"Русский журнал": Павел Проценко. Имитация или живая жизнь. (Прододжается дискуссия вокруг выставки "Осторожно, религия!")

Русскую интеллигенцию до 1917-го года можно упрекнуть во многом, но только не в равнодушии к вопросам этики и поведения. Можно сказать, что вопрос правильности того или иного поступка с точки зрения морали и высших ценностей был центральным для российского образованного человека, часто заменяя ему утраченную религию. Чуть ли не любой поступок, касающийся не только социума, но и сугубо частный (например, пойти в ресторан или приобрести дорогую обновку) мог быть совершен только при разрешении глобальных проблем бытия. Можно ли нам, счастливым обладателям научного знания, чинов и общественного статуса, расслабляться на курортах, если в нищете прозябает и каждодневно мучиться трудовой народ? Переживание, знакомое, видимо, каждому "старому" интеллигенту.

Но и ревнители православия, тот оплот Церкви, который вскоре принял на себя удар коммунистических гонений, относились к окружающему так, словно от их личного поведения зависит судьба всего народа. И в "серебряные", предреволюционные, годы как-то по-новому, особенно обостренно, открылось для энтузиастов религии, что надо заново просвещать Россию и что дело нравственного просвещения не может быть решено в приказном порядке, насилием "православного" государства, но только образом жизни и самоотверженным, бескорыстным миссионерством членов Церкви.

С точки зрения этого безусловного факта нашего исторического, духовного и в каком-то смысле культурно-генетического наследства то, что произошло вокруг выставки "Осторожно, религия!" удручает.

Пустотой и бессмыслицей веет от жалкой мотивации своего проекта инициаторов и участников мероприятия. Особенно поражает "директор", Ю.Самодуров, речь которого - типичный сленг чиновника. Он, оказывается, так любит родину, что готов защищать тот суд и ту прокуратуру, которые его поддерживают и готовы быстро осудить хулиганов. Известные пословицы о дышле, о тюрьме и о сумме остались за рамками его понимания. Для того, кто дерзает войти в суровое и небезопасное поле общественного действа (тем паче в России) подобное забвение реальности уже залог поражения. Характерна ссылка этого поборника творческой "свободы" и на кумиров советской полуинтеллигенции Ильфа и Петрова, рьяно прислуживавших режиму и глумившихся над старой, расстреливаемой Россией, над ее религией и культурой.

Пытаясь сконструировать художественный проект, который выведет творцов передового искусства в социальное пространство с проповедью "прогресса", участники выставки напрочь забыли как раз об обитателях общества, о конкретном Другом, которого они хотели наставить на путь истины. Они забыли о болях и муках самого российского общества. Дело не только в том, что оно переполнено множеством трагедий, вызванными очередным мучительным переходным периодом в жизни государства, а в том, что страна все еще не вышла из тени ГУЛАГа. Наше общее пространство - это огромный погост. Мы ходим по огромному братскому кладбищу невинно казненных и умученных.

Для тех, кто моделирует очередной художественный жест (или скандал) не стоит забывать об этом. И если кто-то намерен поиграть в бисер из сакральных символов, за хранение которых еще недавно верующих отправляли на плаху или в застенок, то пусть он прежде спросит себя, не присоединяется ли он тем самым к прежним палачам или к всегда одобряющей толпе. Приверженность к иконам, крестам, Писанию, изображения которых использовали художники в своих коллажах, десятилетиями служили в нашем социалистическом отечестве признаком социальной неполноценности. Включение их в ироничный, а то и насмешничающий художественный ряд может нанести "заушения" и "обычным" современным верующим. Слишком все еще болят, слишком кровоточат раны нашей истории, не уврачеванные ни личным, ни общественным покаянием (не говоря уж о совершенно недостаточном покаянии власти).

Художественный эксперимент, если он основан на стремлении к красоте и глубине жизни, а не на темной подсознательной природе эпатажа, должен ставить себя в условия самоограничения (что чаще всего углубляет и возвышает творчество). В этом нет отказа от поиска самовыражения, зато свободное мироощущение обогащается братским отношением к людям.

