"Я не могла остаться прежней"

Монахиня Сара живет в английском городе Бат, где существует православный англоязычный приход во имя св. Иоанна Кронштадтского. Но познакомились мы в Минске, куда я приехал писать репортаж о Свято-Елисаветинском монастыре. Матушка Сара давно дружит с сестрами этой обители и в эти дни как раз тут гостила. Я и не ждал такой "репортерской" удачи: встретить в белорусском монастыре православную монахиню-англичанку и записать рассказ о ее необычной судьбе...

Другая жизнь

Несколько человек в черных, свободного покроя одеждах, в черных, огромного размера сапогах и с густыми, не менее черными бородами – таким впервые предстало передо мной Православие в монастыре св. Иоанна Предтечи в английском графстве Эссекс. По идее, меня – англичанку, обыкновенную школьницу – этa картина должна была отпугнуть. Но почему-то не отпугнула, а наоборот...

Мои родители были методисты. И еще в детстве меня крестили в этой традиции. Несмотря на то, что моя семья была церковной, воспитание я получила светское, и к подростковому возрасту не могла назвать себя верующей в полном смысле этого слова. В том, что Бог есть, я никогда не сомневалась, но знания и представления о Боге были сугубо абстрактные и в целом достаточно смутные. И никакой существенной роли в жизни не занимали. И, наверное, не занимали бы и дальше, если бы не школьная учительница.

Она была православной женщиной и полгода вела у нас курс религиоведения. Она привезла нас, своих учеников, на экскурсию в монастырь св. Иоанна Предтечи, где нас как раз и встретили "бородатые люди". Но конечно, знакомство с Православием заключалось не в них. Мы приезжали в монастырь снова и снова – и через это я узнавала, чем живут православные люди. Там я впервые в жизни своими глазами увидела старца – архимандрита Софрония (Сахарова). Беседовать с ним лично мне не довелось, но в монастыре и без того всё буквально дышало его присутствием, его проповедями. Их обсуждали, их пересказывали. Через это и я получала свою частичку общения с ним. Тогда-то я и узнала, что отец Софроний основал монастырь, чтобы в реальной жизни следовать учению своего покойного духовного отца – преподобного Силуана Афонского. И сколько лет уже прошло, а книга "Старец Силуан" отца Софрония – до сих пор одно из самых любимых духовных чтений для меня.

Я наблюдала за этой жизнью и в какой-то момент поняла: "Вот оно! Вот то, чего я искала". Это было начало семидесятых годов. Я, как и полагается подростку, находилась в поиске чего-то своего, чего-то необычного. Того, что отличается от повседневной окружающей жизни. И вдруг мне открылось Православие...

Меня иногда спрашивают: "А не оттого ли ты увлеклась Православием, что в старой доброй Англии это казалось экзотикой – чем-то нетрадиционным и потому привлекательным?" Я точно знаю, что нет. Увлечение экзотикой – это увлечение формой. А Православие было не похоже ни на что вокруг по своему содержанию. Оно казалось чем-то несравненно более глубоким, чем всё то, что мог видеть вокруг себя британский подросток. Это была буквально другая жизнь. На первое место в ней выносился Бог, основой ее становилась молитва. И что самое поразительное – среди людей в монастыре ощущалось подлинное чувство общины. Это были люди, которых связывало между собой что-то очень важное. Они были пропитаны вниманием друг к другу и ко всем приходящим. Я не могла этого не замечать.

Кстати, если уж говорить о форме, то и тут Православие казалось глубже всего окружающего. Потому что во всем подчеркивалась красота: в богослужении, одеждах священника, иконах в храме. Об отце Софронии говорили, что он художник до мозга костей. Сам он говорил, что умрет с кистью в руках. Я верю, что Бог открывает нам свою красоту через творчество окружающих нас людей.

Это было первое знакомство с Православием, но перейти в новую веру я тогда еще не была готова. Можно сказать так: раньше я не знала, а теперь поняла, что вера в Бога – это не отвлеченная философия, а живая практика. Но так как практики у меня к тому моменту не было никакой, до воцерковления нужно было дорасти.

