Ватикан и СССР. Тайная дипломатия

Тысячу раз прав был Козьма Прутков, сказав однажды: "Многие вещи нам непонятны не потому, что наши понятия слабы; но потому, что сии вещи не входят в круг наших понятий"¹.

Именно таким долгие годы оставался в отечественной историографии период подготовки и проведения Второго Ватиканского Собора (1959 – 1965), совпавший с началом прямых политических контактов между советским руководством и Ватиканом.

Тогда же, в условиях глубочайшей законспирированности, была достигнута договоренность о начале негласных переговоров между представителями СССР и Ватикана о нормализации двусторонних отношений. И, как отмечал позже Ю. Карлов, чья дипломатическая служба в эти годы прошла в советском посольстве в Италии: "Без представления о том, как развивались эти контакты, какими были истинные побудительные причины, заставившие Н.С. Хрущева пытаться вовлечь Ватикан в орбиту советской внешней политики, вряд ли в полной степени можно понять характер отношений официальной Москвы к Собору и к тем решениям, которые на нем были приняты"². С выводами известного дипломата трудно не согласиться. Прав он и в том, что это не простое дело, т.к. заинтересованность советской политики той поры расходилась с характером официальной фразеологии.

Сложность понимания данного периода связана еще и с тем, что в свою тайную дипломатию государство ввергло и Русскую Православную Церковь, навязав ей присутствие на Католическом соборе, не считаясь ни с догматическими расхождениями между православием и католицизмом, ни с прозелитическими притязаниями Ватикана и ответными действиями православного мира. Русская Церковь сделала все возможное, чтобы сохраниться и перед этим натиском. И пытаясь дать оценку тем событиям, полезно следовать мудрому совету св. Иоанна Златоуста: "…не должно останавливаться на словах, а нужно обращаться к мыслям и узнавать цель говорящего, причину и время, и, сообразив все это, находить таким образом заключающийся в них смысл" ( М., "Златоуст". Кн. 1, т.3, C.17 ).

25 января 1959 года Папа Иоанн XXIII объявил о созыве в Ватикане собора Католической Церкви. Первую реакцию Русской Церкви на этот призыв из уст Патриарха Алексия власть услышала на приеме по случаю 110-летия создания Антиохийского подворья в Москве. устроенном настоятелем подворья епископом Василием (Самаха) 22 февраля 1959 г. Среди приглашенных были послы ОАР, Судана, Ирака, Греции. Святейший Патриарх подчеркнул, что "Русская Православная Церковь не может участвовать на соборе католиков и не считает такой собор Вселенским". Его поддержал греческий посол, добавив, что и "греческая ортодоксальная церковь также смотрит на этот вопрос, полагая, что Ватикан на соборе будет отстаивать свои интересы и догматы, не приемлемые для православия"³. (Все увиденное и услышанное Г. Карпов доложил в секретной записке в ЦК КПСС тремя днями позже приема).

А 2 апреля того же 1959 года состоялась беседа Председателя Совета по делам Русской православной церкви с Патриархом Алексием, митрополитом Николаем (Ярушевичем) и управляющим делами Московской Патриархии протоиереем Н. Колчицким. Основной темой беседы стало отношение Русской Православной Церкви к созываемому Папой Иоанном XXIII собору. Патриарх Алексий подчеркнул, что по существующим каноническим законам Православная Церковь не имеет права участвовать в этом соборе, а также направлять своих представителей в качестве гостей или наблюдателей. "Наоборот, мы приняли меры, - заявил Патриарх, - которые могли бы приуменьшить значение собора"⁴. Такими мероприятиями, по мнению Предстоятеля Русской Церкви, могли бы стать консультации с Антиохийским Патриархом Феодосием, Александрийским Христофором и Сербским Германом, которые должны прибыть в СССР по приглашению Русской Церкви.

Г. Карпова интересовала возможность созыва Всеправославного Собора (Председатель Совета по делам Русской православной церкви был верен этой идее "нового курса", берущей начало в 1943 г.). Как и ранее, Патриарх Алексий ответил Г. Карпову, что инициатором этого он стать не сможет, "потому что по существующим церковным законам право на созыв таких соборов, конференций или совещаний представителей православных церквей стран мира принадлежит патриарху "первому среди равных". В настоящее время это право принадлежит Константинопольскому патриарху"⁵. Это Г. Карпов хорошо знал. И все же закончил беседу просьбой рассмотреть вопрос о возможности созыва конференции или совещания православных церквей в 1960–61 гг., приурочив его к какому-нибудь празднику, подчеркнув при этом, что "Вас не должно стеснять и то обстоятельство, что подобное совещание состоится не в СССР, а где-то в другом месте"⁶.

Май 1959 года принес из Италии ошеломляющее провокационное сообщение и для власти, и для руководства Московского Патриархата.

В журнале "Темпо" 19 мая 1959 г. за подписью неизвестного в Советском Союзе Ламберто Фурно была опубликована статья "Примут ли русские участие во Вселенском соборе", в которой автор сообщал миру, что "Патриарх Московский и всея Руси Алексий VI - (цитата дается без изменений – О.В.), - намерен принять участие в Соборе. И на самом деле, в течение последних двух месяцев апостольский нунций в Вене монсиньор Делле Пиане встречался несколько раз с тремя православными епископами, направленными московским Синодом специально для встреч, если не для переговоров, об участии русских в соборе"⁷.

