Сохранить имена новомучеников

Епархиальная комиссия по канонизации подвижников благочестия собирает информацию о репрессированных в годы гонений на Русскую Православную Церковь клириках и мирянах. Их родственников просили откликнуться и сообщить что-либо о судьбе пострадавших за веру. Дало ли обращение к саратовцам результат? Об этом – наш сегодняшний разговор с секретарем комиссии – священником Максимом Плякиным.

– Отец Максим, не так давно и в епархиальных, и в светских средствах массовой информации достаточно широко прошли обращения к жителям области с просьбой поделиться имеющимися сведениями о судьбе репрессированных в годы гонений на Церковь. Откликнулись ли люди?

– Да, люди откликнулись. В общей сложности за эти недели мы приняли около полутора десятков обращений: к нам приходили, рассказывали о своих родных, иногда даже приносили сохранившиеся документы тех лет, фотографии.

– Интересно, а какова география обращений?

– В основном, конечно, это жители Саратова. В то же время уже было четыре обращения из районов области – и тут я бы отметил роль местных приходских священников, их обращений к своим прихожанам. Думаю, что по мере распространения информации о сборе сведений с течением времени обращений будет еще больше.

– О чем рассказывали люди?

– К сожалению, общей чертой почти всех рассказов является то, что ныне живущие потомки почти не имеют конкретных сведений о судьбах своих предков. Это и понятно: долгие десятилетия эта тема была под запретом, потому что об этом было опасно вспоминать. Внукам не говорили о судьбе их умученных дедов и бабушек. Одна из женщин, обратившаяся к нам, рассказала, что она узнала о том, что ее родной дед – репрессированный "церковник", лишь за несколько месяцев до смерти своей мамы – дочери страдальца, которая даже справку о признании ее отца пострадавшим от репрессий никому в семье не показывала. Еще один характерный, к сожалению, эпизод: дочь репрессированного священника рассказала нам о своем отце и о его двух братьях, также репрессированных в 30-е годы XX века. Но, как оказалось, она ничего не знала о том, что в их семье был еще и четвертый брат – тоже священник, и он был казнен за веру еще в первые годы советской власти. Эта информация была в нашем архиве, – а родные братья мученика, как выяснилось, молчали про старшего брата, так что родная племянница, родившаяся после его кончины, даже не догадывалась о существовании дяди.

– Но какая-то информация все же сохранялась в семьях?

– Да, и тем ценнее для нас сегодня эти уцелевшие крохотки. Вот пример сохранившегося семейного предания: искренне верующий человек, простой мирянин из заволжского села, выучил наизусть Евангелие и в те страшные годы пересказывал его односельчанам. Местные активисты-безбожники говорили ему, что если человек начнет читать Библию, то непременно сойдет с ума, а он отвечал: "Видите, я же читал Библию и, однако, с ума до сих пор не сошел". Дальнейший его путь предугадать нетрудно... Что касается документов, то, к сожалению, их сохранилось в семьях очень мало. В основном это справки о реабилитации. Письма, личные вещи (не только священно­служителей, но и тех, кого называли "церковниками") хранить в те годы было очень опасно. Фраза, которую тоже, к сожалению, приходилось слышать: "Семейный архив был уничтожен". Имя и память о том, что человек был репрессирован за веру, – вот практически все сведения, что дошли до наших дней в большинстве случаев.

– Получается, что уже практически невозможно пополнить архив ценными свидетельствами того времени?

– Несмотря на скудость документов и воспоминаний, среди того, что нам приносили и сообщали, были очень ценные данные. Например, теперь в нашем архиве есть фото инокини Варвары (Глотовой) – регента Саратовского Крестовоздвиженского женского монастыря. В начале 40-х годов прошлого столетия он, к тому времени уже подпольный, был окончательно разгромлен. Нам было известно, что мать настоятельница – игумения Антония (Заборская) – была замучена во время следствия; что сестер приговорили к длительным срокам заключения, а одну насельницу – к смертной казни. Это была матушка Варвара (на фото – крайняя справа). Сегодня к сведениям о ней из следственного дела добавился ее снимок – удивительно светлое лицо молодой девушки, у которой впереди было сочетание Небесному Жениху и мученичество...

– Отец Максим, как именно будут использованы сведения, документы, воспоминания, полученные от тех, кто откликнулся на просьбу Епархиальной комиссии по канонизации подвижников благочестия предоставить информацию о репрессированных за веру?

– Во-первых, эта информация станет отправной точкой для дальнейших исследований. Сейчас у нас в комиссии накоплены сведения (разной степени полноты) почти о девятистах репрессированных по церковным делам. Реально же их было, по нашим оценкам, в три-четыре раза больше. Поэтому на данном этапе важно хотя бы установить имена и места служения репрессированных за веру саратовцев, и здесь свидетельства родных и близких будут ценнейшим подспорьем. По крупицам мы собираем информацию о населенных пунктах, где пострадали за веру клирики и миряне; уточняем даты, когда они были репрессированы. При запросах архивных документов – из дореволюционного епархиального архива или из ведомственных архивов спецслужб – это существенно поможет и нам, и архивным работникам. А во-вторых, даже такие крохотки – наша память. Если имена батюшек просто будут записаны в синодиках тех храмов, где они служили, если на приходах будут поминать мирян, отстаивавших храмы в дни "испытаний нечаянных", это и будет означать, что их подвиг не забыт.