Не правая не партия

Несколько дней назад в "Известиях" появилась статья, согласно которой лидер подмосковного отделения "Правого дела" Борис Надеждин сказал, что "В мое отделение теперь массово вступают офицеры и молодые бритоголовые", и вообще "Правое Дело" решило обратиться к националистическому электорату. Реакция лидера партии, известного олигарха Михаила Прохорова была резкой: "Никаких националистов ни в какие партийные списки мы не включали и включать не будем. Ни с какими националистическими движениями "Правое дело" дела иметь не будет. Никакой "русский вопрос" мы поднимать не намерены... навязывать "русский вопрос" могут только враги России... Заявляю предельно категорично: людей, разделяющих националистические взгляды, в нашей партии нет и не будет. А что касается Бориса Надеждина, то, если это его личная осознанная позиция, то ему не место в партии"

Что же, слово "национализм" не избежало участи других политических терминов – таких как "либерализм" или "демократия"; им обозначаются очень разные вещи. Иногда такое смешение неумышленно, иногда – выглядит вполне сознательным. "Националистами" могут называть как хулиганов, нападающих на людей по мотивам расовой ненависти, так и всех тех, кто признает за своей страной узнаваемую культурную, национальную и религиозную идентичность, и хотел бы ее сохранить – не только из сентиментальной любви к отеческим гробам, но и из ясного осознания того, что страна, утратившая такую идентичность, обречена погрузиться в хаос, где разные племена будут оспаривать друг у друга роль ее новых хозяев.

При этом "националисты" во втором смысле могут не иметь ничего общего с расистскими хулиганами, более того, быть твердо уверенными в том, что место хулиганов – в тюрьме. Поэтому первое, что следует спросить, когда мы читаем о том, что некая партия обращается к националистическому электорату – это "что именно понимается под национализмом?". Если ненависть к "понаехавшим тут", это одно, если желание всерьез разобраться с проблемами неконтролируемой миграции и этнической преступности – это другое.

Подобным же образом, когда мы слышим о том, что некий политический деятель решительно отвергает национализм – мы должны уточнить, что именно он отвергает. Нежелание иметь что-либо общее со скинхедами совершенно понятно, есть знакомства, которые законопослушные (и морально вменяемые) граждане стараются не поддерживать.

Но политик может отвергать скинхедов по разным причинам. Он может отвергать их от имени национальной традиции. В бритых черепах скинхедов ничуть не больше русского, чем в бритых ягодицах гейпарадистов, то и другое есть продукт чисто импортный. Хулиганы, подражающие немецким и англосаксонским образцам, духовно окормляющиеся то у немецких нацистов (считавших славян "недочеловеками"), то, в лучшем случае, у американских ку-клукс-клановцев, никоим образом не являются наследниками русского духа и наследниками русской идентичности. Такой политик может, однако, всерьез рассматривать те вопросы, неправильным и уродливым ответом на которые являются скинхеды. Потому что этническая преступность, миграционный хаос и, скажем сдержанно, недостаточная эффективность государства в поддержании правопорядка – это совершенно реальные проблемы, с которыми надо что-то делать. Центр тяжести проблемы лежит скорее не в национальных отношениях как таковых, а в слабости государства – но проблему необходимо заметить и ее надо решать.

Можно отвергать скинхедов и по другим мотивам – именно как "националистов", из неприязни к любому проявлению национального духа. Скажем еще раз, что "националисты" как приверженцы национальный идентичности и традиции, и скинхеды не имеют между собой ничего общего – но в определенном, скажем так, либеральном мировосприятии они сливаются. Стремление замазать политических оппонентов об хулиганов играет с некоторыми людьми злую шутку – они сами начинают верить собственной пропаганде, и за каждым упоминанием о русской культуре и русской идентичности им начинает мерещиться призрак скинхеда. На само слово "русский" включается сигнал тревоги и человек начинает действовать как по аварийной инструкции: "навязывать "русский вопрос" могут только враги России!".

Такое мировосприятие характерно для части нашей образованной публики; хотелось бы обратить внимание на две связанные с ним проблемы. Во-первых, в любом многонациональном и многокультурном обществе может существовать только два положения вещей. Либо существует некая, бесспорно государствообразующая, культура, которая определяет пространство, в котором взаимодействуют все остальные, либо существует борьба – нередко кровавая – за выяснение того, какая культура будет доминирующей. Стабильное многонациональное общество – это общество с одной бесспорно доминирующей культурой. Это ни в коем случае не означает, что представители других культур как-то поражены в правах – нет, это как раз означает, что могут жить в мире и спокойствии. Некоторое время назад наши борцы с национализмом проводили выставку, на которой желали обратить внимание на то, что многие выдающиеся деятели русской государственности и культуры имели этнически смешанные корни. Разумеется, имели – и это обстоятельство говорит как раз о том, что эти корни могли сплестись и принести плоды только привившись к русскому дереву.

Вторая проблема, на которую хочется обратить внимание – это терминологическая путаница, связанная со словом "правый". Правые партии в Европе – это партии, опирающиеся на национальную традицию, партии, консервативные и религиозные, иногда прямо обозначающие себя как христианские – например, христианские демократы.

Партия, которую отличает болезненное дерганье при упоминании слова "русский", партия, подчеркивающая свой задорный комсомольский атеизм, это партия какая угодно, но не правая. Более того, сложно избежать впечатления, что это вообще не партия, а какая-то имитация, призванная предотвратить появление настоящих правых, заняв их нишу пластмассовым симулякром. Автор этих строк поддержал бы правую партию – если бы она была. "Правое дело" – это не правая, да и, похоже, не партия.