Ламберто Фурно указывал точный адрес тайных встреч: Вена, Терезианумгассе, дом 31. Красочное описание "трех бородатых прелатов" не оставляло читателя равнодушным: "в своих весьма характерных клобуках, каждый раз направляясь на переговоры открыто, без каких-либо предосторожностей, и, может быть, вследствие этого необычного отсутствия загадочности и таинственности избежали несвоевременного разглашения сведений о важнейших встречах, первых встречах между представителями католиков и раскольников (здесь речь идет о Русской Православной Церкви) с тех пор, как в СССР к власти пришли коммунисты"⁸.

Что касается присутствия русских на соборе, то, по мнению автора статьи, оно рассматривалось Ватиканом как весьма желательное, т.к. особых разногласий Ламберто Фурно не видел, "если не считать серьезного вопроса о непризнании главенства и непогрешимости Папы", заявляя, что "других догматических расхождений между католиками и православными не существует, а литургические расхождения не могут препятствовать установлению взаимоотношений"⁹.

Историческая безграмотность и безапелляционность авторской позиции поражает. Чего стоит, например, заявление о том, что "самые недавние секретные сведения, полученные на Западе, подтверждают, однако, что угрозы, насилие и всевозможные ограничения в течение 40 лет вызвали у православных естественный пересмотр их враждебного отношения к католической церкви"¹⁰.

Автор не может забыть возвышение позиций Московской Патриархии, ее противостояние ватиканскому давлению в послевоенное десятилетие. Жажда реванша сквозит в каждом слове: "Восточные раскольники переживают в настоящее время самый серьезный кризис в своей истории, и, таким образом, призыв Папы к единству пришел в тот весьма благоприятный психологический момент, когда доктрина "Москва – третий Рим" зашла в тупик. Эта своеобразная доктрина была сформирована в 16 веке монахом Филаретом (имени монаха Филофея он не знает! – О.В.) из Пскова и делала заключение, что, если "древний христианский Рим пал вследствие еретических заблуждений пап, второй Рим – Константинополь – вследствие своей унии с папой на флорентийском соборе по требованию митрополита Исидора, то остается последний третий Рим, это православная Москва, единственный хранитель христианской веры до конца света¹¹. Выход из создавшегося "кризиса" Фурно видит только в воссоединении с Римом: "В течение веков, особенно в последние 40 лет, духовенство и верующие раскольничьего Востока всегда были предрасположены к воссоединению с Римом, но этому разумному разрешению вопроса препятствовали 3 тысячи патриархов, епископов и архиепископов православной церковной иерархии"¹². Для подтверждения своего тезиса о том, что сближаться отказывается только православная иерархия, Ламберто Фурно привел еще один "современный" факт: "В последние дни пришло сообщение о враждебном отношении Сербского патриарха Германа, который угрожает суровыми репрессиями верующим и духовенству, благоприятно относящемуся к процессу сближения"¹³.

Московская Патриархия отреагировала на статью быстро и жестко. Опровержение подготовил Председатель Отдела внешних церковных сношений митрополит Николай (Ярушевич), который не только назвал измышления автора бредом, но и подчеркнул, что "мы рассматриваем предстоящий "вселенский" собор, о котором говорил недавно папа Иоанн XXIII, как чисто католический, и ни в одном из таких соборов, созывавшихся папами со времени 1054 года (год разделения церквей) Русская Православная церковь не принимала и не предполагает принимать участие"¹⁴.

Власть полностью поддержала решение Московской Патриархии и Совета по делам Русской православной церкви об опровержении через советскую центральную прессу. 12 июня 1959 года заведующий Отделом пропаганды и агитации ЦК КПСС по союзным республикам, один из хрущевских идеологов, Л. Ильичев, порекомендовал давать его в "спокойном тоне", что "позволит избежать возможной со стороны Ватикана провокации, выяснить подлинные причины публикации статьи, а в последующем (-под. Ильичевым), когда у Московской патриархии будет достаточно фактов, сделать более обстоятельное выступление (- под. Ильичевым) в печати об отношении Московской патриархии к католическому собору"¹⁵.

Для освещения дальнейших событий важно подчеркнуть, что уже в мае 1959 года итальянская сторона заявила о желании видеть русских на Соборе, а Московская Патриархия исключала любую форму своего участия в нем. И власть весной 1959 г. это мнение разделяла.

Официальное заявление Синода о том, что "Московская Патриархия рассматривает предстоящий католический собор как чисто римско-католический акт и, со своей стороны, не имеет никаких оснований, тем более намерений, вмешиваться в это дело"¹⁶ прозвучало 31 июня 1959 г.

В предыдущей главе уже говорилось о том, что весь 1959 г. оппоненты Г. Карпова готовили его уход, который должен был совпасть и с отстранением митрополита Николая (Ярушевича) от должности Председателя Отдела внешних церковных сношений Русской Церкви, наиболее влиятельного и активного из русских архиереев, открыто не признающих новую религиозную политику власти.

Новый Председатель Совета по делам Русской православной церкви В.А. Куроедов 15 июня 1960 г. на встрече с Патриархом подверг резкой критике внешнюю деятельность Церкви: "Патриархия за последние годы не провела ни одного крупного мероприятия по объединению Православных церквей вокруг Русской православной церкви, возглавляемой Московской патриархией, мероприятий, связанных с разоблачением реакционных действий папы Римского и усилением борьбы за мир.

