Митрополит Иларион. Евхаристическая чаша на соборной Литургии

В конце XX века в богослужебной практике Русской Православной Церкви произошла важнейшая перемена: почти повсеместно установилось значительно более частое, чем это было принято раньше, причащение мирян.

Большинство мирян и даже священнослужителей, в особенности те, кто пришли в Церковь в последние двадцать лет назад, уже не помнят, что не так давно нормой считалось причащение несколько раз в год: один-два раза в Великом посту (обычно на первой и Страстной седмицах) и один-два раза – в остальное время года (как правило, в день ангела; иногда еще и в Рождественский или Успенский посты). Такова была практика дореволюционной Русской Церкви, отраженная в "Катехизисе" святителя Филарета Московского: "Древние христиане причащались каждый воскресный день; но из нынешних немногие имеют такую чистоту жизни, чтобы всегда быть готовыми приступить к столь великому таинству. Церковь материнским гласом завещевает исповедоваться перед духовным отцом и причащаться Тела и Крови Христовых ревнующим о благоговейном житии – четырежды в год или каждый месяц, а всем – непременно однажды в год" (1). В наши дни причащение раз в месяц, о котором святитель Филарет говорит как об особом подвиге "немногих", фактически стало нормой для воцерковленных людей, а многие из них приступают ко святому причащению в каждый праздничный и воскресный день.

Еще одна важная перемена состоит в значительном увеличении количества соборных служб. После многих лет гонений Церковь обрела свободу, и это привело к резкому росту числа клириков и, следовательно, увеличению числа причастников в священном сане за соборными службами.

Настоящая статья посвящена не оценке этих явлений в целом, а анализу одного из их частных последствий, а именно практики совершения Божественной литургии с использованием чаши большого объема.

В наши дни на архиерейской Литургии, особенно при большом стечении молящихся, нередко за богослужением употребляется потир (чаша) весьма внушительного размера, высотой едва ли не в половину человеческого роста и объемом в три, пять, а то и девять литров. Евхаристические чаши объемом свыше литра употребляются и в приходском богослужении – особенно в многоштатных приходах в большие праздники. При использовании многолитровых чаш во время проскомидии, как правило, в потир вливается лишь часть приготовленного к освящению вина с водой, а основной объем доливается после великого входа, поскольку нести многокилограммовый сосуд на великом входе нелегко. Затем, по завершении евхаристической молитвы и по возгласе "Святая святым", пречистая Кровь Христова разливается из большого потира по чашам обычного размера, то есть объемом 0,5–0,75 литра. Таким образом, основной объем евхаристического вина – и затем Святой Крови – находится в главной чаше не в течение всей Литургии, а лишь на протяжении ее "освятительной" части, от великого входа и до причащения духовенства.

По мнению многих священнослужителей, ситуация многолюдной службы с большим числом причастников не предусматривает иного выхода, кроме как использование огромной чаши с доливанием в нее вина и последующим разливанием из нее Святой Крови на несколько чаш. И на вопрос о том, можно ли до освящения Святых Даров ставить на престол не одну огромную чашу, а несколько чаш обычного размера, отвечают: нельзя. При этом еще приводят "богословский" аргумент: ведь мы все причащаемся "от единаго хлеба и от единой чаши", как же можно ставить на престол несколько чаш? Это, мол, нарушает евхаристический символизм.

Что же предписывала в аналогичной ситуации традиция Древней Церкви, в которой одновременное причащение множества причастников в огромных храмах (вспомним базилики, построенные св. императором Константином Великим или константинопольский храм Святой Софии Премудрости Божией) отнюдь не было редкостью?

Особое значение среди древних церковных свидетельств имеют данные о богослужении в Константинополе и Византии вообще, поскольку наша богослужебная традиция является наследницей и прямым продолжением византийской. Археологические данные свидетельствуют о том, что даже самые большие византийские потиры не превосходили объем 0,75–1 литра (2). Очевидно, что одной такой чаши для богослужения в храме Святой Софии было бы явно недостаточно. Что же делали византийцы? Святоотеческие и литургические источники дают однозначный ответ: они совершали Евхаристию одновременно на многих сосудах (3). Кстати, и дискосов с лежащими на них Агнцами могло быть несколько.

