Планета по имени Чернобыль

Женщина – лет пятидесяти, на первый взгляд – в отдалении ото всех сидит на лавочке храмового комплекса Архистратига Михаила в киевском районе Дарница и горько плачет. Изредка стыдливо оглядывается и пытается смахнуть слезы. Тяжелый взгляд голубых как весеннее небо глаз молит – не подходите, не надо... Никогда не думала, что общее горе может сделать людей, его переживших, столь похожими.

Живых свидетелей аварии на Чернобыльской АЭС, произошедшей 25 лет назад, сегодня можно вычислить по глазам. В них – навсегда поселилась скорбь и кричащая пустота. Если увидите такие взгляды – не ошибётесь.

В годовщину, пожалуй, самой тяжелой техногенной катастрофы 20 века Патриарх Кирилл посетил Украину для того, чтобы в день скорби быть со своим народом на месте трагедии. Для того, чтобы не только поддержать тех, кто до сих пор поминутно помнит страшные дни, и вспомнить подвиг погибших, но и лично, через свое присутствие дать надежду всем – и тем, для кого Чернобыль – до сих пор реальность, и тем, кто о нем знает только по рассказам близких и статьям из учебников.

Другая реальность

Нынешний Киев в ожидании Патриарха Кирилла непривычен. Здесь нет ни плакатов, возвещающих о прибытии Предстоятеля РПЦ, ни демонстраций духовных оппозиционеров с их уже приевшимися выкриками "геть московского попа".

Здесь все по-другому. А от этого напряжение в разы больше. Словно ты попал в параллельный мир, другую реальность. Где нет битв, нет споров, нет правды и лжи. Но есть горе. Большое, необъятное. Как невидимый туман, оно распространяется по улицам, и, в конце концов, накрывает любого.

Несмотря на два десятилетия, Чернобыль все также жив. Зоны духовного отчуждения нет и, наверное, никогда не будет.

Возведенный в начале девяностых годов прошлого века храмовый и мемориальный комплекс в киевском районе Дарница – это место, где каждый год в одно и то же время, в ночь с 25 на 26 апреля встречаются ликвидаторы, пожарные, спасатели и бывшие работники ЧАЭС. Этот день они ждут с печальной радостью. Если повезет – увидят знакомых, протянувших еще один год. Если нет – вспомнят поименно тех, кто уже никогда не придет в Дарницу.

Радость и печаль тут идут рука об руку.

В одинаковой мере и количестве.

"25 лет мы существуем по больницам, а не живем. Трудно сказать, что лучше – умереть тогда, или жить сейчас", – тихо произносит моя собеседница Мария Васильевна – ликвидатор аварии в Чернобыле. Вместе с мужем они были первыми, кто в 1986 году был на месте катастрофы.

"Мы только примерно представляли опасность. Нам никто ничего не говорил. Мы тогда жили в Припяти. Узнали об аварии почти сразу, но поскольку информации никакой не было о ее серьезности, то дети ходили в школы, гуляли, жили обычной жизнью. Если бы тогда знать, что нас ждет..."

Глаза женщины с каждым словом наполняются слезами. Боль не проходит до сих пор. Муж умер почти сразу. Ребенок – несколько лет спустя. Она осталась одна. До сих пор жива, хотя диагноз "Онкология" висит на ней почти десять лет.

Приезда Патриарха ждут, скорее, с любопытством. Это его первый визит в годовщину аварии. Интересно, что он скажет. Что он может сказать им, пережившим ад? В слова Предстоятеля вслушиваются внимательно. Видно, что переосмысляют, пропускают через себя, душу и сердце. К концу панихиды напряжение, кажется, спадает. А под двадцать пять ударов колокола – по числу лет, прошедших со дня катастрофы, их тела словно сжимаются и становятся какими-то маленькими, на глаза наворачиваются слезы. Еще один год отсчитал благовест. Жизнь продолжается до следующих ударов.

