Нищее детство, отец в тюрьме. Сражение подо Ржевом. Курская дуга. Медаль "За отвагу" и тяжелое ранение. Госпиталь. Семинария и 61 год служения священником. С прихода на приход. Преследования властей. Это жизненный путь протоиерея Василия Брылева, настоятеля Спасского храма в подмосковном Большом Свинорье.
Путь от Москвы недалекий, но непростой. Начинается гроза, когда мы подходим к красного кирпича Спасскому храму. Отец Василий встречает нас у домика причта, достаем фотоаппарат и диктофон. "Надевать медали?", – спрашивает он и через несколько минут бодрой походкой уже спешит к храму.
Умрем, но чужого не возьмем
Что такое жить по заповеди даже ценой собственной жизни, в семье Брылевых знали не из книг. Жили не просто бедно – голод доходил до того, что дети питались одной травой. Но не голод и лишения остались в памяти детей, а то, какими твердыми в вере, какими достойными людьми были Екатерина Спиридоновна и Михаил Демьянович Брылевы.
Когда началась коллективизация, мы жили на хуторе. Я еще был маленький – лет пять-семь. Отца посадили, потому что не хотел идти в колхоз, не хотел, чтобы им руководили безбожники. Не пошел к безбожникам. Тогда у нас забрали все – и зерно, и животных, и птиц. И мы питались одной травой, ничего не оставили.
Отца арестовали быстро, дали несколько минут, чтобы попрощаться. "Веруй и надейся на Бога. Господь спасет тебя. А мы будем надеяться", – сказала Екатерина Спирдоновна и перекрестила мужа. Они продумали, что прощались навсегда. Мать осталась с детьми одна – без хозяйства и средств к существованию. Одна осталась опора – церковь.
В девяти километрах от нас была церковь. Каждый праздник мама нас туда водила.
9 километров (!) по разбитой проселочной дороге в храм, изнемогающие от голода и усталости дети шли на службу под дружный смех односельчан, мол, и так голодают, а все в церковь свою ходят. "Пусть смеются, ведь они над собой смеются, а мы будем Богу служить!" – говорила Екатерина Спиридоновна.
Мы были слабые и не могли идти. Но мама сказала: "Мы идем к Богу, все будет хорошо". Потом возвращаемся, а в колхозе созрела пшеница. Мы говорим: "Мама, разреши нам сорвать несколько колосков". Но мама сказала: "Умрем, но чужого не возьмем". Мы говорим: "А как же они у нас забрали зерно?" Мама ответила: "Пусть, но мы не возьмем". Она была вся в Боге.
И в самые трудные годы, голода и лишения Екатерина Брылева старалась опекать тех, кому еще труднее.
Мама любила в праздник собирать нищих в дом. Был полный дом нищих. Однажды закрыли женский монастырь, и монахиня Татьяна пришла просить милостыню. Мать спросила: "Матушка, пойдете к нам жить?" Она ответила: "Пойду". Она жила у нас до войны, во время войны и после, и мы с ней воспитывались. Она нас воспитывала, нас детей было семь человек. Мы каждый вечер собирались и читали акафист. Она говорила нам поучения. Мы были все с Богом, и мать, и отец.
Именно монахиня Татьяна, отправляя на фронт Василия Брылева, скажет, что он вернется живым, но без одной руки.
– Как вы выжили, отец Василий?
– Приехали из Москвы на хутор к кому-то родственники, узнали о нашем положении и увезли нас в Москву. Устроили нас в общежитие. Отец потом пришел, и даже жил в Москве. Когда он сидел, ему начальник сказал: "Ну что, передумал? Может, пойдешь в колхоз?" Отец сказал: "Пойду". Его отпустили, а он раз – и в Москву.
Добровольцем подо Ржев
Василий Брылев вырос и пошел работать на завод. И началась Великая Отечественная война. В 1942 году, как только исполнилось 18, Василия отправили учиться в Ижевск, а оттуда он ушел на фронт добровольцем. "вернется твой соколик без одного крыла, не печалься", – сказала монахиня Татьяна матери Василия Брылева.