Первая Пасха

Перевернула меня моя первая православная Пасха. Встретила я ее в кафедральном Успенском соборе Лондона, где тогда служил митрополит Сурожский Антоний. Это место мне показала все та же школьная учительница. Служба шла на церковнославянском, я не понимала ни слова. И только отдельные предложения владыка Антоний произносил по-английски. Каждое из них врезалось глубоко в сердце. Люди вокруг радостно кричали: "Христос Воскресе!". И вдруг я почувствовала то, чего раньше никогда не было. Для человека, получившего светское воспитание, это было шоком: я ощутила, что Воскресение Христово – это реальность. Не притча, не просто исторический факт, а живая реальность, которая творится здесь и сейчас. Вместе со мной и на моих глазах.

С одной стороны, чувство, которое в тот момент меня захватило, очень легко определить – это была предельная радость. Но с другой, как ни пыталась я потом описать это чувство своим родным и друзьям – ничего не получалось. Любые формулировки выходили очень плоскими. И, наверное, лучшим отображением всего со мной произошедшего были перемены в самой жизни: я стала по-другому одеваться, стала читать другие книги, стала интересоваться тем, чем раньше не интересовалась. Мне это казалось совершенно естественным. После первой пасхальной ночи я уже не могла оставаться прежней. Жизнь разделилась на "до" и "после".

Больше всего меня удивляло то, с каким воодушевлением это восприняли мои родители. Они явно были не в восторге от того, как я раньше относилась к религии, и были счастливы, что в моей жизни появилось место осмысленной вере в Бога. Но надо сказать, что когда через несколько лет я сообщила им о своем решении постричься в монахини, принять это мое решение им оказалось намного тяжелее...

Вторая Пасха

Знакомство с Православием повлияло на выбор профессии: в университете я решила изучать сравнительное религиоведение. Я много читала, думала, общалась с разными людьми и в итоге поняла, что смотреть на Православие со стороны – этого мне уже недостаточно. Моя школьная учительница познакомила меня с отцом Ивом Дюбуа. Он-то и принял меня в Православие, совершив Таинство миропомазания. Отец Ив – бельгиец, был рукоположен в США. Когда я закончила университет и переехала в Лондон, он уже был духовником одной небольшой православной общины в Лондоне. Это были шесть монахинь-арабок, игуменья была русская, они приехали в Англию из Израиля. Я стала ходить на их богослужения – вместе с ними мы были четыре года.

И все-таки и отец Ив, и я хотели, чтобы Православие открывалось западным людям – таким же, как мы. "Чувством спасения, которое мне подарила вера, нельзя не делиться", – считала я. Но приглашать людей сюда, в общину, было невозможно – богослужения шли на церковнославянском. Тогда мы решили, что нужно создать свою общину, и служить по-английски. Отец Ив и его матушка Элизабет нашли возможность купить дом в городе Бат. И мы все вместе переехали. В доме отвели место для часовни. Так началась наша новая жизнь. Я купила дом недалеко от них. В нем мы тоже оборудовали часовню. Вскоре после этого я приняла монашеский постриг. До сих пор мой дом местные жители называют "монастырем".

В Бате пришлось всё начинать с нуля. Отыскать переводы служб на английский язык было не так-то просто. То же касалось песнопений: иногда какие-то отрывки приходилось петь сходу на английском, подражая ритму славянских песнопений. Что самое удивительное: вокруг не было почти никого, кто мог бы нам помочь или подсказать. Вообразите, на всю Англию в то время было только три православных англоязычных прихода: храм пророка Илии в деревне Комб-Мартин в Северном Девоне, братство во имя преподобного Серафима Саровского в Уолсингеме и приход рождества Пресвятой Богородицы в Бристоле.

Мы стали четвертыми. И на нашу первую "самостоятельную" Пасху пришлось своими руками шить Плащаницу. Сейчас это может прозвучать удивительно, но в то время мы не могли заказать ее в магазине или в мастерской. Их просто не существовало.

Но знаете, это была еще одна Пасха, которая стала важным этапом моей жизни. Это было начало еще одного Православного прихода в Англии.