Иконы, пережившие Хиросиму

Я выросла под пристальными взорами трех русских икон, переживших атомную бомбежку Хиросимы. Они принадлежали родителям моего отца, которые бежали из России во время революции и 6 августа 1945 года, когда Enola Gay сбросила на город бомбу, превратившую большую его часть в пыль, мирно завтракали дома с двумя из своих троих детей.

Чудом семья моего отца осталась невредима. Равно как и иконы. Сегодня они висят в гостиной моей матери в Рено, Невада, служа бесценными символами не только русского православия , но и воздействия потрясений ХХ века на жизнь моей семьи.

То было не первое чудесное спасение Пальчиковых. Русские дворяне, они сражались в Белой армии и прошли через всю Сибирь до Владивостока, бежав из России, когда на штыках Красной армии пришла советская власть. В конечном итоге, вместе с небольшой группой русских белоэмигрантов они оказались в Японии, где в 1924 году родился мой отец Николай.

Во время бомбардировки мой отец был в южной части Тихого океана – он служил в разведке сухопутных войск США, занимаясь перехватом радиопереговоров японцев. За несколько лет до этого, в 1940 году, родители посадили его на судно, направлявшееся в Лос-Анджелес, желая, чтобы сын получил западное образование. К тому времени, как ему исполнилось 18, Япония и Соединенные Штаты находились в состоянии войны, и отец пошел добровольцем в армию, чтобы сражаться за свою новую родину против страны, в которой родился.

В детстве, проведенном в Сан-Диего, я терпеливо слушала рассказы отца за обедом, глядя на иконы, изображавшие Богородицу и Спасителя. Никто не знал, из какого они города и в каком веке были написаны. Нам было известно только то, что в царской России они были собственностью рода Пальчиковых и пережили первую атомную бомбу. За обедом я часто задумывалась о том, не излучают ли они радиацию, и не умру ли я от рака.

Отец много говорил – делился идиллическими воспоминаниями детства о том, как он плавал в реках Хиросимы, и злился на Вашингтон за решение об атомной бомбардировке. Он называл себя убежденным атеистом, однако гордился своими иконами и с важностью показывал их гостям. Для него они были не просто частью детства; они олицетворяли перипетии, изменившие жизнь его семьи. Как и его родные, они были чудом уцелевшими.

Одним из его любимых детских воспоминаний был образ отца, молящегося при свечах перед иконами за восстановление монархии в России. Накануне Второй мировой войны японское правительство рекомендовало иностранцам, жившим в Хиросиме, покинуть Японию. Но его родные, вместо того, чтобы паковать чемоданы, молились о том, чтобы им открылась Божья воля. Николай вспоминал, как его отец вывел слова "да" и "нет" на двух бумажках и положил их в шляпу. Та бумажка, которую он достал, определила их судьбу. Они оставались в Хиросиме до того августовского утра, когда атомная вспышка навсегда изменила мир.

Мой отец был одним из первых американских солдат, оказавшихся в районе эпицентра. Он часто вспоминал тот день, когда попал в Хиросиму, через месяц после бомбардировки. Он бродил по развалинам города, стертого с лица земли, ища каких-нибудь известий о своих родных. Он полагал, что никто не выжил, и хотел отдать им последний долг. Чудесном образом он нашел их живыми, перевез их в Токио, а позже они переселились в Америку.

Он любил перемежать рассказы о жизни сентенциями: "Нормально признавать свою неправоту", часто говорил он, ожидая того дня, когда Америка наконец извинится перед Японией за атомную бомбу. Порой отец говорил так много, что мать наклонялась к нему, чтобы его "отключить", нажав указательным пальцем на пупок. Это означало "пора закругляться".

Время от времени он носил свои иконы в близлежащую начальную школу, где мать работала методистом, чтобы поговорить с детьми о мире.

Он говорил школьникам: "Закройте глаза и представьте, что весь город стерт с лица земли, больше нет ни родителей, ни друзей, ни домашних животных". Потом он просил их подумать о том, как можно решать проблемы без насилия.

В прошлом году мне позвонили из Мемориального музея мира в Хиросиме. Его сотрудники документировали жизни русских хибакуся, как в Японии называют переживших атомную бомбардировку. Они хотели знать, как сложилась судьба Николая-сан и его родных.

Я сказала, что мой отец умер в 2003 году. Его сестра – единственная из еще живых членов семьи. Но, как и иконы, она молчит о том, что видела.

В этом году Японии довелось пережить немало невзгод – цунами, землетрясения и продолжающиеся проблемы на АЭС в Фукусиме.

Сегодня, глядя на иконы, я думаю о том, как искусство может подтолкнуть нас к размышлениям совсем не о том, что хотел передать художник.

Мать решила оставить иконы дома, но надеюсь, что однажды они вернутся в Хиросиму. Их место – в музее, среди других артефактов и произведений искусства, являющихся частью истории города. Будет жаль прощаться с ними. Но, став экспонатами музея, они, возможно, напомнят посетителям о том, что наследие Хиросимы и будущее атомной энергетики – вещи, касающиеся каждого из нас.