Церковно-государственные отношения в Византии сквозь призму императорских законов IV–X веков

Тема взаимоотношений Церкви и государства привлекательна для многих ученых и остается одной из самых актуальных на постсоветском пространстве. История знает различные примеры взаимодействия этих институтов, однако наиболее гармоничным представляется модель, созданная в Византии. Почему в этом государстве сложился симфонический тип церковно-государственных отношений, а не цезарепапизм или папоцезаризм? Любовь Юрьевна Костогрызова видит ответ в конституциях императоров, анализу которых и посвящена статья.

Проблема взаимоотношений Церкви и государства является одной из самых актуальных на постсоветском пространстве. Это не случайно, поскольку здесь за последние десятилетия произошла переоценка ценностей, изменились приоритеты, изменилось отношение к религии вообще и к Церкви в частности. Кризис идеологии вызвал желание вернуться к исконным традициям, восстановить столетиями существовавшие более или менее гармоничные отношения светской и церковной власти. В свою очередь, это повлекло за собой стремление изучить корни этих отношений, которые находятся в Византии. Проблема отношений Церкви и государства рассматривалась разными исследователями: историками, политологами, философами, теологами, юристами и др., но императорское законодательство бралось лишь как иллюстративный, а не как основной материал для её раскрытия. На наш взгляд, именно анализ конституций императоров объясняет, почему в Византии сложилась симфоническая модель церковно-государственных отношений, а не цезарепапизм или папоцезаризм. Также в процессе данного анализа выявляется взаимосвязь "церковного" законодательства с внутренней и внешней политикой империи, и обозначается собственно юридическое оформление взаимоотношений государства и Церкви.

До появления христианства проблемы взаимодействия государства с религиозными объединениями не стояло, т. к. в большинстве стран господствовало язычество, глава государства являлся верховным жрецом, и в деле культа граждане должны были подчиняться государству. Христианская религия отличается наличием особого института – Церкви, которая, как духовная организация, должна была заниматься вопросами вероучения, нравоучения, богопочитания, внутренней церковной дисциплины. При этом государство от решения этих вопросов отторгалось. Т.е. возникла ситуация, когда в общественной жизни появилась сфера, не контролируемая государством. Однако власти по-прежнему считали своей обязанностью заниматься данными вопросами, и столкновение интересов в области контроля над духовной жизнью общества должно было привести к поискам выхода из назревающего конфликта. Церковь также была заинтересована как в налаживании отношений с государством, так и в решении возникшей проблемы.

Отношения, сложившиеся между государством и Церковью, как правило, делятся на три типа. Первый – цезарепапизм, когда Церковь ставится под контроль государственной власти, глава государства является одновременно и главой Церкви, государственная власть вмешивается в вопросы вероучения. Второй тип – папоцезаризм – являет собой подчинение государства религиозным организациям и предполагает наличие всей верховной власти у религиозного учреждения с предоставлением главе государства только функции управления. Наконец, третий тип церковно-государственных отношений известен как симфония властей или такой союз Церкви и государства, в основу которого положена не идея их противопоставления, а идея гармонии и согласия, сосуществования, а не стремления к подчинению друг друга. В Византии возникла именно симфоническая модель отношений между государством и Церковью, но произошло это далеко не сразу. В течение длительного времени стороны искали и выстраивали такую систему отношений, которая бы устраивала всех. Собственно законодательство императоров и позволяет проследить ту эволюцию, которую претерпевали отношения между государством и Церковью на протяжении византийской истории с IV по Х века.

