Александр Кырлежев о "бездуховности", институциональных святых и перфекционизме

На этот раз я хочу обратиться не просто к одному из примеров современного непонимания – или, лучше, недопонимания – реалий религиозной жизни. Потому что это недопонимание порождает пагубную несправедливость.

Речь пойдет о понятии "духовенство". И, конечно, сразу на ум приходит Бердяев, который, так сказать, иронизировал: "духовенство" – от "духа", а превратилось – в символ "социальной обыденности"...

И вот здесь "зарыта вся собака".

Ведь с чего, в частности, началось в христианской Европе так называемое "вольнодумство в отношении к религии"? – С обличения пороков духовенства.

Но чем же пороки духовенства отличаются от пороков других? – Тем, что это грехи и пороки носителей высшего идеала. И обличение в данном случае было направлено через "носителей идеала" – на сам этот идеал: в том смысле, что если носители идеала не осуществляют его в жизни, то, значит, сам идеал – ложен.

И с тех пор стало "доброй традицией" критиковать духовенство за то, что оно не выполняет свои институциональные обязанности являть и осуществлять высший идеал в дольнем мире. А тем самым или игнорировать, или отвергать сам идеал.

Далее – два момента.

Первый. Смысл идеала, в том числе и религиозного, в том, что он является ориентиром существования, а не "технологической задачей", которую нужно и можно просто решить, и дело с концом. И потому нереализованность идеала в реальной посюсторонней жизни никоим образом не компрометирует сам идеал. Религиозный идеал реализуем, но никогда не может быть вполне реализован – просто по определению.

Второй момент. Институциональные носители религиозного идеала (духовенство) – это не "святые", потому что нет и не может быть "институциональных святых". Согласно словарному значению, духовенство – это "собирательный термин для обозначения общественного сословия, социальной прослойки, лиц или социальной группы, состоящей из профессиональных служителей той или иной религии".

В нынешней ситуации, когда уже нет никаких сословий, значимыми являются два определения: социальная группа и профессиональные служители религии.

Нужно перестать воспринимать духовенство и отдельных его представителей как каких-то коррумпированных чиновников от религии, "профессионально" компрометирующих религиозный идеал. То есть перестать приравнивать духовенство к чиновничеству. Потому что в результате происходит недолжное смешение функций одних и других: требование честности и добросовестности от чиновников при перенесении этого требования на духовенство превращается в требование... святости от священнослужителей.

Фото: celesteh

Конечно, и те и другие – посредники, но первые суть посредники с посюсторонним (с "градом земным"), а вторые – посредники с потусторонним (с "градом Божиим").

И если первых воспринимают все-таки как людей, с понятными слабостями, то вторых – как каких-то "нелюдей", которые заведомо исключены из человеческого сообщества и должны являть одни только ангельские добродетели.

Социально духовенство перестало быть сословием, но осталось "профессиональной группой". Потому что если Церковь и перестала быть чем-то вроде "КПСС в далеком прошлом", она при этом не перестала быть Церковью (то есть собственно религиозной институцией).

И надо правильно понимать задачи, функции и призвание духовенства как служителей Церкви – как отдельных людей и как социальной группы со всеми присущими социальным и профессиональным группам характеристиками и особенностями.

Но именно этого сознательные и подсознательные наследники традиции свободолюбивого "обличения пороков духовенства" и не хотят делать.

Они не хотят рассматривать современное духовенство гуманистически и социологически. Но прежде всего – так сказать, религиоведчески. То есть как отдельных людей и группу с особым назначением: обеспечивать объективную связь приверженцев религии с соответствующим этой религии объектом религиозного отношения; и в соответствии с теми способами актуализации этой связи, которые свойственны конкретной религии.

Возвращаясь к Бердяеву: духовенство действительно осуществляет "объективацию духа", потому что как раз в этом его задача как духовенства. Оно не претендует ни на святость, ни на харизматичность, ни на профетичность – на то есть святые, харизматики и пророки. Это совсем иные "функции" в рамках религиозной жизни. Хотя они, по существу, невозможны без институционального духовенства, составляющего некую необходимую скрепу этой жизни – если речь идет о долгих религиозных традициях.

Если заострить (и поиграть словами), то можно даже сказать, что "духовенство" – принципиально "бездуховно"; духовны же – именно отдельные личности, там и тогда, где и когда мы встречаем таких, подлинно духовных "людей религии".

И нынешнее духовенство не нужно бросаться обличать. Прежде всего нужно постараться понять, в чем его религиозная миссия, как оно живет в современных условиях, с какими проблемами сталкивается и как их решает.

Больше гуманизма – и меньше перфекционизма!