Вначале отправили учиться в офицерскую школу Ижевска. Я раньше жил в Люблинском районе по Курской дороге. Все ребята там собрались и говорят: "Наши отцы защищают Родину, отдают за нее жизнь, а мы будем здесь сидеть. Давайте запишемся в добровольцы, чтобы нас отправили на фронт". Все записались, и я с ними. Нас было человек двадцать-тридцать.
– 1942 был самым страшным годом?
– Да. Я был подо Ржевом. Там мы были просто солдатами и там были страшные бои. В 1942 году зимой мороз был 30 градусов. Бог дал, и мы выжили. Правда, там я ноги простудил. Однажды встал и хотел пойти, но отнялись ноги, а потом все постепенно восстановилось.
Всю зиму наступали, отступали. Всякое было...
Курская дуга
На Курской дуге Василий был уже связистом.
Весной 1943 года нас отправили на Курскую дугу. У меня, как у связиста, был напарник, т. к. с аппаратом положено два человека. Страшное дело было: немец откроет огонь, порвет всю связь, и ползешь под обстрелом. Рядом рвутся снаряды, а ты ползешь, потому что некуда деваться. Пули свистят.
Я был верующим человеком, а напарник мой был безнравственным... Ему было лет сорок пять, он был начальником цеха на заводе Сталина. Как провод порвется, так надо ползти. Мы должны были ползти поочередно, а он не идет. Ну, я за него и ползу. Ни в какую не идет. А куда деваться было? Ползешь, рядом снаряды рвутся, а жив остаешься. Много времени прошло, Бог хранил.
Когда мы наступали, собрались несколько человек. И неожиданно среди нас в полутора метрах оказался снаряд. Но не разорвался. Мы все потеряли сознание. Потом упали, думая, что снаряд разорвется позднее, но он не разорвался. Остались в живых.
Был еще случай. Немец открыл такой сильный огонь и порвал всю связь. Начальник штаба батальона меня посылает в одном направлении восстановить связь, а моего напарника – в другом направлении. Я пополз, далеко прополз, нашел порыв, а у нас своего провода не было, мы пользовались обычно немецкими проводами: немец отступал и оставлял. Я прополз вокруг, но провода не нашел. Пополз в сторону немцев. Прополз, может, метров триста и обнаружил провод. Я восстановил связь, а остальной провод притащил начальнику штаба. Полкатушки намотал!
За отвагу!
За это мне дали медаль "За отвагу!", прямо на фронте наградили. Немец отступил, маленько затих. Начальник штаба собрал все четыре роты и стал говорить о том, кто как вел себя во время боя. Он сказал про меня: "Какой молодой, а как выполнил приказ командира. А этот коммунист не выполнил приказ и явился без ружья" – про моего напарника...
А он ружье бросил. Коммунист...
За что дали другие медали, отец Василий не рассказывает, отвечает кратко "Все по делам".
Коммунист и напарник Василия Брылева продолжал посылать его под обстрелы восстанавливать разрывы линии, сам же оставался в укрытии. Но это не помогло осторожному коммунисту.
Снова он меня отправил восстанавливать разрыв кабеля. Ну, я сам и пополз. Отполз, потом смотрю на это место, где он остался, – немец открыл такой огонь, все смешалось... Приполз обратно и не могу найти окоп, где напарник остался. Немного сориентировался и стал откапывать. На помощь приполз какой-то солдат. Откопали, а напарник мой без сознания. Мы его оттащили в медсанчасть. Вот так вышло, он меня посылал на смерть, а сам попал.
Когда я был на Курской дуге, я написал, что мы вступаем в бой. Мама опечалилась. А Татьяна сказала: "Не печалься, скоро он придет" Мне руку перебило, и все так и вышло, Господь дал. Так что и на фронте я был весь в Боге. В окопе молитву читал.
А знаете, один раз как было – рота шла по овражку, а небо чистое и ясное. Вдруг звук такой – надрывный – смотрим – черная точка – снаряд! Не успели даже залечь в овраг, а снаряд упал рядом с нами в нескольких метрах. Упал и не разорвался! Христос сохранил нас.
– На фронте Вы не скрывали, что верующий?
– Все знали, я не скрывал это. Я твердо веровал.