Так в законодательстве Константина I (306-337) чётко прослеживаются два момента: веротерпимость по отношению ко всем исповеданиям, обозначенная Миланским эдиктом 313 г., и выделение особым образом христианства и христианской Церкви. Церковь получила права юридического лица, христиане стали пользоваться определенными привилегиями, даже некоторые внутрицерковные вопросы стали решаться с участием правителя. Но император не участвовал в назначении священнослужителей, церковная организация не выполняла функции регистрации браков, рождения и смерти, не было и финансирования христианской Церкви со стороны государства, поэтому de jure государственной религией христианство не стало. В целом, религиозная политика Константина Великого носила практический характер – для пользы империи почитать всех богов, в том числе и Иисуса Христа, не случайно император принял крещение только перед смертью. Вера Константина I в какой-то степени была синкретичной, он не делил богов на своих и чужих и стремился умилостивить их всех. Это обстоятельство объясняет и его политику веротерпимости, и то, что христианство при нём и de facto не стало государственной и господствующей религией.

Преемники Константина Великого (Констанций (337-361), Иовиан (363-364), Валентиниан I (364-375), Валент (364-378), Грациан (375-383) и Валентиниан II (375-392)) в своей законодательной деятельности продолжали возвеличивать христианство, более активно ведя борьбу с язычеством. Исключением в этой цепочке был Юлиан Отступник (361-363), который ради выгод империи и своего величия решил прибегнуть к помощи языческих богов. Но его реформы были обречены на неудачу, поскольку, во-первых, большая часть населения уже обратилась в христианство, во-вторых, консолидирующаяся вокруг единого императора империя нуждалась в соответствующей идеологической поддержке, то есть в религии, сплачивающей адептов вокруг одного, а не нескольких богов. При Феодосии Великом (379-395) христианство стало государственной религией благодаря закону 380 г., определявшему, кто является истинным христианином, и предусматривающему государственные санкции против еретиков и язычников. Христианство объявлялось единственной официальной религией Римской империи. Но предпринятые Феодосием I попытки поставить Церковь на службу государству и установить цезарепапизм были пресечены епископом Амвросием Медиоланским (340-397), и это продемонстрировало силу и самостоятельность церковной организации.

Провозглашение христианства государственной религией имело как положительные, так и отрицательные стороны. С одной стороны, император уже не мог заботиться об империи, не заботясь о единстве Церкви, поскольку разделённая Церковь означала бы также и разделённую империю, с другой стороны, такая зависимость государства от религиозного единства была опасна для государства, поскольку разногласия внутри Церкви ставили вопрос о сохранении его целостности. Императоры V в. (Аркадий (395-408), Гонорий (395-423), Феодосий II Младший (408-450), Валентиниан III (425-455)) принимали антиеретические и антиязыческие законы, вводили новые привилегии для Церкви и духовенства, но действовали они в основном исходя из интересов государства, не отделяя свою церковную политику от государственной. Для сохранения целостности государства императорам приходилось заниматься организацией созыва церковных соборов, первоочередной задачей которых было предотвращение раскола в Церкви.

Забота о единстве империи усложнялась тем, что многим императорам их положение на троне представлялось ненадёжным. При отсутствии закона о престолонаследии и формальном утверждении сенатом и войском требовалась дополнительная легитимация. Лев I (457-474) свой приход к власти подкрепил церковным обрядом венчания на царство, получив при этом не только поддержку большинства жителей империи (христиан), но и право вмешиваться в решение религиозных вопросов не в качестве pontifex maximus, а в качестве лица, получившего от Бога право заботиться о благополучии подданных.

Его преемники Зенон (474-491), Анастасий I (491-518) и Юстин I (518-527), вплотную столкнувшись с религиозными разногласиями, вызвавшими нестабильную ситуацию в империи, пытались разрешить их различными способами: от компромиссных соглашений до вооруженного подавления и репрессий. Было и вмешательство в вопросы вероучения ("Энотикон" 482 г.). Конечно, это можно рассматривать как проявление цезарепапизма, но, думается, в большей степени у императоров присутствовало не желание подчинить своей власти Церковь и поставить её под свой контроль, а стремление добиться политической стабильности, устранив нестабильность религиозную. На наш взгляд, лозунг "религиозный мир ради политической стабильности" был девизом всех императоров на протяжении двух столетий от Константина Великого до Юстина I. Не разделяя духовную и материальную сферы жизни, считая себя ответственными и за ту, и за другую, они не распределяли полномочий между церковной и светской властью на законодательном уровне.