…Вам известны факты об активных наступательных действиях папы, его новой тактике и приемах антинародной борьбы"¹⁷. Активизация, по мнению нового Председателя Совета, должна была проявиться, прежде всего, в противостоянии Ватикану. Виновником неиспользованных возможностей внешней церковной деятельности В. Куроедов назвал митрополита Николая, сказав при этом, что тот еще и распространяет "слухи" об изменении отношения государства к Церкви, которую "якобы" ждет физическое уничтожение. 21 июня 1960 г. митрополит Николай подал в отставку, решив продолжать бороться с новыми гонениями всеми возможными способами. Председателем Отдела внешних сношений стал его тридцатилетний заместитель архимандрит Никодим (Ротов), на которого Владыка Николай в беседах с Куроедовым не раз указывал как на своего преемника.

Митрополит Николай решился на передачу по Би-Би-Си своей проповеди, произнесенной им в Голландии, об антицерковных гонениях в СССР. В июле 1960 г. приехавшему в Москву епископу Брюссельскому и Бельгийскому Василию (Кривошеину) он заявил о своем увольнении по причине противостояния новому безбожному курсу власти. Владыка Николай просил епископа Брюссельского донести до сведения людей, живущих в мире, о начале новых гонений на Церковь в СССР. С такой же просьбой в августе 1960 г. он обратился к Председателю Христианских мирных конференций чешскому профессору-богослову И. Громадке, главе Американского Экзархата митрополиту Борису. Через них Владыка Николай хотел привлечь внимание мировой общественности к положению Церкви в Советском Союзе, рассчитывая с ее помощью остановить возрастающие масштабы хрущевских гонений.

В конце августа 1960 г. В. Куроедов поставил перед Патриархом вопрос об устранении митрополита Крутицкого и Коломенского Николая (Ярушевича) от управления Московской епархией. Поначалу ситуация перекликалась с концом 20-х годов. Святейший предложил митрополиту Николаю Ленинградскую кафедру, тот ответил резким отказом. 9 сентября 1960 г. Владыка Николай послал письмо Н. Хрущеву. Оно пронизано чувством глубокой горечи. Всю свою жизнь митрополит посвятил служению Церкви и стране: "Пощадите меня ради этой моей посильной многолетней работы для Великой Родины, верным сыном и патриотом которой я был и буду до моего издыхания"¹⁸. Ответа не последовало…

Патриарх Алексий, пытаясь остановить углубляющийся конфликт, решил предоставить Владыке Николаю полугодовой отпуск, но власть через В. Куроедова потребовала его немедленной отставки. 19 сентября 1960 г. Святейший Синод принял решение освободить митрополита Николая от занимаемой кафедры с увольнением на покой… (В той политической ситуации иного решения быть не могло. Но важно и другое: В. Куроедов не гнушался и откровенной клеветы, чтобы усилить разногласия между Святейшим и митрополитом Николаем). 13 декабря 1961 г. Владыка умер в больнице при странных обстоятельствах. "По свидетельству очевидцев, близкие потребовали медицинского свидетельства о смерти. Было сделано врачебное заключение, что болезнь усопшего объясняется "переменой климата". У морга собралась большая толпа верующих. кричавшая людям, приехавшим за телом: "Убийцы". Сохранились анонимные письма в адрес Верховного Совета и правительства СССР с требованием расследовать это "несомненное убийство", все они передавались для выявления авторов в КГБ"¹⁹. Закончился земной путь одного из выдающихся архиереев Русской Православной Церкви, с чьим именем были связаны важнейшие события церковной истории ХХ века.

Его молодой преемник, епископ Никодим, будет достойно продолжать дело Владыки Николая в новых политических условиях, через жернова которых еще предстоит пройти Русской Церкви. Одним из таких этапов станет для нее Второй Ватиканский Собор.

Епископ Никодим (Борис Георгиевич Ротов) родился 15 октября 1929 года в деревне Фролове Кораблинского района Рязанской области, куда семья переехала из Рязани, чтобы провести лето. Отец его, Георгий Иванович, работал инженером-землеустроителем. Мать, Елизавета Михайловна, была учительницей. После окончания школы Борис Ротов два года проучился в Рязанском педагогическом институте. Но рано проявившееся призвание к духовному служению определило его дальнейшую жизнь. 17 августа 1947 г. архиепископ Ярославский и Ростовский Димитрий (Градусов) рукоположил Бориса Ротова в дьяконы. А два дня спустя архиепископ Димитрий совершил его пострижение в монашество с именем Никодим. (Впоследствии свое иноческое имя он оформил и как гражданское).

20 ноября 1949 г. архиепископ Димитрий рукоположил иеродиакона Никодима во иеромонаха. Служение его последовательно проходило в небольшом селе Давыдове Толбухинского района, в Переяслевле-Залесском и в древнем Угличе. С января 1952 г. он был назначен клириком кафедрального собора в Ярославле и секретарем архиепископа Ярославского и Ростовского. Пастырское служение иеромонах Никодим сочетал с духовным образованием. В 1953 г. он закончил заочное обучение в Ленинградской Духовной Семинарии, а двумя годами позже – курс Академии по первому разряду. С февраля 1956 г. по октябрь 1958 г. архимандрит Никодим служил в Духовной Миссии в Иерусалиме, начальником которой он стал в сентябре 1957 г. По возвращении на Родину в марте 1959 г. он был назначен Заведующим Канцелярией Московской Патриархии, а с июня того же года одновременно и заместителем Председателя Отдела внешних церковных сношений. Как уже отмечалось выше, с 21 июня 1960 года архимандрит Никодим заменил Владыку Николая на посту Председателя Отдела внешних церковных сношений. А 9 июля 1960 г. в Трапезном храме Троице-Сергиевой лавры было совершено наречение архимандрита Никодима во епископа Подольского.

