В нашей Церкви идет интересный процесс: беспрецедентная реформа церковного управления – разукрупнение старых и образование новых епархий. Официальные комментарии старательно избегают самого термина "реформа", видимо, опасаясь нежелательной для православного уха ассоциации с протестантской "реформацией". Но поскольку изменения касаются только форм церковного администрирования, полагаю, нам не стоит в данном случае бояться этого слова.
Итак, к концу года Русская Церковь пополнится более, чем десятью новыми епархиями. Часть из них уже объединена в новый, второй по счету, Среднеазиатский митрополичий округ. Самые последние новости на эту тему поступили на прошлой неделе в ходе визита Святейшего Патриарха в Восточную Сибирь: новые епархии создаются на базе Красноярской и Иркутской.
В истории Церкви новая епархия это всегда событие; образованию новых епархий в учебниках церковной истории посвящают специальные главы, а на экзаменах этот вопрос выделяется в отдельный билет... Официальные церковные лица уже – правда, не без некоторого промедления – прокомментировали реформу – ее причины, необходимость и следствия. С аргументами "за реформу" можно соглашаться, но сейчас трудно сказать, к каким именно последствиям она приведет, однако в любом случае значимость происходящего не следует недооценивать.
Однако из озвученных мотивов реформы один вызвал у меня вопрос, который я здесь и хотел обсудить.
Среди доводов pro было сказано, в частности, следующее: одна из проблем крупной епархии, в которой много храмов и приходов, заключается в том, что рядовой священник, настоятель порой не имеет возможности встретиться с архиереем, своим епископом. И разукрупнение большой епархии, деление ее на несколько позволит священнику теснее общаться с епископом, оперативно решать актуальные вопросы приходского уровня.
Этот тезис мне показался несколько упрощенным, не до конца отражающим внутрицерковную реальность.
На мой взгляд, если архиерей не важно какого размера епархии совершенно недоступен для своего клирика, то это скорее говорит не о проблеме системы администрирования. Невозможность общения, мне кажется, в основном характеризует не организационную слабость епархиального управления, а именно дефектный характер взаимоотношений между архиереем и священником. Эта трудность принципе не решается в внешними путями – разукрупнением епархии и созданием технической, так сказать, возможности общения архиерея и его клира... Замечу, что поскольку священник иерархически, что совершенно справедливо, находится в положении зависимом от епископа в данной ситуации, то ответственность на отсутствие должной коммуникации лежит на архиерее.
И размер епархии, и занятость владыки являются не единственными и, на мой взгляд, далеко не главными причинами отсутствия должного общения между клиром и епископом. Может иметь место и причина нравственно характера. 7 декабря 2010 г. в своем выступлении на приеме у губернатора Краснодарского края Патриарх Кирилл говорил о том, что "Церковь проповедует не для того, чтобы становиться сильной, храмы нужны не для того, чтобы собирать в них деньги, не для того, чтобы правящий архиерей чувствовал себя этаким местечковым князем". Властолюбие, деспотизм, небратское, неотеческое отношение к священникам – есть такие слабости в нашей церковной жизни, и их наличие признано с самого высокого амвона.
Владыка добрый и любвеобильный, несмотря на любую свою занятость, которая, разумеется, у архиерея высока – найдет возможность принять священника, выслушать его, вникнуть в его вопросы и трудности – и поможет их решить. И даже если епархия очень велика, а архиерей загружен общецерковными послушаниями, которые практически все время держат его в Москве или за рубежом – все равно в этом случае владыка обладает административными возможностями, используя помощников – викариев, секретарей или благочинных – наладить епархиальное управление таким образом, чтобы священство не ощущало себя брошенным на произвол судьбы и забытым. Было бы желание.
И наоборот: если владыка не воспринимает своих священников как "своих", не любит их, не заинтересован заботиться о них, не настроен интересоваться их проблемами и помогать их решать, не хочет слушать их – тогда, конечно, он не будет доступен для них. А священники, в свою очередь, не будут заинтересованы общаться со своим владыкой – в случае если владыка груб, жесток или сребролюбив. И тогда жизнь духовенства неизбежно выстраивается по армейскому принципу "подальше от начальства, поближе к кухне". Равнодушный к жизни подчиненного духовенства архиерей, даже управляющий очень локальной епархией, останется для священников либо по-прежнему недоступным, либо общение с ним будет опасной пыткой. И никаким разукрупнением епархий, при всей его возможной необходимости, здесь не поможешь...
В реформу церковного администрирования необходимо включить обязательным пункт о нравственной реформе внутрицерковных взаимоотношений. Без этого – обернется бедой управленческая реформа, результатом которой будет создание десятков мелких епархий, если во главе их будут стоять жестокие и властолюбивые епископы, от которых к тому же будет бегать подчиненное им духовенство.
Второй вопрос, который я хотел обсудить, следующий: разукрупнение епархий может сулить Церкви множество очевидных бонусов – открытие новых приходов и монастырей, строительство новых храмов, создание новых духовных училищ, огласительных курсов, гимназий, православных печатных и сетевых изданий, необходимую активизацию присутствия Православия в общественной жизни провинции. Но без реформы нравственности создание новых епархий ляжет, кроме прочего, и тяжким – финансовым – бременем на настоятелей храмов, на духовенство и в конечном итоге на прихожан. Это произойдет в том случае, если новые владыки новых епархий возьмут на вооружение приоритет удовлетворения земных амбиций.
И об этой проблеме тоже говорил Патриарх, 17 апреля на трапезе после службы в Храме Христа Спасителя: "...Мы призываем сегодня к архипастырскому служению людей, способных и молиться, и трудиться во славу Божию, отдавая все свои силы делу спасения рода человеческого. Я очень надеюсь, что епископат, ныне призываемый к церковному служению, будет именно таким. Что это будут не те, кто мечтает о блеске внешней стороны архиерейского служения, кто мечтает обретать материальные ценности для самоуслаждения..."
Дорогостоящие стройки новых соборов, золотые купола, епархиальные канцелярии, парадные хоры, торжественные приемы, драгоценные камни на панагиях, митрах и часах, выезды на вороных "мерседесах" – бюджет таких не обязательных атрибутов архиерейской власти надо будет просто арифметически умножать на количество новых епархий.
Святейших Патриарх называет такой нравственный крен "мнимым пониманием престижа": "...Сегодняшняя жизнь так часто обольщает нас различного рода соблазнами, деньгами, карьерой, властью, положением, приобретением новых вещей, которые выгодно нас отличали бы от других, неким мнимым пониманием престижа. Какое множество соблазнов! И ведь соблазняемся, причем не отрекаясь своей веры, а совмещая ее с соблазном"...
Эта проблема усугубляется тем, что текущая реформа – предполагаю, что в каком-то смысле оправданно – впервые отходит от традиционного для России принципа "один губернатор – один епископ". Теперь на требуемые для внешнего церковного возрождения финансовые потоки области, края, автономной республики претендует не одна епархия, а две, три. Соответственно, материальные возможности новой епархии уменьшатся, одновременно с возросшими потребностями на устроение активной церковной жизни.
Если при этом к объективным потребностям епархии добавятся стремление владыки к погоне за стилем своих собратьев из относительно богатых епархий, здесь появится новая точка духовного разложения: потому что бедность в сочетании с неудовлетворенными амбициями – это крайне ядовитая смесь.
Источник: Православие и мир