Впервые о многих потирах за Божественной литургией упоминают "Апостольские постановления" (VIII. 12. 3), сборник раннехристианских документов, окончательно отредактированный около 380 года в Антиохии (4). Применительно к Константинополю о множестве дискосов и чаш в чине Божественной литургии свидетельствует "Пасхальная хроника" VII века (5). Эти данные подтверждает преподобный Максим Исповедник, который дополнительно дает символическое толкование тому, почему на Литургии должно быть обязательно нечетное количество чаш (6). В целом ряде византийских сборников богослужебных текстов, начиная с "Барбериновского евхология", древнейшей сохранившейся рукописи византийского Служебника и Требника (Vat. Barb. gr. 336, кон. VIII в.), а в особенности – в списках, предназначенных для архиерейского богослужения, в рубриках чина Божественной литургии, говорится не о "чаше", а о "чашах" (7). Указания на многие чаши за Литургией содержатся в византийском чинопоследовании патриаршей и архиерейской Литургии XIV века, составленном Димитрием Гемистосом (8). Наконец, иконография великого входа в византийских и балканских фресках XIV–XVI веков тоже представляет множество чаш.

Помимо простого упоминания многих чаш на Литургии, некоторые византийские источники содержат и уставные указания о том, как следует совершать Евхаристию, если чаш несколько. Святитель Симеон Солунский пишет, что слова проскомидии не меняются, "даже если чаш бывает много" (9). В описанном Димитрием Гемистосом чине Литургии говорится, что по великом входе Патриарх ставит дискос на престол, а чаши попарно расставляет с обеих сторон дискоса (10). В написанном в конце XI века письме Константинопольского Патриарха Николая III Грамматика (11) епископу Галлипольскому Павлу подробно говорится о том, что дискосы ставятся в форме креста, а чаши – между плечами этого креста.

Итак, совершение Божественной литургии на многих чашах и многих дискосах – это не просто некий казус, но совершенно обычная византийская практика, которая, более того, при архиерейском богослужении была даже нормативной. Почему же она исчезла в поствизантийскую эпоху? Очевидно, ее исчезновение связано с установлением практики редкого причащения и общей тенденцией к уменьшению размеров храмов (12). В небольших храмах при немногих причащающихся потребность в использовании значительных объемов евхаристического вина отпала – а вместе с ней отпала и необходимость совершения Литургии на многих сосудах.

При этом в течение некоторого времени практика совершать великий вход с перенесением в процессии многих чаш еще сохранялась – но чаши, кроме одной главной чаши с вином, стали носить пустыми. Уже святитель Симеон Солунский описывает такую практику и, более того, дает ей объяснение, утверждая, что перенесение пустых чаш на великом входе происходит "в знак почитания честных Даров" (13). Аналогичная практика была известна и в дониконовской Руси: в богослужении крупнейших древнерусских соборов в праздники на великий вход переносили не только дискос и чашу с евхаристическими хлебом и вином, но и другие пустые сосуды, в том числе – сионы, то есть дарохранительницы (14). Обычай переносить во время великого входа, помимо дискоса и чаши, также и дарохранительницу доныне сохраняется в Русской Церкви в чине патриаршей интронизации (15).

Возвращаясь к современной церковной ситуации, можно поставить вопрос: что мешает в наши дни вернуться к византийской практике совершения Литургии на многих чашах? Для ответа на этот вопрос следует оценить положительные и отрицательные стороны совершения Литургии на одном многолитровом потире. Первой положительной стороной является то, что одна большая чаша наглядно символизирует единство Церкви в Евхаристии и как бы иллюстрирует слова из анафоры святителя Василия Великого: "Нас же всех, от единаго Хлеба и Чаши причащающихся, соедини друг со другом во единаго Духа Святаго причастие". Вторая положительная сторона – торжественность и величие, которые можно усмотреть в совершении Литургии на огромных сосудах.

Но те же аргументы можно повернуть и в другую сторону. Во-первых, кому-то неестественно большие дискос и чаша могут показаться гротескными и неэстетичными. Во-вторых, даже при использовании огромного потира Святая Кровь из него все равно в конце концов разливается на много чаш, из которых причащаются верующие: следовательно, к моменту причащения на престоле так или иначе уже стоит не одна чаша, а много чаш. Кроме того, при служении на одной огромной чаше литургический символизм тоже нарушается, только иным образом. Ведь в потир обязательно доливается после великого входа вино, но это доливаемое вино, в отличие от уже находящегося в чаше, не было влито на проскомидии с произнесением положенных слов и не участвовало в процессии великого входа. А эта процессия также нагружена различной символикой.

Кроме того, сам аргумент в пользу "единой чаши" как якобы символизирующей единство Евхаристии может быть оспорен. Во-первых, византийцы прекрасно знали слова своей собственной анафоры, что не мешало им совершать Литургию на многих чашах. Во-вторых же, – и это главное, – в анафоре Василия Великого речь идет не о чаше на той или иной конкретной Литургии, а о Христовой Чаше как таковой – о Чаше пролитой Им за весь мир пречистой Крови. Эта Чаша – одна и та же во всех храмах по всему миру, сколько бы потиров ни стояло на престоле. Как множество потиров во множестве храмов суть одна и та же единая Чаша Христова, так и множество чаш, стоящих на престоле одного храма во время Божественной литургии, суть одна и та же Чаша.