Чернобыль

Дорога в Чернобыль занимает порядка двух с половиной часов. А если вас везет водитель-Шумахер, отбившийся на маленьком экскурсионном автобусе от машин сопровождения, то на полчаса меньше. Путешествие начинается весело. Но с каждым километром смех становится тише. Чем дальше от Киева, чем ближе к Чернобылю, напряжение растет. В голове безостановочно крутятся вопросы – что там? Насколько опасно? Кого увидим? На краткой остановке в лесу – с облегчением подмечается, что поют птицы. Значит, жизнь есть. Значит, есть шанс. Страшилки про одежду и обувь, которую надо выбросить после посещения зоны отчуждения, плотно сидят в сознании. В утешение – как молитва – самоувещевание о том, что там все-таки живут люди...

...Заброшенные дома, разбитые окна, наспех оставленное хозяйство. Поначалу Чернобыль кажется городом мертвым. Кажется, жизнь здесь не восстановится никогда, и он так и останется памятником двадцатипятилетней катастрофы. Редкие прохожие на улицах с теперь уже хорошо известным и понятным тяжелым взглядом.

И только около Свято-Ильинского храма, где Патриарх Кирилл провел Пасхальный молебен и освятил колокола, чувствуешь жизнь. Здесь собралось порядка тысячи человек. Часть – приезжие, часть местные. Те, кто или недавно вернулся в район, или же не уезжал отсюда никогда.

Вера Яковлевна работает на Чернобыльской АЭС и сегодня. Выбор в месте работы сделала сознательно. В момент Чернобыльской трагедии работала на Киевском атомном реакторе. Как сейчас помнит те тяжелые дни. "Когда к нам стали приходить первые люди, стойки не просто звенели, они зашкаливали. Для нас это был шок. Особенно запомнились беременная женщина и совсем маленький ребенок. Все, что мы могли сделать – это переодеть их в другую одежду. Было очень страшно".

О запущенном Чернобыле говорит с грустью.

Она не верит, что жизнь в городе возродится. "Кто хотел тут жить – не уезжали. А новых желающих нет. Сейчас есть несколько улиц, которые считаются жилыми. Не так давно на них даже разрешили провести свет. Однако топят до сих пор дровами".

К Свято-Ильинскому храму пришла не ради любопытства, хотя просто посмотреть на Патриарха тут хотел каждый. Церковь для нее – некий символ жизни. Рассказала, что местные жители долгое время после катастрофы охраняли храм днями и ночами от мародёров, ездили в Киев, добиваясь его восстановления. Сегодня часто приходят к церковной ограде поговорить и поделиться новостями. Да и уровень радиации в пределах церковной территории, говорят, в разы меньше. "То, что сегодня сюда приехал Патриарх – для нас очень значимо. Нам важно чувствовать, что мы не одни – продолжает женщина. – Хочется верить, что когда мы вместе, мы становимся сильнее. Ведь когда-то именно так было. И, наверное, в этом и заключается истина".

Внезапное оживление в толпе связано с приездом двух президентов: Украины – Виктора Януковича, и России – Дмитрия Медведева. В толпе даже раздаются аплодисменты. Однако очень скоро на некоторых лицах читается разочарование. Главы стран очень быстро удаляются – даже не оставшись послушать обращение Патриарха к верующим. Понятно, что протокол, все расписано по минутам, времени нет. Но для людей, живущих там, это едва ли может быть весомым аргументом. Должного внимания со стороны властей они не получили. Впрочем, как печально шутит кто-то в толпе – не впервой.

Четвертый блок

Еще десять минут езды – и вот она – Припять.

Из окна автобуса, в буйстве начинающейся весны, виднеются заброшенные промышленные строения – бесконечная череда ЛЭП (линий электропередач), почти высохшие водохранилища, обветшавшие разрозненные трубы. После очередного поворота кто-то кричит – вот четвертый блок, видите трубу. Она над саркофагом.

Голова начинает кружиться. То ли от жары, то ли от страха. Около мемориального комплекса на площади, в километровой близости от печального блока – толпа народа. Почти все они – работники станции. Живут тут же.

Несмотря на то, что ЧАЭС сегодня не действует, она нуждается в постоянном обеспечении. Несмотря на множество живых людей, происходящее больше напоминает двигающуюся картинку из какого-нибудь ирреального фильма. И только труба над четвертым блоком возвращает к действительности.

Патриаршие и президентские мероприятия, зачем-то совмещённые в одно, слишком официальны. Президенты говорят правильные слова с правильным интонированием и выражением.

