Вы давно ходите в храм. Понимаете церковную терминологию и порядок богослужения. Правильно креститесь и одеваетесь. Знаете что-то, чего не знают другие, и вам знакомы слёзы покаяния...
Не спешите радоваться. Возможно, однажды ваша "правильность" разобьётся об искреннюю неправильность другого, а ваше мнимое смирение будет смыто потоком слёз незнакомого человека. И это будет началом. Вашей веры, вашего смирения и вашего покаяния.
Синайский полуостров особенно красив осенью. Терракотовые горы рассекают безоблачное синее небо, основаниями уходя куда-то в глубины библейского "Чермного моря". На целую неделю мы убежали сюда, под кров выцветшего от времени неба Египта. Подальше от дискотек Шарм-эль-Шейха и Хургады – в пустынную Табу, где ни города, ни машин, ни людей.
Нет, люди, конечно, там есть, и немало. Но на второй день туристическое многоголосье с элементами родной речи перестаёт раздражать, и что-то наподобие умиротворения растекается по жилам. Хорошо... Если бы не одна особа. Эта полная, лет тридцати, женщина казалась воплощением всего того, что так раздражало меня в людях. Она много курила, громко смеялась, перемежая гогот вульгарными словечками. Пляж и территория отеля были такими маленькими, что неприятная незнакомка казалась вездесущей. В столовой она курила непременно за соседним столиком, на берегу всегда оказывалась так близко, что едкий дым её сигарет то и дело проникал мне в ноздри и в душу, вызывая непреодолимое отвращение к этой особе.
Так прошло несколько дней. И вот наконец экскурсия в Иерусалим. Эта однодневная поездка была включена в стоимость путёвки, и вся наша отельная киевская компания отправилась в путешествие. После часов стояний на границе нас, измученных и сонных, загрузили в автобус.
С моим везением я плюхнулась именно на то место, где был сломан кондиционер. Это выяснилось уже в дороге, и ладно бы он не работал вовсе – нет, он дул не переставая, и выключить его не было никакой возможности. Через полчаса у меня ныла спина, болело ухо, а впереди было ещё часов пять дороги. Муж, подставив шею холодному воздуху, дремал. А я пошла по салону автобуса в надежде прикорнуть на свободном местечке. Их было несколько. Но на мой вопрос, можно ли присесть рядом, следовали вежливые отказы моих пляжных знакомых с указанием весомых причин – вроде уставших ног или сумок на свободном сидении. Потеряв всякую надежду, я побрела обратно, как вдруг меня окликнули. Это была Лена. Та самая моя отельная "подруга". Довольно полная, она сама еле помещалась в кресле, а соседнее было уставлено пакетами. "Я сейчас", – улыбнувшись, сказала моя спасительница, одним движением запихивая вещи под своё сидение. Я поблагодарила. Села рядом, мы обменялись неловкими улыбками и парой дежурных фраз, и каждая погрузилась в свои мысли и сны.
В Иерусалим мы въехали около половины седьмого утра. Храм Гроба Господня был уже открыт. Нам показали плиту Помазания, потом повели на Голгофу и, наконец, к святая святых Храма – Кувуклии. Мы с мужем уже бывали в Иерусалиме. И потому, отделившись от группы, первыми прибежали сюда. Мы так мечтали ещё раз склониться в молитве перед скорбным ложем Спасителя. И теперь не верилось, что мечта сбылась. Но Кувуклия была закрыта, и наша гид сказала, что, увы, в такую рань её не открывают. Было обидно до слёз. Мы уже собрались расходиться, как вдруг греческий монах отворил придел Ангела и жестами пригласил войти. "Видно, есть среди вас праведник, раз для вас открыли двери", – заметила гид, и мы с супругом только таинственно переглянулись. Но через минуту я поняла, для кого сегодня Господь открыл двери.
Чуть в стороне от группы стояла и рыдала Лена. Я подошла к ней и спросила, что случилось. Но Лена лишь сбивчиво всхлипывала: "Ты видела? Там Она... у Неё кинжал в сердце, Ей больно!"
Да. Я видела. Наверху, на Голгофе, справа от места распятия – католический придел. Там стоит скульптура Божией Матери, сердце Которой пронзает остриё кинжала. Богородица держится за сердце, а из Её глаз катятся слёзы. Я, помню, ещё отметила про себя, как буквально католики проиллюстрировали слова праведного Симеона, обращённые к Деве Марии: И Тебе Самой оружие пройдёт душу (Лк. 2, 35).
Но я не плакала. Мне не было больно...
Мне бывало страшно и стыдно у подножия Креста – это были слёзы покаяния. Бывало радостно и светло – это были слёзы умиления и благодарности Богу за возможность видеть всё это. В моих слезах всегда была моя личная боль, мой личный страх, моя личная просьба. Но мне никогда не было так больно за слёзы Той, имени Которой толком не знала Лена.
Всю обратную дорогу мы говорили. Лена рассказала, что работает поваром в ресторане, что она не замужем, что впервые за границей. Она мне показалась очень искренней и... застенчивой. Мы даже обменялись телефонами и в отель вернулись почти друзьями. На следующее утро дым её сигарет на пляже не казался мне уже таким противным, а смех – громким. Несколько раз в разговоре мы возвращались к поездке в Иерусалим, и каждый раз её глаза блестели от слёз.
Вскоре самолёт унёс нас из синайского рая в киевские дожди. Мы так и не позвонили друг другу. Я, наверное, стыжусь своего ханжества, она – излишней откровенности. А может, просто суета засосала. Но я знаю, зачем мне послана была эта встреча. А ещё – мне приятно осознавать, что в одном со мной городе живёт человек, в чьей груди бьётся большое, доброе сердце. Сердце, которое умеет любить и сострадать. И ему бывает больно. До слёз.
Источник: Отрок. ua