Как правило, художник-авангардист ощущает себя неким учителем, несущим человечеству новое послание. Но разве он сам не должен слышать обращенное к нему послание истории и современников? В этом отношении поучительна судьба русских футуристов. Они презирали окружавшее их "отсталое" общество и чередой скандалов и безобразий заявили о необходимости перестройки культурного и социального пространства русской действительности. Они были глухими к предупреждениям инакомыслящих, обращенным к ним. Чем это кончилось, общеизвестно. Содружеством с ГПУ, часто и прямым участием в травле старой культуры и ее деятелей (В.Маяковский гордился тем, что участвовал в компании против Церкви и, в частности, патриарха Тихона).

Вместе с тем из группы поддержки участников выставки прозвучали замечательные слова, принадлежавшие Сергею Ковалеву (пресс-конференция в музее им. А.Сахарова 21 января 2003 г.), о происхождении понятия "прав человека" из христианской культуры. Он засвидетельствовал (и это чрезвычайно важно), что российские диссиденты принадлежали к религиозному типу личности.

В связи с этим мне вспомнилось, что этим Великим постом исполняется 15 лет многодневной голодовке четырех православных женщин из г. Иваново. Они добивались возвращения государством т.н. "Красного храма", бывшего Введенского собора. Это было в своем роде уникальное событие, получившее международную огласку. Результатом голодовки стал не только возврат данной церкви, но и окончательный слом всей системы издевательских партийно-чиновничьих препон, воздвигаемых на пути требований верующего народа. На каком-то этапе борьбы в поддержку ивановских христианок я обратился к А.Д.Сахарову за помощью. Он мгновенно отозвался, и многое сделал: звонил членам Политбюро, имел личную беседу с секретарем ЦК В. Медведевым и т.п. Поражала его обостренная внутренняя чуткость и внимательность к опыту другого человека. Конечно, это происходило от обладания удивительно тонкой совестью и привычки постоянно помнить тех, кто находится в худшем, чем ты положении. Для меня это было примером исключительно христианского отношения к жизни. Конечно, в том, что Церковь получила свободу, есть и усилие Андрея Дмитриевича.

Так случилось, что в тот же период мне пришлось посетить по какому-то делу о.Александра Шаргунова. Вся его семья, включая сына-школьника, следила по "голосам" за происходившим в Иваново, горячо переживая перипетии борьбы. И вот сейчас широко известный протоиерей А.Шаргунов, руководитель общественного комитета, явился инициатором возбуждения уголовного дела и суда над сотрудниками Музея им. А.Д.Сахарова и несколькими художниками. Таким образом, считает пастырь, только и можно защитить Церковь и общественный порядок в государстве.

Идея о том, что возрождения нравственности и предохранения нравов от порчи можно достичь с помощью городового - большое заблуждение, которому по очереди в этой истории предаются обе стороны. Это упование обнаружило свою тщетность и в предреволюционную и в советскую эпохи. Возврат в прошлое, кружение по виткам изжитого исторического опыта есть безусловный проигрыш для христиан, призванных к движению вперед, к новому и творческому осуществлению заповедей Христа.

Что должен делать член Церкви, столкнувшийся, например, с заблуждениями каких-то сообществ или личностей, с чьим-то неподобающим поведением или даже неприкрытой агрессией (военные действия не имеются в виду)? Конечно, сделать все, чтобы разрешить ситуацию миром. Более того, постараться собственным отношением к противнику разоружить его, а не с помощью насилия, пусть облеченного в статьи Уголовного Кодекса. Последствия такой мнимой победы могут быть весьма печальны для нашей и церковной и общественной жизни.

