Уроки русской катастрофы

Годовщина большевистского переворота вновь ставит нас перед вопросом, как и почему страна оказалась ввернута в хаос братоубийства, завершившийся неслыханной в истории тиранией.

Вопрос о том, какие именно внутренние слабости Российской Империи привели к тому, что она обрушилась таким катастрофическим образом, где недоглядело государство, где – Церковь, вполне уместен; точно также уместен вопрос, какие именно слабости Веймарской Республики привели к победе национал-социалистов. Но это никак объясняет феномена большевизма как такового – мы можем, например, предполагать, что плохое состояние гигиены в средневековых городах много способствовало распространению черной смерти, но это не объясняет ее причины – в городах эпохи промышленной революции с гигиеной и скученностью было не лучше, а вот чумы не было.

Хотя сам большевизм настаивал на том, что "бытие определяет сознание", он, устами Ленина, озвучил и более правдоподобный тезис – "идея становится материальной силой, когда она овладевает массами". Что это были за идеи, и почему их овладение массами привело к таким опустошениям? Что уникального, по сравнению с другими мировоззрениями, мы можем обнаружить в большевизме?

Прежде всего, большевизм отличала неукротимая враждебность к любому богопочитанию; в наше время эту его особенность пытаются как-то заретушировать некоторые ревизионисты, одни – пытаясь совместить ностальгию по СССР с Православием, другие – пытаясь избавить атеизм от компрометирующей связи с преступлениями большевиков. Тем не менее, эта враждебность была настолько центральной, фундаментальной особенностью большевизма, что никому не под силу тот объем редакторской работы, который понадобилось бы совершить, чтобы уничтожить все свидетельства этого.

Причем речь шла не только о враждебности к Русской Православной Церкви как к опоре старого режима, а о враждебности к любой форме религии вообще.

В чем корни этой враждебности? Они лежат там же, где и корни всех вообще бедствий, пережитых нашей страной в ХХ веке – в определенной картине вселенной и истории, картине, в немалой степени восходящей к эпохе Просвещения и Великой Французской Революции. Просвещение было очень сложным явлением, включавшим довольно разные взгляды, но одним из этих взглядов было представление о прогрессе как постепенном уходе от мира, где сознание людей определяется традициями, религией и национальной культурой, к миру, где жизнь людей определяет разум. Главная драма истории виделась как драма борьбы сил прогресса, которые несут людям лучшую жизнь, с силами реакции, которые воплощены в традиции и религии.

Поскольку все человеческие несчастья – войны, несправедливость, бедность – как предполагалось, были порождены именно силами прошлого – традицией и религией, а избавление от них обещало водворение невыразимо прекрасного царства разума, любые, сколько угодно кровавые меры представлялись оправданными. Как говорит Мальчиш-Кибальчиш в советском мультфильме, там, за дымом да за пожарами, жизнь светлая-светлая.

Мысль о том, что можно оправдывать мучения и смерть людей здесь и сейчас тем, что в когда-то потом, в некоем гипотетическом светлом будущем, некие другие люди будут жить очень хорошо, может показаться дикой – но она была в самой основе большевистского мировоззрения. Дело в том, что вера в уникальность и ценность каждой человеческой личности, была усвоена русской (и, шире, европейкой) цивилизацией из Евангелия: "Смотрите, не презирайте ни одного из малых сих; ибо говорю вам, что Ангелы их на небесах всегда видят лице Отца Моего Небесного. (Матф.18:10)". Большевизм же являл собой последовательное восстание против христианской цивилизации.

"Eдиницa!/Кому она нужна?!/Голос единицы/тоньше писка. Кто ее услышит?/Разве жена!/И то если не на базаре, а близко" – писал пролетарский поэт. Трагедии "малых сил", которых перемалывали жернова "исторической необходимости" не значили ничего. Атеизм, громко и гордо провозглашаемый большевиками, отрицал и личное бессмертие, и загробный суд; большевики были уверены, что их жертвы никогда не встанут из расстрельных рвов, чтобы обвинить своих убийц.

Но нередко люди во многом тех же – прогрессистских и атеистических – убеждений стремятся отмежеваться от преступлений большевиков и сделать вид, что причиной всего этого бедствия явился не атеизм, а что-то другое. Однако это именно атеизм – и почему это так, прекрасно сформулировал один очень известный современный атеистический философ, Питер Сингер. В статье "Когда убить – правильно", опубликованной на сайте "Британского совета за секулярный гуманизм", он пишет: "Любая дискуссия о добровольной эвтаназии должна начинаться с вопроса, может ли убийство невинного человека быть правильным поступком. Те, кто полагают, что это ни в коем случае не правильно, опираются в наибольшей степени на религиозные доктрины, которые утверждают, что только люди созданы по образу Божию, что только люди обладают бессмертной душой, или что Бог даровал нам власть над животными – подразумевая, что мы можем убивать их, если захотим – но оставил за Собой власть на человеческими существами. Отвергните эти идеи, и Вам станет трудно помыслить о каких-то морально значимых свойствах, которые отличают людей с тяжелыми повреждениями мозга или другими серьезными умственными дефектами от других животных подобного ментального уровня. Почему же тогда то обстоятельство, что данное существо принадлежит к одному с нами виду, делает его убийство худшим поступком, чем убийство существа другого вида, если они обладают сходными мыслительными способностями – или животное даже умнее?"

Сингер приводит эту аргументацию в поддержку своей идеи, "недобровольной эвтаназии". Этот человек – не большевик; он просто последовательный, продуманный атеист. "Невинных людей убивать нельзя" – действительно, мрачное наследие "религиозных доктрин". Если Вы их отвергните, вместе с ними будет отвергнут и запрет на убийство – как, в случае с большевиками мы это и наблюдали.

Несомненно, что многие атеисты вполне искренне заявят, что они верят в ценность каждого отдельного человека и в недопустимость убийства невинных. Это хорошо говорит об их человечности и плохо – об их логике. С чисто логической точки зрения прав Сингер – если Бога нет, то такие понятия как "достоинство личности" или "право на жизнь" просто бессмысленны. Отдельный атеист может быть нравственным – отдельные люди бывают спасительно непоследовательны. Но когда атеистические идеи овладевают массами, они приносят свои неизбежные плоды.

Поэтому так важно усвоить очевидный урок истории – отказ от христианского наследия нашей цивилизации ведет не к мечтаемому царству разума , а к резне и тирании. В пропасть можно ухнуть резко, в результате кровавого переворота, как это произошло у нас; можно съехать постепенно, как это происходит в нынешней постепенно секуляризирующейся Европе. Но там – ничего, кроме пропасти.