Событие. Первый крестовый поход

Именно в этот день в 1095 г. римский папа Урбан II, перейдя до этого через Альпы, созвал собор духовенства во французском городе Клермоне. Папа прибыл во Францию не только с тем, чтобы урегулировать здесь церковные дела. Вступив на французские земли, он оповестил знать, что в его намерения входит оказание помощи восточным братьям-христианам.

Не приходится удивляться тому, что в Клермон съехались тысячи рыцарей, множество лиц духовного звания, собрались несметные толпы простонародья. Урбан II выступил с торжественной речью прямо под открытым небом перед скопищем людей, собравшихся на равнине близ города. Речь эта была хорошо продумана – она отнюдь не представляла собой "боговдохновенного" экспромта. Папа призвал католиков взяться за оружие для войны против "персидского племени турок... которые добрались до Средиземного моря... поубивали и позабирали в полон многих христиан, разрушили церкви ". Иначе говоря, в Клермоне был брошен клич, призвавший Запад к Крестовому походу на Восток.

Урбан II обращался прежде всего к расплодившейся рыцарской голытьбе: "Да не привлекает вас к себе какое-нибудь достояние, да не беспокоят какие-нибудь семейные дела, ибо земля эта, которую вы населяете, сдавлена отовсюду морем и горными хребтами, она стеснена вашей многочисленностью. Отсюда проистекает то, что вы друг друга кусаете и пожираете, ведете войны и наносите друг другу множество смертельных ран". Папа звал рыцарство прекратить усобицы и двинуться на завоевание восточных стран: "Становитесь на стезю Святого Гроба (так называли тогда путь паломников в Иерусалим), исторгните землю эту у нечестивого народа, покорите ее себе!"

Католическая церковь хотела направить на далекий Восток алчные устремления рыцарской вольницы, чтобы удовлетворить ее жажду земельных приобретений и грабежей, но сделав это за пределами Европы. Тем самым Крестовый поход упрочил и расширил бы власть и самой католической церкви , причем не только на Западе, но и за счет стран Востока.

В этом, собственно, и заключались, с точки зрения папства, задачи похода, провозглашенного на Клермонской равнине. Недаром Урбан II подчеркивал необходимость прекращения файд, наносивших серьезный урон церковному землевладению: "Пусть же прекратится меж вами ненависть, пусть смолкнет вражда, утихнут войны и уснут всяческие распри и раздоры!"

Речь Урбана II нашла живой отклик у собравшихся. Программа похода на Восток получила одобрение феодалов.

Однако зажигательной речи Урбана II внимали не только рыцари и сеньоры. Ее слушал также изможденный от голода и исстрадавшийся в крепостной неволе деревенский люд. Нищие мужики больше всего хотели освободиться от гнета феодалов и именно потому мечтали об искупительном подвиге. Земля и воля – вот что чудилось в его речи обездоленным хлебопашцам и виноградарям. То и другое казалось им вполне достижимым: ведь папа, стремясь ускорить выступление рыцарей, чьи разбойничьи подвиги грозили благополучию и спокойствию крупных феодальных собственников, уверял будущих крестоносцев, что путь к Иерусалиму недлинен и достигнуть святого града не составит сколько-нибудь серьезных трудов.

Что касается рыцарей и сеньоров, то здесь клич об освобождении Святой земли брошен был вполне удачно. Предшествующие события полностью подготовили феодалов к тому, чтобы подхватить его и ринуться на завоевание заморских стран с тем большим пылом, что, как постановил Клермонский собор, на крестоносцев, которые вернутся из похода, распространялись – сроком на три года (или даже на все время их отсутствия на родине) – условия "Божьего перемирия". Это означало, что церковь берет на себя защиту их семей и имущества. Таким образом, рыцари могли отправиться в путь, не испытывая волнения за своих домочадцев и достояние.