И напрасно о. Александр ссылается на семь тысяч заявлений, поступивших в прокуратуру, как на свидетельство силы православного народа. Не в прокуратуру надо писать при столкновении с эпатажем, а вступать в диалог с его участниками и вдохновителями, добиваться (и здесь нужны большие усилия всего христианского сообщества), чтобы СМИ не освещало односторонне подобные, пикантные с точки зрения масс-культуры, мероприятия, а излагало на события взгляд и религиозной общественности. Не отсутствие закона "Об оскорблении чувств верующих" (о принятии которого ратует о. Александр) погубило в прошлом "православную империю", а, прежде всего, беззакония внутри церковной ограды, отсутствие внутрицерковной свободы и справедливого суда, умения верующих действовать творчески в условиях современной цивилизации. И если не решить сейчас эти проблемы, то новой России будет всегда грозить участь старой.

Все последнее десятилетие строительства демократической страны умирали, уходили в нищете и безвестности настоящие герои нашей Родины, нашей Церкви и культуры. Те, кто создавал "плюралистическое" и "объективное" медиа-пространство постарались сделать так, чтоб страна ничего об ушедших, об их подвиге не узнала. И за эту политику равнодушия ответственны, в частности, и правозащитники и церковники. В результате сейчас российское общество находится, может, еще в большем беспамятстве, чем до начала перестройки.

Во многих местностях страны до сих пор живы родственники тех, кого Церковь считает новыми мучениками: отдавших жизнь за веру и сохранивших в нечеловеческих испытаниях достоинство и честь. Могу засвидетельствовать, что большей частью близкие мучеников, претерпевшие десятилетия унижений и утеснений, в советскую эпоху отвергнутые и растоптанные окружающей враждебностью, остаются и сейчас наедине со своими болями и проблемами. Процесс канонизации, совершившийся где-то в "федеральном центре", не уврачевал тяжкие раны, нанесенные им государственным насилием. А ведь близкие мучеников - соучастники мук невинных, живые и больные свидетели той трагедии, которая касается всех россиян. Пока эта трагедия не будет залечена действенным состраданием, России не выйти к нормальной жизни. И в этой реальности "православные алтарники" и активисты свое драгоценное время тратят на суд с великовозрастными недорослями (которых юридически судить-то не за что)?

В столкновении вокруг выставки "Осторожно, религия!" обнаруживается полное отсутствие общественной жизни, налицо лишь одна ее имитация. Ведь перед нами столкновение двух "тусовок": бюрократов от правозащиты (вкупе с художниками) и патриотов-церковников по должности.

Православные радетели нравственности, числящиеся по вероисповедному ведомству, однажды уже проиграли страну, не помогли ни регулярные выплаты из министерских касс, ни бюрократическая, ни полицейская поддержка.

В 1990-е годы возникла трагическая ситуация, когда неформальные и инициативные группы, главный нерв любого независимого общества, были подменены своего рода новым чиновничеством от общества (современный аналог комсомольцев и активистов из жеков). Бюрократ-правозащитник сидит на грантах (ему не важно чьих: он согласен брать и от "неправедного" государства и от Березовского, - ряд уходит в бесконечность), он обеспечен недвижимостью в центре столицы. Остается только функционировать, проводить мероприятия и отчитываться за них перед "грантодателем". Но жизни свои за права и свободу другого отдают как раз те, кто остался верен нравственным основам инакомыслия. Убитые Виктор Попков или Дмитрий Крикорьянц, "кочегар" Кирилл Побрабинек, на свои копейки отстаивающий униженных государственными чиновниками чудаков, или независимые журналисты в провинции, с риском для жизни раскапывающие правду о преступлениях доблестной милиции, или нищие независимые исследователи нашей замученной и оболганной истории.

Нужно перестать имитировать и заняться жизнью, нужно углублять свое понимание реальности, чтобы сделать ее пригодной для существования. Чтобы в ней не вырастали причудливые "художественные жесты" и не сооружались абсурдные судопроизводства друг против друга. Время поста (или весны: для кого как) располагает к надежде.

"Русский журнал", 3 марта 2004 г.