Вот под обстрелом ползешь, рядом рвутся снаряды. Или сидишь и мерзнешь в окопе, а рядом свистят пули. Но я был с Богом, читал молитву и надеялся. Под Ржевом был такой огонь! Мы там воевали всю зиму. Там я был простым солдатом, а на Курской дуге был уже связистом. Господь меня спас и сохранил. Господь допустил ранение. Монахиня сказала маме: "Драгоценная, не печалься, он скоро придет без одного крыла". И вскоре мне перебило руку.
Верующих мне немного приходилось встречать в огне под Ржевом и на Курской дуге. Были, конечно. Даже те, которые не верили, крестились и молились, но особо не были заметны верующие. Я и еще несколько человек открыто крестились и молились.
– А как Вы шли в атаку? Что кричали – "Ура", "За Родину" или "За Сталина"? И вообще, как это было?
– Что все, то и я. Кричали "Ура!" и "За Родину!", но "За Сталин!а" я не кричал. У нас все отняли, отца посадили, поэтому я не мог кричать "за Сталина".
Я выполнял свой долг, за двух – за себя и за этого коммуниста. Я шел за Родину и все. Были по-разному настроены. Мне родители внушали, что нужно быть с Богом, что если будут принуждать, то нельзя отказываться, потому что Господь не будет долго терпеть безбожников. Я был с Богом.
Ранение
Меня ранило в 1943, я без сознания лежал, сколько – никому не известно. Один Господь знает. Когда меня ранило, я об этом не знал, потому что сразу потерял сознание. Сколько времени я лежал рядом с убитыми, и, видите, остался жив. Потом я стал приходить в себя. Хотел опереться на руку, а она не действует. Лежу, а из груди течет кровь. Мне осколки попали в грудь. Легкое разорвало, грудь задело, руку перебило.
– Как вас нашли?
– Я сам пришел в себя. Через какое-то время ко мне подполз солдат. Он сначала хотел ползти в свою часть, но немец открыл по нему огонь, и он пополз ко мне. Он мне и помог добраться до санчасти. Его послал ко мне Господь. Господь все пошлет, когда нужно. Еще полгода лежал в госпитале.
Два месяца лежал в Калуге. Потом отправили в Сибирь. До Владимира доехали – со мной плохо, я умираю. Высадили. Полмесяца полежал, опять повезли. До Перми доехали, опять со мной плохо. Полежал полмесяца в Перми. Повезли дальше, опять плохо. Высадили в Новосибирске, так и лежал до выздоровления.
Мы выполнили свой долг с Богом. Господь нас сохранил, и мы Его благодарим за это.
– А Победу где встречали?
– Я встречал Победу дома. Все встречали, все радовались.
Все время был гоним
– Что было после? Вы пошли учиться в богословский институт?
– Я на фронте пообещал служить Господу, и Бог видел это.
Выжил чудом, Господь помог! Пришел домой инвалидом, учился в Москве. Как-то иду мимо Павелецкого вокзала и вижу, что идет мой напарник с друзьями – его тоже освободили, и он тоже инвалид. И он – бросивший ружье – еще хвалится, как бил фрицев!
Я поступил в Богословский институт. Правой рукой не владел, писал на экзаменах левой. А у нас ведь правая рука – главная. Меня приняли чудом, было три человека на место конкурс. Потом я учился в Новодевичьем, а потом стал служить.
– Отец Василий, а как вы отстаивали храм в советские годы?
– Мне запретили служить в Москве, потому что я не захотел работать на КГБ. Я спрашиваю: "Что значит на вас работать?" Они отвечают: "Доносить на людей и рассказывать исповеди", а это по Писанию смертельный грех. Я говорю: "На это я не пойду". Поэтому я все время был гоним. Постоянно вызывали, угрожали, разрушили семью.
Знаете, когда я в церкви в Монино служил, то на Литургии, на "Тебе поем, Тебе благословим, Тебе благодарим, Господи..." увидел голубя над Престолом. Голубь кружился вокруг престола, а я молюсь. Когда я закончил молитву, он растворился, исчез. Он никуда не вылетал, это видели все. Двери были закрыты, он растворился и все. Дух Святой явился, Благодать Божья. Это видели все прихожане. Он никуда не вылетал. Вот так Господь творит разные чудеса. Староста тут же потребовал меня уволить.
