Я верю в Иисуса Христа

"Я верю в Иисуса Христа, я верю в Гаутаму Будду, я верю в пророка Муххамада, я верю в Кришну, я верю в Гаруду... я верю в любовь, я верю в добро и верить буду" – поет Ляпис Трубецкой на своем последнем альбоме. Такая всеядность, или, говоря более благожелательно, открытость, очень популярна, и людям кажется странным, что православные христиане ее не разделяют. Впрочем, ее не разделяют не только православные – практикующие буддисты или мусульмане тоже не склонны верить во все сразу.

Но что мы называем словом "верить?" Что имеет в виду поэт со своей "верой" во все сразу? Мы точно не знаем – да, возможно, он и сам затруднится сформулировать. Но попробуем уловить общее настроение.

Люди чувствуют, что в их безрелигиозной жизни есть какая-то пустота, что они лишены чего-то важного, ограблены и обездолены в каком-то глубочайшем смысле.

Безрелигиозный человек, который со стороны смотрит на торжественный обряд, смутно чувствует, что он что-то упускает в этой жизни, что какая-то тайная радость, какой-то глубокий опыт, какие-то важные переживания проходят мимо. В самом деле, люди по природе своей религиозны, безрелигиозные культуры – явление редкое и скорее патологическое. Человек, лишенный религиозной жизни, подобен человеку, лишенному любви – его жизнь неполна в одном очень важном аспекте; одна из составляющих его человеческой природы не реализована.

Однако человек подходит к этой пустоте внутри себя с достаточно потребительской позиции – что может удовлетворить мои эмоциональные потребности? В том калейдоскопе имен, который мелькает в этой строчке из песни, только одно остается постоянным центром – "я". "Вера" – это мои переживания, мои эмоции, которые я могу испытывать в церкви или в дацане, в мечети или языческом святилище. Что-то вроде посещения концертов – ничто не мешает мне сегодня пошуметь на представлении рок-группы, а на следующей неделе пойти на выступление знаменитого органиста. Это просто сделает мою эмоциональную и эстетическую жизнь богаче.

Но то, что люди всегда называли верой – это что-то прямо обратное; это поиск реальности, подлинной основы бытия, чего-то твердого, определенного, что никак не зависит от моих переживаний. Пауль Тиллих определяет религию как "предельную заботу" – то, что для человека важнее всего. Мне может очень нравиться ходить на концерты – но это не самое главное в моей жизни. Современный исследователь Люк Тимоти Джонсон предлагает более развернутое определение: "религия – это образ жизни, организованный вокруг переживаний и убеждений, относящихся к Высшей Силе".

Главное отличие любой реально существующей религии от того умонастроения, которое выражает Ляпис Трубецкой, состоит в том, что в центре религии нахожусь не я; в центре религии находится то, что я воспринимаю (обоснованно или нет) как Высшую Силу. Религиозный человек организовывает жизнь не вокруг себя самого, своих эмоций или своего психологического комфорта. Он вовсе не находится, как лирический герой этой песни, в центре круга, на периферии которого – различные религиозные фигуры. В центре круга находится предмет его веры, преданности и упования. Это еще ничего не говорит об истинности веры – в центре жизни человека может находиться, увы, идол – но пока в центре находится сам человек, у него нет никакой религии, даже ложной.

А из этого неизбежно следует то, что в наше время с неодобрением называют экслюзивистким подходом – у жизни не может быть сразу нескольких абсолютных центров.

Люди пытаются заполнить пустоту некоторым легким религиозным флиртом, который, с одной стороны, позволяет немного прикоснуться к эмоциональной жизни религии, с другой – ничего не требует и не налагает никаких обязательств. Но флирт не может утолить тоску по подлинной любви.

Настоящая любовь – как и настоящая вера – требует полной отдачи. Нельзя полностью отдать себя и Иисусу, и Будде, и Муххамеду и кому-то еще. Приходится выбирать. И мы, христиане, вверяем свои жизни Тому, кто отдал Свою жизнь за нас – Господу нашему Иисусу Христу. "Я верю в Иисуса Христа" – это слова, предполагающие полную, стопроцентную отдачу. После них уже невозможно верить в кого-то еще.