Одним из первых мероприятий молодого Председателя ОВЦС стала подготовка визита Патриарха Алексия на Ближний Восток в ноябре-декабре 1960 г. Святейший должен был не только довести до сведения Восточных Патриархов мнение Русской Церкви о предстоящем Соборе в Риме, но и встретиться с Вселенским Патриархом Афинагором, отношения с которым по-прежнему оставались непростыми. В отношениях между Константинополем и Москвой следовало учитывать не только политическое давление двух "империй" (СССР и США), но и церковные трения. Это и конфликт по вопросу о юрисдикции над диаспорой, споры вокруг автокефалии Польши, статусе Финской и Албанской Церквей, проблемы Болгарской Церкви, а также трудности, связанные с доступом русских монахов на Афон. Все эти проблемы упирались в основной вопрос о примате Константинополя.

Визит Московского Патриарха явился своего рода ответом на посещение Вселенским Патриархом в декабре 1959 г. этого же самого региона. Во время своей поездки по Востоку Патриарх Афинагор оказал явную поддержку "желаемому Папой Римским движениям за объединение и дал понять, что если это послужит интересам христианства, то он готов лично отправиться к Его Святейшеству Иоанну XXIII"²⁰.

В своих выступлениях Вселенский Патриарх неоднократно подчеркивал необходимость созыва Всеправославного Собора, который смог бы подготовить переговоры с неправославными церквами по основной цели объединения, потому что только оно, по мнению Фанарского Патриарха, спасет христианство от коммунистического материализма: "Коммунизм выступает против Иисуса Христа, против Церкви Христа… Не против буддизма, не против ислама, а против Христа. Чтобы спасти христианскую веру, нам нужно объединиться. Для этого я готов поехать в Рим"²¹.

(Экуменический энтузиазм вскоре угас, к середине 1960 г. стало ясно, что с уточнением римского плана проведения Собора стоит говорить не об экуменическом форуме, а об "обычном Поместном Католическом Соборе").

Глава Русской Церкви приехал на Ближний Восток, чтобы "сдержанно, но достаточно твердо сделать необходимые уточнения в Александрии, в Дамаске, в Иерусалиме, в Бейруте, Стамбуле и Афинах"²². Московский Патриарх посчитал нужным подчеркнуть точку зрения Русской Православной Церкви, которая радикально отличалась от позиции Вселенской Патриархии. Так, после встречи двух Патриархов в Стамбуле епископ Никодим, сопровождавший Святейшего в поездке, на пресс-конференции сказал журналистам следующее: "Русская Церковь не имеет никакого намерения участвовать в Соборе, т.к. не может быть осуществлен союз между православием и католицизмом, если Ватикан не откажется сначала от некоторых принципов, таких, как, например, непогрешимость папы; и если не примет догматических реформ, осуществленных в Православной Церкви"²³.

Что касается возможности вести переговоры с Римом, если они вдруг возникнут, Московская Патриархия оставляла за собой право решения, о чем было заявлено на пресс-конференции в Афинах: "Мы почитаем и уважаем Константинопольского патриарха, но, как и все Автокефальные Православные Церкви, Русская Церковь желает сама изложить свою точку зрения"²⁴.

Визит Святейшего Патриарха Алексия на Восток имел, безусловно, политико-религиозную основу в русле послевоенного внешнеполитического курса: необходимость нейтрализации идеи т.н. "вселенского объединения" православных, протестантов и католиков. Страстным защитником такого экуменического сближения в 1959-60-х годах представал перед лицом христианского мира Вселенский Патриарх Афинагор. (Его позиция в ходе Второго Ватиканского Собора претерпит большие изменения).

Глава Русской Церкви допускал возможность объединения Православных Церквей (- под О.В.) при условии, что Константинопольский Патриарх не будет присваивать себе право говорить от имени всего православного мира: "Русская Церковь готова вступить в переговоры (об объединении церквей) даже одна, если будет поставлен об этом вопрос. То же самое могла бы сделать и Греческая церковь, которая почитает Вселенского патриарха, но в своей внутренней жизни является автокефальной"²⁵.

Вряд ли можно более ясно отвергать примат Константинопольского Патриарха, признаваемого по традиции "первым среди равных".

Не оставил Патриарх Алексий никакого сомнения у Восточных Православных Церквей и по поводу позиции Московского Патриархата в отношении созываемого Иоанном XXIII Собора: "Русская церковь абсолютно не намерена принять участие в этом соборе, так как объединение между православной и католической религией не может иметь места, если Ватикан не откажется заранее от некоторых своих принципов… Мы отвергаем все их нововведения…"²⁶.

Позиция Московского Патриархата была оценена печатью, особенно греческой, с одной стороны, как защитника Православия от хитросплетений Ватикана, а с другой – как желание лишить Вселенского Патриарха остатков авторитета²⁷. Сами же греки через ежедневную афинскую газету "То Вима" очередной раз подчеркнули, что греческая церковь "всегда будет на стороне Константинопольской Церкви – Матери"²⁸.