Впрочем, написать эту статью побудили нас соображения не богословского или церковно-исторического, а практического характера. Они связаны прежде всего с необходимостью при служении на одном большом потире переливать Святую Кровь из него в обычные потиры меньших размеров. Уже сам объем такого потира значительно осложняет любые манипуляции с ним – а тем более, когда они касаются Святой Крови, ни одна капля которой не должна быть утрачена в процессе разливания по чашам. Автору этих строк неоднократно приходилось быть свидетелем весьма прискорбных сцен: когда, разливая Святую Кровь из огромной чаши, священник проливал значительные ее объемы на антиминс, престол, собственное облачение, даже на пол. Ведь иной раз потир бывает столь велик, что священник, стоя у престола, даже не видит его содержимое и разливает Святую Кровь "на ощупь". Наглядным свидетельством таких сцен являются и залитые Святой Кровью антиминсы, лежащие на престолах многих наших храмов.

Другая практическая сложность связана с потреблением оставшихся после причащения Святых Даров, поскольку при использовании большой чаши бывает трудно заранее правильно определить необходимое количество евхаристического вина, да и замывание большой чаши – не всегда простая задача. Наконец, использование больших потиров недостаточно оправдано экономически – например, на приходах архиерейские и многолюдные праздничные службы случаются не так уж часто, но ради них приходским общинам приходится тратить большие средства на приобретение дорогих объемных чаш, используемых затем лишь от случая к случаю.

На наш взгляд, описанные трудности при использовании многолитровых потиров должны заставить нас вспомнить о византийской практике совершения Божественной литургии на многих чашах обычных размеров, многократно и однозначно засвидетельствованной в целом ряде источников. В соответствии с этой практикой, несколько чаш должно оказываться на престоле не после освящения Святых Даров, а до их освящения – с тем, чтобы к моменту преложения вина в Кровь Христову на престоле стояли все чаши, из которых затем будут причащаться верующие. При этом, если буквально руководствоваться византийской традицией, то следовало бы ставить необходимое количество чаш на жертвенник уже на проскомидии, а затем выносить их все на великий вход. Можно, впрочем, предложить и менее радикальный, но более практичный вариант: чаши с вином ставятся на престол рядом с главной чашей после великого входа, например при начале пения Символа веры. И в том и в другом случае исчезнет риск пролития Святой Крови при разливании ее из одной чаши на многие. Отпадет и необходимость в огромных потирах, употребление которых за Литургией порождает столько практических неудобств.

Примечания

1. Пространный Православный Катихизис Православной Кафолической Восточной Церкви (любое изд.). Ч. 1. § 340.

2. Taft R.F. The Communion, Thanksgiving, and Concluding Rites. R., 2008. (A History of the Liturgy of St. John Chrysostom; Vol. 6). (Orientalia Christiana Periodica; 281). P. 256–257.

3. Taft R.F. The Great Entrance: A History of the Transfer of Gifts and Other Preanaphoral Rites of the Liturgy of St. John Chrysostom. R., 1978. (A History of the Liturgy of St. John Chrysostom; Vol. 2). (Orientalia Christiana Periodica; 200). P. 208–213.

4. SC. 336. P. 178.

5. PG. 92. Col. 1001.

6. PG. 90. Col. 820.

7. Taft R.F. The Precommunion Rites. R., 2000. (A History of the Liturgy of St. John Chrysostom; Vol. 5). (Orientalia Christiana Periodica; 261). P. 366.

8. Дмитриевский А.А. Описание литургических рукописей, хранящихся в библиотеках Православного Востока. T. 2. К., 1901. С. 310.

9. PG. 155. Col. 288.

10. Дмитриевский А.А. Описание... Т. 2. С. 206.

11. Возможно, автором письма был не Николай III Грамматик, а один из двух других Константинопольских Патриархов того времени – Косьма I или Евстратий (Taft R.F. The Precommunion... P. 367–368).

12. Эта тенденция была вызвана как внешними обстоятельствами – упадком и затем падением Византии (а на Руси – татаро-монгольским игом), так и внутренними процессами: в поздневизантийское время постройка серии небольших храмов стала считаться предпочтительнее постройки одного крупного.

13. PG. 155. Col. 728.

14. Голубцов А.П. Соборные Чиновники и особенности службы по ним. М., 1907. С. 217–220.

15. Желтов М., свящ. Интронизация // Православная энциклопедия. М., 2010. Т. 23. С. 124–131.