помню, идет по коридорам широкой поступью владыка, в руках у него большой посох с мощным набалдашником, за ним семенит и что-то настойчиво внушает тогдашний куратор старообрядцев по линии Совета по делам религий Подшибякин В.М. На конференции Ромил Иванович, сидя рядом с архиепископом Алимпием, держал его посох. В какой-то момент ему нужно было выйти с владыкой, и Ромил Иванович после заметного колебания, не очень решительно попросил меня подержать архиерейский посох. Помню, с каким волнением я, тогда иеродиакон, какое-то время держал посох предстоятеля Старообрядческой Церкви.

Чувствовалось, что владыке Алимпию непривычно после нижегородского затвора быть в гуще событий. Он несколько затравленно смотрел на все. Объявили перерыв, прошел важно, не реагируя на нового старообрядческого архиепископа, один из членов Синода. Я подошел к владыке поговорить, меня ободрила его улыбка, когда он еще входил в зал. Наблюдаю такую сцену. Увидев владыку Алимпия на значительном расстоянии, митрополит Минский Филарет, раскрыв широко руки, пошел в его сторону. Старообрядческий архиепископ сразу как-то стушевался. Митрополит подошел к нему, обхватил его за плечи, посмотрел с обеих сторон и стал лобызаться. А лобызание такое, новообрядное – касание бород. Потом Филарет говорит: "Владыка, приезжайте к нам на годичный акт в духовную академию на Покров". Алимпий молчит, съежился, а Ромил Иванович за него: "У нас престольный праздник кафедрального собора на Покров, владыка не может". А Филарет своим таким протяжным внушительным голосом: "А владыка Иосиф мог, приезжал к нам на годичный акт в духовную академию".

Когда я напомнил об этом Ромилу Ивановичу, он сказал: "Вы, отец Кирилл, мне сейчас напомнили канву отношений между старообрядческой иерархией и архиереями РПЦ. Владыка Флавиан был доступным к таким общениям, и владыка Иосиф тоже, но владыка Алимпий – он не был таким активным, не инициировал такие встречи, но коль скоро они каким-то образом происходили, он, тем не менее, общался. Вам запомнилось одно, а мне запомнилась встреча в Троице-Сергиевой лавре, тоже это было связано с какой-то международной встречей. Владыка Алимпий впервые тогда выступил. Доклад, естественно, ему составили, он его читал. Сам владыка Алимпий не практиковал речь устную от себя, он как-то тушевался, боялся, может быть, что-то не то сказать. Во всяком случае, он всегда просил готовить ему выступление. Патриарх Пимен был уже в ветхом состоянии, и я припоминаю, когда владыка Алимпий читал доклад, Патриарх на него посмотрел, снял свои большие очки и достаточно громко спросил: "Кто это?" Я не помню уже, кто ему объяснил, что это новый архиепископ старообрядческий, и он так: "Да, да, хорошо, хорошо". Можно сказать, одобрительно отреагировал".

Моя давняя мечта –услышать живые голоса наших братьев-старообрядцев, а именно рассказ очевидцев, тех кто знал, общался, встречался, помогал, был сотрудником глав Старообрядческой Церкви, сначала архиепископов, потом митрополитов.

Ромил Иванович Хрусталев, многолетний референт старообрядческой митрополии, являлся ветераном, и жизнь Старообрядческой Церкви послевоенного времени проходила на его глазах. Я только родился, а он уже был в гуще событий. Конечно, мы кое-что знаем о том, что в начале века во главе Старообрядческой архиепископии был владыка Иоанн (Картушин). Он из Донских казаков, я видел его фотографии вначале в резиденции архиепископа, а потом уже в трапезной в Рождественском храме. Знаем о том, что в годы Первой Мировой войны находился несколько лет у нас в России митрополит Белокриницкий Макарий. Потом, естественно, гонения очень сильно коснулись старообрядцев, может быть, даже более других. Знаем такую личность, как архиепископ Мелетий. Послевоенные годы: Иринарх, Флавиан, Иосиф, Никодим, Алимпий. Одним словом, было о чем поговорить с Ромилом Ивановичем. Чем привлекают эти личности? Тем, что эти самородки, которые с Божией помощью как-то существовали в условиях советской действительности, сохраняя свои корни, свое русское естество, облик, были подвижниками, аскетами. Разные дары были у них, разные подходы, может быть, но в целом они отличались верностью нашему церковному наследию, устроению, отличались строгостью к себе, строгостью к Богослужению, каждый имел свою специфику, какие-то яркие самобытные черты. Кое-что мы знаем о них по прессе, по визуальному наблюдению, по редким соприкосновениям – я имею в виду последних из них, главным образом, покойного владыку Алимпия. А более обширные сведения интересно было узнать от тех, кто более плотно соприкасался с ними, наблюдал их и в быту, и в Богослужении и т. д.