Возвращение Патриарха Алексия к восточному направлению внешнеполитической церковной деятельности было обусловлено не только традиционной борьбой за влияние между Москвой и Фанаром. Русскую Церковь не могли не волновать подчеркнутые симпатии Патриарха Афинагора по отношению к Католической Церкви и заявления о сотрудничестве с римским престолом в деле объединения, которые он делал как "первый среди равных" от всего православного мира. Волновало Московский Патриархат и слишком возросшее покровительство со стороны Вселенского Патриарха процессу сближения православных с протестантами. (В середине 40-х годов в условиях "холодной войны" И. Сталин совершил политическую ошибку, сделав все возможное, чтобы не допустить вхождения Русской Церкви во Всемирный Совет Церквей. Протестантские лидеры Европы были заинтересованы в ее участии, т.к. рассматривали присутствие Русской Православной Церкви во Всемирном Совете Церквей как действенное противостояние процессу "американизации" христианства). В новых условиях эту нишу религиозного влияния успешно пытался занять Вселенский Патриарх…

А советское руководство, в свою очередь, не могла не трогать явно выраженная проамериканская позиция Патриарха Афинагора и его слишком откровенные антикоммунистические выступления.

Но, несмотря на противоречия при встрече двух Патриархов удалось добиться многого: Патриарх Алексий заверил Патриарха Афинагора об участии во Всеправославном совещании на Родосе как Русской, так и других славянских Церквей. (Патриарх Афинагор безрезультатно пытался созвать такое совещание, на выгодных для Вселенской Патриархии условиях, начиная с 1952 г.). Обговорив сроки – 1961 г., Патриарх Алексий отметил, что присутствие на Совещании Албанской, Болгарской, Польской и Чехословацкой Церквей обязательно. Вселенский Патриарх пообещал и в течение двух месяцев выполнил свое обещание по нормализации положения Кирилла Болгарского, патриаршество которого он долго не признавал. Одновременно Московский Патриарх попросил содействия Патриарха Афинагора о вступлении Русской Церкви во Всемирный Совет Церквей.

И только в одном согласие достигнуто не было: Москва не собиралась взаимодействовать с Фанаром в своем диалоге с Римом, если таковой может быть. В данном вопросе русские твердо стояли на своем: "Коль скоро возникнет вопрос о переговорах с папой, - утверждал епископ Никодим, - Русская православная церковь, и только она одна, станет обсуждать его самостоятельно"²⁹.

Что касается других Восточных Патриархов, то они встречали Патриарха Алексия как высокочтимого Предстоятеля великой братской церкви. Особенно горячий всенародный прием был оказан в Дамаске. И, как отмечали газеты: "Проявленная русским прелатом щедрость явилась новым доказательством того особого интереса, который Московская церковь проявляет по отношению к арабоговорящим православным Ближнего Востока. Так, например, в Дамаске Его Блаженство внес в качестве пожертвования десять тысяч долларов на благотворительные дела патриархата, в Бейруте он заложил первый камень православной больницы св. Георгия, взяв на себя расходы по ее строительству, составляющие 5 миллионов ливанских фунтов"³⁰.

Духовная и материальная помощь Восточным Патриархатам была традиционной в истории Русской Церкви.

Иная реакция на визит Патриарха Алексия наблюдалась со стороны католиков Востока, которые радостно и приветливо в октябре 1959 г. встречали Вселенского Патриарха. В отношении Предстоятеля Русской Церкви с их стороны были проявлены сдержанность и недружелюбие. "Этот своеобразный "бойкот" выразился еще в более категоричной форме, когда во время празднования дня рождения Московского патриарха и вопреки требованиям обычаев в подобных случаях главы католической церкви отказались принять приглашение участвовать в этих торжествах, направленное им православными церквями Сирии и Ливана"³¹.

Это отрицательное отношение со стороны восточной католической иерархии объяснялось, по заявлению одного из ее представителей, "преследованиями в СССР и в коммунистических странах, направленными против объединенных восточных церквей в Риме, а также враждебным отношением Московского патриарха к папе римскому"³². Усугубляли враждебное отношение восточных католиков и постоянные высказывания и Патриарха Алексия, и епископа Никодима по поводу готовящегося Собора Римской Церкви как исключительно католического, а отнюдь не Вселенского, как пытался заявить о нем Папа Иоанн XXIII.

Что касается православного Востока, то он мог разделять позицию Русской Церкви, мог ее не разделять, но она была понята.

А дома Патриарха Алексия ожидали все те же серьезные проблемы: "церковная реформа" Н.С. Хрущева набирала обороты. И в этих условиях Синод Русской Православной Церкви принимает окончательное решение о вступлении во Всемирный Совет Церквей, подготовку которого начал еще митрополит Николай (Ярушевич) с августа 1958 г. Владыка возглавил тогда делегацию Московского Патриархата на встрече с Генеральным Секретарем ВСЦ Виссертом Хуфтом в Утрехте (Нидерланды). Во время переговоров были выработаны принципы вступления во ВСЦ Русской Православной Церкви, которая видела "основной смысл сближения и участия в экуменическом движении в "экуменическом православном свидетельстве", устанавливая этим историческую связь наметившегося сближения с "православным экуменизмом" нашей Церкви еще в XIX – начале ХХ века в духе Святейшего Патриарха Тихона и Постановлений Московского Собора 1917 – 1918 годов"³³.