А в Преображенском храме как-то зять старосты бросился на икону Архангела Михаила и начал её разбивать гирей. А там, куда наносились удары, стала выступать кровь... Он испугался, спрятался. Потом староста подарил мне эту икону. Я её отреставрировал, но оставил следы крови в нескольких местах. Теперь всегда на праздник Архангела Михаила рассказываю прихожанам историю иконы...
В 1971 году я служил в Сокольниках в парковой зоне. Обычно мне угрожали, а потом стали оскорблять. Я говорю: "Что же вы делаете из меня преступника? Я отдал жизнь за Родину. Знаете, как я воевал?". И дал ходу. За мной бегут и кричат: "В КГБ на переговоры!". Я не останавливаюсь. Потом вызвали начальника милиции, стали опять свое требовать. Я сказал: "Нет, я на это не пойду". Через несколько дней издали приказ, чтобы запретить мне служить в Москве, и тогда меня сюда направили, в Большое Свинорье. Храм здесь был разрушен, даже куполов не было. И был приказ горисполкома – закрыть церковь.
Но самое страшное было при Хрущеве.
– При Хрущеве было страшнее, чем при Сталине?
– Да. В то время старосты по всем храмам ставились все от КГБ. Они были полные хозяева, их никто не имел права касаться, даже Патриарх. Проходит день, два, и лежат документы о закрытии церкви. Я с собой разговариваю: "Что же я молчу? Кого я боюсь? Смертных людей?" И тут староста закричал на меня: "Ты что?! Я тут хозяин!" А ночью у него случился инсульт, и когда я к нему пришел, то сказал: "Меня наказал Бог, а ты здесь – хозяин".
Я стал ездить по всему району, искал сильных людей. Но не мог найти сильных, которые отменили бы решение о закрытии церкви. Тогда я поехал в министерство по делам религии в Москву, и там меня приняла старая женщина. Я ей говорю: "Нельзя ли как-то иначе поступить? ". Она подумала и сказала: "Я верю в Вас. Собери такую сумму, привези, и я постараюсь отменить это решение". Я здесь не мог собрать деньги, потому что прихода не было, но меня любили московские прихожане. Они собрали нужную сумму, и я отдал ей деньги. После этого отменили решение о закрытии. Это было в 1971 году. А куда было деваться? Пришлось. Выхода не было. Господь помог.
– Отец Василий, как Вам кажется, люди изменились?
– Сейчас начинают немножко обращаться к Богу. Даже неверующие стали лучше чуть-чуть. А в общем ведут себя плохо, столько преступников... Если народ будет так жить и так вести себя, то придет наказание. Надо жить только с Богом, и все будет дано. Неудобно так о себе говорить, но все твердо верующие люди знают, что есть Господь. Верующим Господь является и творит чудеса. Почему все верующие готовы идти на смерть? Они знают, что есть Бог. Верующему Бог открывает себя.
А если пострадают, то значит так угодно Богу. Для чего мы здесь живем? Для будущей вечной жизни. Рано или поздно мы все умрем. Душа не умирает, она пойдет на суд Божий. Он будет судить по нашей земной жизни.
Мы побеждаем зло и творим добро только благодатью Божьей. Без Бога, без благодати человек не может быть добрым, поэтому вся надежда на Господа. Сейчас вроде многие стали обращаться к Богу. Может, это и спасет.
– Батюшка, а как сегодня надо воспитывать детей?
– Надо их настраивать на Бога, как и нас воспитывали. Постоянно водить в церковь. Вот мы ходили в церковь, умирали, но все равно ходили. И выросли все верующими. Очень важно посещать церковь, и важно, чтобы родители молились о детях.
Не забывайте о молитве, и вы потом сами в будущем увидите результат вашей веры и служения Богу. Господь будет помогать и подавать все, когда нужно. И надо, конечно, испытывать скорби, чтобы проверить нашу веру и отношение к беде.
Скорби укрепляют веру, и потом Господь от них избавляет. Но испытывать их надо. Он нас проверяет. Так что оставайтесь с Богом, это наше счастье. Потом сами увидите результат. Мы всю жизнь прожили с Богом. Чего только не делали над нами, а мы все живем. Где я только не служил. Меня снимали, а я продолжал служить. Инвалида войны мучили, снимали, угрожали, лишали, что только не делали. Сейчас пока, слава Богу, все хорошо. С Богом мы сильнее.
Источник: Православие и мир