Это разграничение принадлежит Юстиниану Великому (527-565), руководящим началом политики которого стало восстановление единой Римской империи в границах I–II веков и её сохранение во главе с единым императором. Он тоже понимал, что распри внутри христианской Церкви подрывают её единство, а значит, и единство империи, олицетворением которого является император. Конечно, он не мог оставаться в стороне от раздоров, но и не желал раскола империи. Отсюда понятно стремление Юстиниана устранить фигуру императора от церковных споров и возложить вину за них только на Церковь. Для того чтобы религиозная борьба не задела фигуру императора, Юстиниан отстраняет данную фигуру от участия в ней. Проявлением этого стало разделение полномочий царства – императорской власти и священства – церковной власти. При этом царство должно заботиться о делах человеческих, т.е. императору вверяются сугубо политические функции, в первую очередь, сохранение мира в единой империи, священство же должно служить делам Божественным, т.е. сохранение мира в Церкви перекладывается на плечи духовенства. Если священство "беспорочно... и с искренностью к Богу сопричастно", а царство "подобающим образом вверенное ему государство приводит в порядок", между ними устанавливается согласие на благо человечеству [1, 35-36]. Юстиниан подчеркивал не только разделение, но и союз, сотрудничество священства и царства, поскольку христианство уже стало идеологической составляющей имперской жизни, идеологической опорой государства, и император не мог оставить религиозные дела без внимания. Итак, отделив идеологическую сферу от политической, Юстиниан, во-первых, снял с фигуры императора вину за церковные распри, во-вторых, фактически изъял из обязанностей императора исполнение функций pontifex maximus, вверив данные функции Церкви. Однако благодаря союзу двух властей император не отстранялся от религиозных дел, по-прежнему принимал в них участие, но оно уже имело четкие границы, и случаи нарушения приводили к конфликтам между императором и церковными иерархами.

На протяжении VI–VII вв. византийским императорам пришлось столкнуться с множеством проблем, главным образом внешнеполитических, оказавшихся тесно связанными с религиозными. Особо серьёзную проблему представляло монофизитское население восточных областей империи, которые и подвергались вражеским нашествиям. Чтобы привлечь на свою сторону население этих территорий, императорам пришлось особое внимание уделить религиозным вопросам, найти способ примирения проживающих в восточных провинциях монофизитов и православных (халкидонитов), к которым относилось большинство населения. Ненадолго религиозный мир в империи восстановить удалось, но уже в VII в. монофизитские провинции были завоеваны арабами, и примирительная политика потеряла свою актуальность. Непростые отношения сложились у Византийской империи и с западными провинциями, а именно с Римом. Виной тому стали и религиозные разногласия с папским престолом по тем или иным вопросам. Недальновидная, зачастую чрезмерно жестокая политика императоров по отношению к римскому папе, который оставался едва ли не единственным институтом, сплачивающим собственно Romanitas в единое целое, приводила к постепенному отделению Рима от Византийской империи (Константинополя). При этом папы, не желая попасть под влияние василевса, нередко сами шли на конфликт. В целом же церковная политика преемников Юстиниана I, как и его самого, служила в первую очередь интересам империи и строилась в основном на принципе симфонии. Подтверждением является тот факт, что в большинстве своём догматические споры решались на церковных соборах, авторами вероучительных концепций являлись, как правило, первоиерархи Церкви. Попытки навязывания кем-либо из императоров (например, Ираклием (610-641)) своей воли приводили к плачевным для них самих и для империи последствиям и пресекались либо константинопольским патриархом, реально ставшим вторым лицом в стране, либо римским папой, либо самим населением.