Участие Русской Церкви во Всемирном Совете Церквей, по мнению и Патриарха, и митрополита Николая, открывало единственную возможность говорить с трибуны, пусть и в завуалированной форме, о новом периоде в жизни Русской Церкви в условиях нарастающих гонений. А в условиях подготовки Римско-Католической Церкви к Собору одним из направлений работы с ВСЦ могло стать усиление противостоянию "католическому экуменизму" с помощью Русской Православной Церкви. Особенно следует подчеркнуть, что в этот период желание вступить во Всемирный Совет исходило от Московской Патриархии, а не от власти, как это уже имело место в 1946 г. Именно тогда экуменическое движение вошло в круг государственных интересов СССР. Давая ему оценку, Г. Карпов в своем отчете правительству писал: "Экуменическое движение формально ставит своей целью объединение всех церквей для разрешения чисто церковных вопросов, а фактически, прежде всего, занимается политикой"³⁴. Не устраивала власть и руководящая роль в движении Англиканской Церкви, хотя на встрече митрополита Крутицкого Николая (Ярушевича) и архиепископа Кентерберийского доктора Фишера в Лондоне в 1945 году было выяснено, что англичане также отрицательно относятся к Ватикану и "готовы принять участие в тех или иных мероприятиях, направленных против Ватикана, хотя и занимают пока в этом вопросе пассивные позиции"³⁵. Ожидалось, что в ответ на согласие участия в антиватиканском блоке архиепископ Кентерберийский поднимет вопрос о вхождении Русской Церкви в экуменическое движение. Решение этого вопроса по государственному замыслу должно было выглядеть так: "По мнению Совета, Московская Патриархия должна в этом вопросе дать Англиканской церкви четкий ответ и предъявить свои условия, на которых она может принять участие в экуменическом движении. Дело в том, что, согласно действующему положению, Православным Церквам вообще в руководящих органах "экуменического движения" предоставлено всего лишь 17 мест из общего количества 90, а в совещаниях - 85 из 450 мест"³⁶.

Естественно, что при таком положении дел Москва не могла влиять на направление деятельности экуменического движения. А данные о том, что движение все более политизировалось в 1946 году, были очевидны. И это Г. Карпов отмечал: "Об этом особенно красноречиво говорят принятые на последнем заседании "экуменистов" в Женеве в 1946 г. решения с требованием пересмотра постдамских решений в отношении Германии, борьбы с марксизмом и т.д." ³⁷. Не учитывать эти обстоятельства было нельзя. По государственному замыслу, включающему в себя присутствие Русской Церкви в экуменическом движении с целью правильного на него воздействия, Московская Патриархия в 1947 году должна была предъявить Англиканской Церкви два условия своего участия в движении:

"а) отказ "экуменистов" от политических выступлений и обеспечение чисто церковной деятельности этого движения;

б) значительное расширение представительских мест для православных церквей во главе с Русской Церковью"³⁸.

При выполнении этих постановленных условий Московская Патриархия смогла бы влиять на экуменическое движение в нужном государственном направлении. В случае несогласия англичан, государство считало, что "Московская Патриархия должна, по-прежнему, занимать роль наблюдателя"³⁹.

Но ни активным участником, ни наблюдателем Русская Церковь с подачи государства в 1947 году не стала. А политическое противостояние нарастало. Среди протестантских течений в экуменизме стали преобладать американцы, настроенные резко антисоветски. Многие европейские лидеры искренне считали, что только Русская Церковь в союзе с Православными Поместными Церквами сможет противостоять американскому влиянию. И очень желали этого. Но советское руководство рассудило иначе. Именно в тот момент, накануне Совещания 1948 года, поменялось государственное отношение к экуменизму – от настойчивого подталкивания русского православия в движение в 1946 – начале 1947 года, до осуждения экуменизма как "антисоветского" и "антикоммунистического". На наш взгляд, это решение было политически неверным: в условиях нарастающей конфронтации двух систем авторитет Русской Церкви мог стать сдерживающим фактором усиления американского влияния. Но стоит еще раз подчеркнуть, что Русская Православная Церковь в этот период не высказывала добровольного желания о вхождении в экуменическое сообщество. В 1946-48 годах оно интересовало только государство в политических целях.

К началу 60-х годов внешне политическая ситуация была иная. Иной стал и государственно-церковный курс. Изменились настроения и в самом Всемирном Совете Церквей. Изменились и настроения Ватикана к экуменическому движению. И все это надо было учитывать. И принимать решение. И такое решение Священный Синод при Святейшем Патриархе Московском и всея Руси вынес 30 марта 1961 года:

"Слушали: Сообщение Преосвященного Митрополита Крутицкого и Коломенского Питирима, Председателя Комиссии по Межхристианским связям по вопросу взаимоотношений Русской Православной Церкви со Всемирным Советом Церквей и мнение Комиссии о целесообразности и полезности вступления Русской Православной Церкви в число членов Всемирного Совета Церквей.

Постановили: Считать вступление Русской Православной Церкви во Всемирный Совет Церквей своевременным и просить Святейшего Патриарха послать письмо Генеральному Секретарю Всемирного Совета Церквей с заявлением о желании Русской Православной Церкви вступить в число членов Всемирного Совета Церквей"⁴⁰.