И вот, ровно три года назад три часа подряд в трапезной нашего храма состоялся рассказ Ромила Ивановича на эту тему.

Начал он свой рассказ с архиепископа Флавиана, возглавлявшего Старообрядческую Церковь с 1952 по 1961год. Был он уроженцем пос. Городище (это в Перевальском районе Луганской области – на моей малой родине).

"В 1905 году архиепископ Иоанн поставил его в диаконы к местному храму. Через пять лет рукоположил во священники к этому же храму. В 1937 году владыка Викентий, местоблюститель архиепископской кафедры, возвел его в сан протоиерея. 1945 году он принимает монашеский постриг и рукополагается во епископы. После смерти архиепископа Иринарха был избран архиепископом. Умер в 1961 году на 84-м году жизни. Очень любил порядок при Богослужении. Мне запомнилось, рассказывал Ромил Иванович, что если архиепископ стоял у престола, то никто не имел права сидеть или разговаривать, все тоже пребывали в молитве, и если он садился отдыхать, это не значило, что священники могли отойти от престола. Будучи пономарем, я подавал кадило, и это тоже было регламентировано – протодиакон следил за кадилом, и я не входил в алтарь. Некоторые моменты его служения очень памятны, глубоко запали в душу. Его облик, отношение к людям, совершение им богослужений. Я застал тот момент, когда был он уже в немощи, хотя он был коренастый, достаточно крепко телосложения.

Владыка был казачьего сословия, из донских казаков. Человек он был очень волевой. Обладал очень интересным голосом – у него была своеобразная греческая погласица чтения Евангелия – это запомнилось на всю жизнь. Сейчас у нас Евангелие никто так не читает, сколько я ни бывал в различных епархиях и приходах юга Украины и России. Погласица эта, как мне кажется, пришла из глубины веков. Я пытался ее воспроизвести, но она очень сложно воспроизводится из – за того, что времени прошло достаточно много, но, тем не менее, она очень интересная, своеобразная, как-бы рассказывающая и в то же время, раскрывающая смысл и содержание прочитанного, делающая какие-то акценты, ударения на тех или иных словах, которым владыка хотел придать значение.

Кроме того, владыка Флавиан был очень грамотным, начитанным. В журнале "Церковь" – периодическом нашем издании до 1918 года – он очень часто публиковался, писал на различные темы: проповеди, толкование псалмов, вопросы быта. Судя даже по этим публикациям, я чувствовал, что он всегда был в центре жизни общины и вообще, община Городища, помнится мне, всегда была очень представительной, всегда была очень большой.

Владыка Флавиан на моей памяти служил вечером не полностью, он был в преклонном возрасте, это не позволяло ему служить полную службу. Та Рогожская слобода, которая была в 50-е – 60-е годы, это не то, что сейчас, она была очень населена людьми неверующими, скажем так, потому что 60-е годы очень серьезно повлияли на народонаселение Рогожской слободы. Очень много людей было подвергнуто гонениям, и уже дома здесь населяли люди пришлые, приезжие. Это уже не те старообрядческие поселения, которые изначально были.

Владыка приезжал всегда на машине, потому что расстояние между резиденцией архиепископа и храмом было значительным, и время было такое, что ходить было небезопасно. Меня посылали, и я говорил: "Владыка, уже читают кафизмы", и владыка был готов к определенному времени, а я, будучи мальчиком, провожал его. Если угодно, я был маленьким иподиаконом. Вообще, архиепископия тогда представляла собой очень небольшое учреждение. Монашки пекли просфоры, это было отдельно. Был секретарь у митрополита, протоиерей отец Василий, он же был и настоятелем собора. Был ответственный секретарь по светским делам – Абрикосов Кирилл Александрович, и было два монаха, один готовил, а другой был просто в услужении. Меня посылали всегда, чтобы я приглашал владыку на службу, и я это запомнил. В мои обязанности после службы входили и проводы владыки.

У владыки Флавиана было много болезней, я не знаю, с чем это связано. Наверно, это болезни священников. Он 56(!) лет прослужил в священном сане, это для священнослужителя достаточно большое время. Владыка очень сильно мучился болями в суставах. Врачи ему рекомендовали ноги держать в тепле, и он ходил в унтах, меховых сапогах. Лето было или зима, он ходил в сапогах, выложенных мехом внутри. Когда он приходил в свою келью, я снимал эти сапоги, он всегда говорил: "Ромильчик, мне бы сейчас ноги продать на что-нибудь холодное". Эти слова запомнились на всю жизнь, такие простые, обыденные, житейские, он не мог их не говорить, потому что у него, очевидно, ноги горели или от боли или от усталости.

