Землетрясение в Японии не оставило равнодушными русских людей, и мы особо соскорбим в эти дни с нашими православными братьями из Японской Цервки, которые, как подобает христианам, даже если их лично не коснулась трагедия, страдают вместе со своим народом. Написать об этой катастрофе мы попросили преподавателя философского факультета МГУ Илью Сергеевича Вевюрко, человека, женатого на японке православного исповедания и не понаслышке знающего Страну Восходящего Солнца.
С глубокой древности народам земли известно, что скорбь лучше всего можно почтить молчанием. Выражение сочувствия в словах чаще бывает проговариванием чего-то для себя, чем действительным утешением пострадавшим, в особенности тем, кто потерял своих близких. В перетирании же подробностей чужой трагедии есть много холодного любопытства, драпирующегося в участие, а иногда и того, что Ницше называл "переоблаченным сладострастием". Поэтому, если стоит вообще что-то писать о происшедшем сверх сухих сводок новостей, в которых уже все сказано про магнитуды толчков, автершоки, высоту волн и километраж разрушенных дорог, то писать стоит только о том, какой пример подали нам те самые люди, которых мы почтительно не должны сейчас утешать чем-либо, кроме конкретной помощи, – люди, которые столкнулись лицом к лицу со стихией.
За свою долгую, более чем полуторатысячелетнюю историю Япония часто переживала стихийные бедствия – может быть, чаще, чем любая другая цивилизация с развитой исторической памятью. При последнем, наиболее разрушительном, Токийском землетрясении 1923 года погибло более 90 тыс. человек, большинство из них – от начавшихся в городе пожаров. По магнитуде то землетрясение было слабее нынешнего. И только сравнивая эти две трагедии, можно по-настоящему, без прекраснодушных рассуждений о "предотвращении последствий" и о том, что "это не должно повториться", с цифрами в руках оценить, что значит – извлекать уроки из прошлого. Цунами, ударившее в эти дни по всему северо-восточному побережью острова Хонсю (площадь которого превышает площадь острова Великобритания), смыло целые города; точная статистика пострадавших до сих пор неизвестна по той причине, что не со всеми населенными пунктами, на которые обрушилась волна, установлена связь, а некоторые из них полностью находятся под водой. Однако уже ясно, что количество погибших значительно меньше, чем в 1923 г., пожаров в жилых кварталах практически не было, обрушения зданий в незатопленных районах минимальны. И еще больше, чем количество погибших, впечатляет количество эвакуированных – более 360 тыс. человек из одной только префектуры Мияги. Все они вывезены, размещены, обеспечены едой, питьем, средствами гигиены и медикаментами.
Японский народ воспитан катастрофами, и воспитан очень хорошо. Тем не менее, каждое масштабное бедствие, с которым сталкивается новое поколение, можно назвать беспрецедентным, потому что оно именно для этого поколения оказывается самостоятельным тестом на зрелость. Сегодня мы видим, что все, что в принципе может делать народ, администрация, полиция, добровольцы – делается организованно, в кратчайшие сроки, точно, технично, добросовестно. Не видно массовых явлений паники, мародерства, спекуляции. Хотя во многих районах полностью прервано водоснабжение, очень трудно себе представить, что сегодня-завтра питьевая вода взлетит в цене: тех, кто сейчас попробовал бы сделать себе капитал на массовом бедствии, в дальнейшем неотвратимо будет ждать общественное презрение и преследование по закону.
Надо заметить, что исключительно дисциплинированное и ответственное поведение японцев во время страшной трагедии, так выпукло вырисовывающееся на фоне памятных событий в Новом Орлеане и на Гаити, не обусловлено ни расовыми особенностями, ни причастностью к "европейским ценностям", ни наличием демократических традиций, развитого чувства частной собственности и инициативы, развитого правосознания, восходящего к римскому праву, и других фетишей, внедрение которых, как нам давно внушают, якобы должно волшебным образом преображать умы и сердца людей. Единственное внеличностное обстоятельство, которое позволяет здесь объяснить что-либо – это просто культура: конкретная, национальная, воспитанная необходимостью из века в век мужественно претерпевать катастрофы японская культура. Когда мы говорим об этой культуре, совершенно не обязательно представлять себе ширмы с журавлями, самурайские катаны и кимоно. Большинство японцев, имея довольно усредненное представление обо всем этом, живет вполне обычной и непритязательной жизнью, а людям, работающим по 12 и более часов в сутки, редко приходит в голову предаться созерцанию полной луны. Семейные пикники под сакурой майскими выходными тоже далеко не всегда похожи на поэтические соревнования дзенских монахов. Культура народа проявляется в другом: точнее, она приносит и цветы, однако важнее то, что она имеет ствол. Этот ствол, способный выдерживать очень сильный напор стихии, дает о себе знать в линии поведения как отдельной личности, так и массы людей.
Не следует думать, однако, что трагедия не является для страны огромным эмоциональным потрясением, отголоски которого будут еще долго звучать, как отдаются порой, заставляя людей невольно вздрагивать, в японских городах и деревнях тугими "колокольными" ударами взрывы внутри дремлющих вулканов. Японцы – сдержанные люди с вулканическим характером, и мало кому дано знать, что происходит у японца в душе. Кого-то, возможно, катастрофа подтолкнет к мысли о том, что смысл человеческого существования не может лежать в пределах земной жизни, что массовая гибель людей – это не повод задать бесплодный вопрос о том, зачем они ушли, а повод задуматься над тем, для чего еще остаемся мы. Сейчас японские друзья только лаконично отвечают на мои письма, что они и их родственники живы, спасибо за беспокойство... Правда, один из них, преподаватель университета в Токио и специалист по истории России, написал мне первым, не дожидаясь дежурных вопросов. Без тени упрека за мое молчание он сообщает, что у них никто не погиб, а его жена скоро выписывается из больницы – в начале марта она родила сына.
Источник: Татьянин день