А 24 апреля того же года Генеральный Секретарь ВСЦ Виссерт Хуфт в ответном письме на имя Патриарха Алексия написал, что заявление Русской Церкви будет опубликовано в мировой прессе 27 апреля 1961 года. А все Церкви – члены ВСЦ будут непосредственно информированы о заявлении с тем, "чтобы они уже знали, что им в ноябре этого года предстоит голосовать по этому случаю на Ассамблее Всемирного Совета Церквей, которая состоится в Нью-Дели"⁴¹. В конце письма Виссерт Хуфт выразил уверенность в положительном голосовании , и тогда "представители Церкви России, которые будут находиться в Нью-Дели, могут сразу же занять свои места в качестве делегатов на Ассамблее"⁴².

Все лето 1961 года шли последние подготовительные работы. Для осуществления связи между руководящим центром ВСЦ и Русской Церковью в Женеву были посланы протоиерей Виталий Боровой, Виктор Алексеев и Николай Афиногенов.

Состоявшаяся в ноябре – декабре того же года Третья Ассамблея Всемирного Совета Церквей была очень представительной: "1200 делегатов от 200 протестантских, православных и других христианских церквей из 65 стран мира"⁴³. Примерно 60 процентов участников составляло духовенство и около 40 процентов мирян.

В Нью-Дели впервые в качестве наблюдателей присутствовали и представители Ватикана. Русская Православная Церковь была принята в члены ВСЦ 7 декабря. За принятие голосовало 142 церкви, воздержалось 4 и голосовало против 3 ⁴⁴.

Это событие было встречено в основном положительно в западных церковных кругах. Исключение составили некоторые лидеры американского протестантизма, считавшие, что отныне деятельность ВСЦ будет проходить "не без глаз и ушей Советов". Католическая пресса также указывала на будущие опасности, пугая "разжиганием политических страстей", призывая членов ВСЦ к "осторожности" и "бдительности", так как "русская церковь, вступив в члены ВСЦ, попытается направить все экуменическое движение на осуществление планов, подготовленных в Кремле, которые должны способствовать триумфу советской пропаганды через всемирное христианство"⁴⁵.

И протестанты, и католики были правы, учитывая внешнеполитические аспекты государственно-церковной политики 1943 – 1953 гг. И лишь немногие из авторов публикаций как в светской, так и в церковной прессе отметили, что "этот шаг Московской патриархии рассчитан на изоляцию Ватикана и будет несомненно использован Москвой для создания своего рода международного фронта против римо-католической церкви"⁴⁶. И это тоже было правдой, как и то, что деятельность Русской Церкви в ВСЦ в пользу мира найдет там поддержку, и Ватикану будет труднее проводить свою политику в духе "холодной" войны. На долгие годы правдой станет и отстаивание в ВСЦ русскими представителями незыблемости социалистической системы и ее приоритетов.

Этот бесконечный идеологический спор двух систем присутствовал во всех сферах общественной жизни. И на Третьей Ассамблее была сделана попытка осудить коммунизм. Но представитель Московской Патриархии предложил внести в резолюцию и перечень пороков капитализма. В результате сняли оба предложения, а один из делегатов американских церквей увел дискуссию в сторону, заявив, что "мы больше нуждаемся в борьбе с колониализмом, расовой и социальной несправедливостью, чем в выпячивании политического антикоммунизма"⁴⁷.

Да, эти политические мотивы будут сопровождать внешнюю церковную деятельность все время. Но не стоит забывать, что за политическим фасадом встреч стояли глубокие межцерковные проблемы. А на Ассамблее в Нью-Дели Русская Церковь совместно с церквами из социалистических стран добилась отклонения резолюции, предложенной руководством Всемирного Совета Церквей об установлении прямых и тесных контактов с Ватиканом, который желал и добивался этого с целью распространения своего влияния на другие христианские церкви. Следует всегда помнить и еще об одном моменте: ВСЦ стал первой официальной международной трибуной для Русской Церкви, что в условиях хрущевской "церковной реформы" давало хоть какую-то малейшую возможность для облегчения церковной жизни в стране.

Как уже отмечалось выше, осень 1961 г. была насыщена важными событиями для Русской Православной Церкви: и вступление в ВСЦ, и участие во Всеправославном совещании на Родосе. Оно проходило с 24 сентября по 1 октября 1961 г. как первое из серии трех встреч. И именно его повестку обсуждали в Стамбуле Патриархи Афинагор и Алексий. Русскую Церковь на Родосе представляли Председатель Отдела внешних церковных сношений архиепископ Никодим, архиепископ Брюссельский Василий (Кривошеин), епископ Таллинский Алексий и протопресвитер Виталий Боровой. Из светских лиц делегацию сопровождал переводчик Алексеев и служащий "иностранного" Отдела Патриархии некто И.В. Варламов, о котором Владыка Василий написал позже в своих воспоминаниях так: "…пренеприятная и нахальная личность, если не чекист, то во всяком случае орган советских властей, присланный, чтобы наблюдать за действиями архиепископа Никодима"⁴⁸.

Обсуждение готовящегося Ватиканского собора не входило в главные вопросы. Но все же присутствующие церкви (их было 14) подчеркнули свое желание высказываться в духе единения по принципиальным вопросам. А Второй Ватиканский собор, бесспорно, в такой круг вопросов входил.

Само же Совещание можно назвать результатом дипломатического искусства. Успех его был в том, что оно все же состоялось, и в том, что при обсуждении программы будущего Всеправославного Собора удалось свести к минимуму все разногласия. Главный же успех состоял в установлении взаимодействия славянских, греческих и арабских Православных церквей.