По праздникам в соборе собиралось очень много народа, и владыка всегда имел обыкновение говорить проповеди. Говорил он негромко, но когда начинал говорить, народ мгновенно утихал, и была такая напряженная тишина. Говорил он недолго, после него говорил настоятель отец Василий. Отец Василий – это тоже человек известный в нашей среде. Я хочу подчеркнуть, что это были люди большого духовного подвига, большого духовного богатства, это люди, которые положили в основу жизнь для Бога, для Христа, для Церкви, и это делало их такими могучими. Кстати, о. Василия я вспомнил неспроста. Он умер вслед за архиепископом Флавианом в 1962 году, а настоятелем Покровского кафедрального собора был с 1925 г. по 1962 г. Это была эпоха, когда церкви закрывали, невозможно было устоять перед натиском властей. Все это сопровождалось большим напряжением. Великая заслуга о. Василия была в том, что он отстоял Покровский собор. Будучи председателем общины, я в документах раскопал такой интересный документ – постановление Моссовета об экспроприации церковных ценностей, о закрытии Покровского кафедрального собора. Он предназначался как клуб для завода, который там был рядом, сейчас там "Станколиния", а раньше был механический завод. Но это не состоялось. Я это говорю по устным преданиям – сам слышал от родителей и старших, которых сейчас уже нет в живых о том, что помогли Рябушинские. Живя во Франции, они занимали там определенное положение, один из братьев Рябушинских был академиком Национальной академии Франции. Кто-то был атташе по вопросам культуры из русских эмигрантов. Короче говоря, благодаря вмешательству французского посольства храм не был закрыт. Было такое время, 30-е годы, когда в этот громадный собор ходило всего лишь несколько человек. Представляете, какая была эпоха.

Что еще памятно из жизни владыки Флавиана? Он очень любил гостей. Проводив их, часто оставлял меня за трапезой, мне было 13 лет. Я не участвовал в трапезе, а помогал принимать гостей. Припоминаю, что были гости из Городища, из Донской и Кавказской епархии, которой он руководил шесть лет до своего возведения в архиепископы. Это запомнилось потому, что, извините за нескромность, в то время были определенные проблемы с продуктами. Я вспоминаю обилие фруктов, привозимых с юга. Каждый, кто приезжал, привозил, естественно, какие-то гостинцы, подарки архиепископу. Почему-то это очень запомнилось.

Последние годы жизни Владыки были для Церкви напряженными в том плане, что он уже полгода примерно до своей смерти не служил, потому что отказали ноги. Он часто лежал. Иногда вставал и приходил на службу – ненадолго, потому что не мог ни стоять, ни сидеть, болезнь была тяжелой. В моей памяти его образ остался очень светлым, и в то же время твердым и очень ярким. Я уже рос в другую эпоху, в эпоху архиепископа Иосифа, который был из Нижнего Новгорода. Это был другой человек. А владыка Флавиан был человек более твердый, жесткий – и в тоже время гостеприимный, отзывчивый. Помнятся те многочисленные паломники, которых он принимал, беседовал с ними.

Себя я помню несущим дикирии, их в этом случае несут диаконы, не знаю, почему я их нес вместе с протодиаконом Александром, будущим настоятелем нашего храма, в схиме Амфилохием. Он был тогда в цветущем возрасте, ему было лет 30.

Почему я все это запомнил достаточно ясно – в это время, на момент смерти владыки Флавиана, мне исполнилось почти 14 лет. Это было глубокой осенью, и к этому времени я прочитал всю Библию. Для меня это было каким-то критерием или точкой отсчета, скажем так. Я это хорошо запомнил, потому что с этого момента стал ощущать себя в этой жизни осмысленно, ответственно и, как я считал, стал понимать жизнь, как она описана в Библии, в Священном Писании. Я бы так сказал – это сформировало мою дальнейшую жизнь в Церкви, дальнейшее служение и пребывание в ней и, вообще, дальнейшее осмысление жизни. Так что, эти два события косвенно связаны: смерть владыки Флавиана и то, что к этому времени я прочел Библию. Как сейчас помню, исписал я пять тетрадок, то есть, я читал – и что мне было непонятно, что я должен был спросить у своего духовника, я записывал. Или какие-то мысли, которые меня поражали, которые меня подвигали к дальнейшим расспросам – я все записывал. Из всех тетрадок, кажется, одна осталась. Куда остальные делись – житейское море...

Как правило, в соответствии с каноническими правом, после смерти первосвятителя проходит 40 дней, потом созывается Собор, очевидно, так это и было, потому что в этом же году был избран архиепископ Иосиф.