Самое серьёзное нарушение концепции симфонии властей допустили в VIII – начале IX вв. императоры-иконоборцы, вмешиваясь во внутрицерковную деятельность, заявляя, что "Бог приказал нам пасти самое послушное стадо, как корифею апостолов Петру" [2, 42], и пытаясь поставить церковь под контроль государства. Однако в полном объёме императорам этого сделать не удалось. Цезарепапизм даже в период иконоборчества выразился лишь в отдельных проявлениях, но не стал господствующей концепцией государственно-церковных отношений в Византии, а Церковь осталась самостоятельным организмом, не подчиняющимся воле императоров. Связано это с тем, что большинство иконоборческих мероприятий было вызвано политическими причинами, а догматические дискуссии стояли на втором плане. 150 лет (717-867) политика государства по отношению к Церкви зависела от личных убеждений императоров, от их политических притязаний и в очень малой степени от государственных интересов. При этом часто религиозные реформы императоров-иконоборцев были губительными для исполнения их политических решений. Вообще же de jure цезарепапизм в Византии благодаря Юстиниану стал невозможен. Что же касается реальной жизни, то сильные императоры всегда стремились поставить всё (в том числе и Церковь) под свой контроль, слабые – могли сами попасть под влияние (контроль) патриархов, а мудрые – стремились следовать идеалу симфонии на практике.

Законодательное оформление церковно-государственных отношений произошло в конце IX – нач. Х вв. Сборники действующих и вновь принятых законов – "Исагога" и "Василики" – окончательно утвердили концепцию симфонии властей. Согласно "Исагоге" Церковь и государство образуют один организм. "Как человек состоит из души и тела, так и для государственного организма необходимы две власти: духовная и светская, т.е. император и патриарх; и как жизнь человеческая может быть правильной только тогда, когда душа и тело находятся в гармонии между собою, тело следует разумным велениям души, так и в государственном организме благополучие подданных и правильное течение их жизни могут быть только тогда, когда священство и императорство находятся в согласии между собою" [3, 70]. "Василики" закрепили за канонами семи Вселенских соборов статус государственных законов (кн. V тит.3) [4, 141]. А Новеллы Льва VI (886-912), хотя не предусматривали какого-то особого урегулирования церковно-государственных отношений, на наш взгляд, подчёркивали тот симфонический тип, о котором писал Юстиниан. Несмотря на конфликт, происшедший между Львом Мудрым и церковными иерархами по поводу четвёртого брака василевса, несмотря на явное стремление поставить Церковь под свой контроль, выразившееся в рекомендации и избрании на константинопольский патриарший престол младшего брата императора – Стефана, новые императорские законы предусматривали как распределение компетенций государства и Церкви, так и тот союз, который сложился между ними.

Законодательство императоров Македонской династии было последней широкомасштабной правительственной инициативой в области права. Чётко сформулированное в "Исагоге" понятие государства и Церкви как единого организма стало доминирующим в определении церковно-государственных отношений и оставалось таковым до конца существования империи. Наряду с идеалом симфонии оно было рецепировано странами православной ойкумены вместе с христианизацией [5, 334-342]. И сейчас государствам, где доминирует православие, стоит задуматься о подобном опыте государственно-церковных отношений, о чётком разделении сфер влияния государства и Церкви, об их взаимодействии и невмешательстве в дела друг друга.

Источник: Болховiтiновський щорiчник 2009. – Нацiональний Києво-Печерський iсторико-культурний заповiдник – Київ, 2010. 424 с.

С. 302 – 307

Список использованных источников и литературы:

R. Schoell and G Kroll. Justiniani Novellae. – Berlin. – 1954.

Эклога. Византийский законодательный свод VIII века. Вст. статья, перевод, комментарий Е. Э Липшиц. – М. – Наука. – 1965.

Курганов Ф. Взаимоотношения между гражданской и церковной властью в Византийской империи. – Казань. – 1880.

Basilicorum libri LX. Series a volumen I. Textus librorum I – VIII. Ed. H.J.Scheltema et N. Van der Wal. J.B.Wolters. – Groningen, Djakarta Martinus Nijhoff. Gravenhage. – 1955.

Оболенский Г. Византийское содружество наций. Шесть византийских портретов. – М.: ЯНУС-К. – 1998