Что-то про "общую беду и общую боль". Трудно сейчас сказать, чтобы хотели услышать эти люди, кроме уже набивших оскомину фраз. Наверное, ничего. Гораздо более рады они были бы не высоким гостям, а если бы вдруг их друзья и близкие вернулись. Если бы можно было отмотать жизнь на двадцать пять лет и один день назад. Или просто начать жить заново. Не зная трагедии, не зная ее последствий, не хороня и не прощаясь навсегда. Но каждый понимает, что этого не произойдёт. Поэтому каждый тут принимает то, что есть так, как может – с печальной улыбкой и скорбным взглядом.

Киево-Печерская Лавра

Патриаршие Литургии на Соборной площади Лавры уже стали традицией. В этот раз в обители собралось порядка трех тысяч верующих. Без привычной толкучки окружили помост, на котором служил Патриарх Кирилл. Несмотря на то, что богослужение проходит в среду Светлой Седмицы, в глазах многих – печаль. В общем-то, и повод не самый радостный. Память о Чернобыле – своеобразная печать, по которой определяется свой и чужой. 27 апреля в Лавре были свои.

"Обстоятельства, по которым я приехал в Украину, трагические – это воспоминание 25-летия Чернобыльской катастрофы. Горе присутствует в жизни людей, и горе есть результат греха. Если люди отступают от Божиего закона, то в жизнь их вторгаются грех и зло, а вместе с грехом и злом, как естественное следствие, – страдание. Если бы не было человеческого страдания, то была бы несправедливость, потому что даже нарушение земных законов – и то через суд наказывается человеческим страданием. Каждое преступление должно быть искуплено. Именно поэтому по суду людей заточают в темницы, и пребывание в несвободе является искупительным страданием за совершенное зло.

Мы совершаем во множестве отступления от Божиего закона, мы совершаем грехи и в мыслях, и в делах своих, и в личной своей жизни, и в жизни общественной. Мы часто живем так, как будто ни Бога, ни Божиего закона нет. Кого-то еще укоряет совесть, а у кого-то совесть сожжена. Может быть, в какие-то отдельные моменты жизни человек еще уязвляется совестью и говорит "Господи, прости!", но затем снова, помраченный страстями, буйством своей природы, устремляется к деланию греха. И в ответ на это Господь нас наказывает. Боль, страдания – это наказание за наши грехи. И только не за грехи отдельного человека, но и, может быть, за грехи народов. Иначе мы и не понимаем таких явлений, как войны, которые уносят жизни многих людей. В раю не могло быть войны. Среди святых не могло быть войны. Невозможно представить себе, чтобы Антоний и Феодосий Печерские, Сергий Радонежский и Серафим Саровский воевали друг с другом, оправдывая свой конфликт какими-то надуманными аргументами. Среди святых – мир.

Грех, который проник в природу человека, толкает людей к тому, что они во имя достижения греховных целей совершают ошибки. Страшной ошибкой была причина Чернобыльской катастрофы. Но мы как люди верующие должны прозревать – ведь Господь мог и остановить руку оператора, который, управляя реактором, совершил страшную ошибку. Но Господь попустил, и многие люди собственной смертью внесли, может быть, свой вклад в искупление грехов многих.

Такая катастрофа, как Чернобыльская, свидетельствует о том, что человек, обретая огромную силу – через свой разум, через проникновение в науку, через развитие технологий, – должен одновременно возрастать в великой нравственной ответственности за окружающих его людей, за мир Божий, за богозданную природу..."

Эти слова патриаршего обращения к верующим после Литургии народ принимает многажды крестясь. После в тихой задумчивости расходится кто-куда. Впереди еще целый год, целая эпоха памяти, новые слезы, новые потери. И, наверное, самое главное – надежда на то, что они услышат и двадцать шестой звон колокола, и двадцать седьмой...

Эпилог

После трех дней в иной реальности очень хочется спать. Сон накатывает на ходу, в автобусе, самолете. Вдруг внезапно проваливаешься в пустоту, наполненную голосами. Голоса стонут, молят, кричат, плачут, перешептываются, о чем-то разговаривают. Единственное, чего в ней нет – это смеха. Уже в Москве, по прилету, в метро пристально всматриваешься в лица, в глаза, пытаешься заглянуть в мысли. Совсем другой мир, который слишком далек от печальной планеты по имени Чернобыль.