На Родосе проявились и дипломатические способности 32-х летнего Владыки Никодима. Позже архиепископ Василий, которого было трудно заподозрить в большой симпатии к молодому Председателю ОВЦС в означенный период, написал: "Я готов признать, что он авторитетно и твердо, а вместе с тем умело и тактично защищал на первом Родосе дело Православия в целом и достоинство Русской Церкви в частности. Особенно я ценю, что он твердо противостоял притязаниям Константинополя на почти что "папский" примат, на его попытки монополизировать дело подготовки и созыва Собора. Твердо по существу, но мягко и тактично по форме, так что единство Православия не только не было нарушено, но вышло даже усиленным. Среди греков, хотя и не всех, он приобрел авторитет и уважение"⁴⁹. (Патриарх Афинагор, вероятно, надеялся также, что в случае приглашения из Рима он сможет представлять весь православный мир. Но из уст делегатов Совещания не прозвучало ни слова о возможности подобного делегирования).

Последующие события развивались стремительно. В феврале 1962 года Фанар посетил мон. Виллебрандс (секретарь Секретариата по единению Церквей или "Секретариата христианского единства"). Он предложил Патриарху Афинагору подумать о возможности направить наблюдателей на Католический собор. Была учреждена специальная комиссия для консультации с Православными Церквами по этому вопросу. Ею руководил митрополит Сардский Максим.

Так же, как и Москва, отказались от какой-либо формы участия греки и Антиохийская Церковь. Александрия заявила, что присоединится к решению Вселенской Патриархии. Афинагор колебался, но к лету 1962 года отказался от идеи посылки наблюдателей. (Официальный отказ прозвучал в решении Константинопольского Синода 8 октября 1962 года).

Известие о прибытии 12 октября 1962 года в Рим наблюдателей от Московского Патриархата было для Вселенского Патриарха ударом и полной неожиданностью, он даже почувствовал себя плохо. Но на следующий день он уже был спокоен. Все происшедшее Патриарх Афинагор определил как начало нового этапа.

Что же произошло в теперь уже далеком 1962 году? Почему так изменилась позиция Русской Церкви? Какие же подводные течения, невидимые тогда, стали очевидны сегодня? И как повлияли дальнейшие события на мир?

Забегая вперед, скажем, что все эти события были неразрывно связаны с внешнеполитическим курсом Н. Хрущева, таким же противоречивым, как и его внутренняя политика…

Сноски:

¹ Козьма Прутков. Плоды раздумий. Мысли и афоризмы. М., 1990. С. 66.
² Карлов Ю. Дипломатия Москвы и Второй Ватиканский собор // Второй Ватиканский собор: взгляд из России. М., 1997. С. 126.
³ РГАНИ. Ф.5. Оп. 33. Д. 126. Л. 28.
⁴ Там же. Л. 75.
⁵ Там же.
⁶ Там же.
⁷ Там же. Л. 127.
⁸ Там же. Л. 128.
⁹ Там же.
¹⁰ Там же. Л. 130.
¹¹ Там же. Л. 131.
¹² Там же.
¹³ Там же.
¹⁴ Там же. Л. 125.
¹⁵ Там же. Л. 134.
¹⁶ ГАРФ. Д. 6991. Оп. 2. Д. 461. Л. 75.
¹⁷ ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 2. Д. 284. Л. 21.
¹⁸ РГАНИ. Ф. 5. Оп. 3. Д. 162. Л. 180.
¹⁹ Шкаровский М.В. Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве. М., 1999. Сс. 374-375.
²⁰ АВП. Ф. 194. Оп. 51. Д. 158. Лл. 8-9.
²¹ Там же. Л. 9.
²² Там же.
²³ АВП. Ф. 194. Оп. 5. Д. 158. Л. 2.
²⁴ Там же. Л. 9.
²⁵ АВП. Ф. 194. Оп. 51. Д. 158. Л. 12.
²⁶ Там же. Л. 11.
²⁷ Мартано В. Роль Москвы: взгляд из Константинополя // Второй Ватиканский Собор: взгляд из России. М., 1997. С. 338.
²⁸ АВП. Ф. 194. Оп. 51. Д. 158. Л. 15.
²⁹ Мартано В. Указ. соч. С. 340.
³⁰ АВП. Ф. 194. Оп. 51. Д. 158. Л. 14.
³¹ Там же. Л. 12.
³² Там же.
³³ Православие и экуменизм. Документы и материалы. 1902 – 1998. М., 1999. С. 46.
³⁴ РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 407. Л. 38.
³⁵ Там же. Л. 37.
³⁶ Там же.
³⁷ Там же.
³⁸ Там же. Л. 39.
³⁹ Там же. Л. 25.
⁴⁰ ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 2. Д. 421. Лл. 27, 28.
⁴¹ Там же. Л. 14.
⁴² Там же.
⁴³ РГАНИ. Ф. 5. Оп. 33. Д. 190. Л. 162.
⁴⁴ Там же.
⁴⁵ Там же.
⁴⁶ Там же. Л. 163.
⁴⁷ Там же. Л. 165.
⁴⁸ Архиепископ Василий (Кривошеин). Воспоминания. Н. Новгород. 1998. С. 276.
⁴⁹ Там же. Сс. 281-282.

Источник: Статья "Ватикан и СССР. Тайная дипломатия" представляет собой отрывок из новой книги Ольги Васильевой "Русская Православная Церковь и Второй Ватиканский собор". Книга находится в типографии и буквально днями увидит свет.