Зимой 1095-1096 г. во Франции собрались многотысячные ополчения сельских бедняков, готовых отправиться в дальние края. Еще могущественнее, чем благочестивые проповеди, действия крестьянской массы обусловливала страшная нужда, испытывавшаяся в то время деревней. Голод заставлял крестьян торопиться, поэтому их сборы протекали в лихорадочной спешке. Бедняки бросали свои лачуги, за бесценок сбывали кому угодно все, что можно было продать.

Так, разными путями, но примерно из одинаковых побуждений двинулись в Крестовый поход ополчения рыцарства и князей, а с ними и новые многотысячные толпы бедняков, по-прежнему надеявшихся на лучшую долю в дальних странах.

Рыцари были несравненно лучше подготовлены к походу, чем опередившие их скопища переселенцев из крестьян. Они запаслись средствами на дорогу. Многие заложили или распродали свои имения и другую собственность. Готфрид Бульонский заключил соответствующие сделки с льежским и верденским епископами: за 3 тыс. марок серебром он продал им некоторые из своих поместий и даже родовой замок Бульон заложил первому из них. Подобным же образом поступили с иными своими владениями Раймунд Тулузский и ряд его будущих лангедокских соратников. Герцог Роберт Нормандский урвал 10 тыс. марок серебром у своего коронованного брата, который, чтобы изыскать нужную сумму, в свою очередь, обложил чрезвычайным налогом собственных подданных, включая духовенство, поднявшее ропот по этому случаю. Феодалы меньшего ранга тоже распродавали свои права (судебные, охотничьи) и закладывали недвижимость.

Клюнийские монахи, красноречиво порицавшие на словах алчность и корыстолюбие, не прочь были умножить богатства своих обителей за счет крестоносцев. Точно так же епископы и аббаты Лотарингии, Южной Франции и иных областей спешили не упустить благоприятные возможности – крестоносцы нуждались в деньгах, и цены на недвижимость упали. Церковные иерархи по дешевке скупали поместья сеньоров и рыцарей, собиравшихся в Крестовый поход. По выражению американского историка Ф. Данкэлфа, церковь "сделала хороший бизнес на покупках и приобретении в залог за деньги собственности крестоносцев".

Запасаясь звонкой монетой, рыцари в то же время позаботились и об оружии. Вооружение и снаряжение феодального войска было значительно совершеннее, чем у крестьян. Каждый рыцарь имел при себе меч с обоюдоострым стальным клинком. Иногда такой меч служил и для религиозных надобностей: перекладина, отделявшая эфес от клинка, придавала мечу форму креста, и рыцарь мог, воткнув меч в землю, молиться перед ним. У рыцаря было также деревянное копье с металлическим наконечником, обычно ромбической формы. Помимо своего прямого назначения – колоть противника – копье выполняло и подсобную функцию: под наконечником прикреплялся флажок с длинными лентами, которые, развеваясь на скаку, пугали коней противника. Необходимой принадлежностью рыцарского вооружения был также деревянный, обшитый металлическими пластинками щит (круглой или продолговатой формы). В бою рыцарь держал его левой рукой. Голову крестоносца прикрывал шлем, а тело – кольчуга (иногда двойная) или латы. На ноги надевались кожаные наколенники и снабженные металлическими пластинками поножи. Рыцарь в полном вооружении представлял собою как бы подвижную, на коне, крепость. Много всяческого воинского имущества везли крестоносцы; кроме него, они прихватили с собой и охотничьих собак, и клетки с соколами (для охоты в пути).

Тем не менее они никогда, с самого начала и до конца похода, не представляли собой единого войска. Отдельные отряды ничто не связывало друг с другом. Каждый сеньор отправлялся со своей дружиной. Не было ни высших, ни низших, формально кем-либо назначенных предводителей, ни единого, общего для всех командования. Никто не задумался о том, чтобы выработать какой-либо общий план кампании или хотя бы установить точный маршрут для отрядов. Состав отдельных ополчений, стихийно группировавшихся вокруг наиболее именитых сеньоров, менялся, поскольку рыцари частенько переходили от одного предводителя к другому в надежде извлечь из этого те или иные выгоды...