Нужна ли интеллигенция православной церкви?

Интеллигенция, возникшая во второй половине XIX века, после реформ Александра II, всегда была проблемным слоем. Проблемна она и сейчас.

Об этом недавно писал патриарх Кирилл: "Одной из главных проблем России было отсутствие связи между интеллигенцией и церковью и отсутствие мощного корпуса православной интеллигенции, которая была бы способна к самоорганизации и оказанию реальной поддержки церкви. Мы, как народ, так и церковь, сегодня очень нуждаемся в формировании корпуса православной интеллигенции". Эти слова мы принимаем как призыв к диалогу. Мы думаем, что к ним с радостью присоединились бы митрополит Антоний Сурожский, которому недавно была посвящена трехдневная конференция (23-25 сентября 2011), и протоиерей Александр Мень, наследие которого обсуждалось на чтениях 10 сентября при участии широких кругов интеллигенции.

Мы сами люди светские, но глубоко верующие и чувствуем присутствие Святого Духа в глубине всех великих религий сквозь оболочки догматических споров. Когда бездуховная идеология коммунизма исчерпала себя, и открылись храмы, мы были очень рады.

Храм – место, где расправляется Дух, создавший нас, Дух, которым мы дышим. Казалось, можно будет глубоко вздохнуть и дышать всей грудью.

Но вот наши молодые друзья принесли нам выписки из твиттерских сообщений игумена Виталия Уткина, облеченного должностью епархиального секретаря Ивановской епархии. "Интеллигенция бесплодна и бесполезна для страны, поэтому православной интеллигенции не может быть в природе".

Невольно вспоминается ленинское определение: "Интеллигенция не мозг нации, а г...". И ровно в том же ключе в мультимедийном пространстве звучит ряд других реплик о. Виталия в адрес интеллигенции, которые можно расценить как вызов: "Интеллигенция безответственна и некомпетентна. Интеллигенция никак не является синонимом образованных людей".

Хочется вспомнить слово, придуманное Солженицыным – "образованщина", то есть образованность без нравственной и духовной основы, противоположность подлинной интеллигентности. И далее о. Виталий продолжает: "Интеллигент, придя в церковь, начинает себя чувствовать крайне неуютно. Он по природе вечный диссидент, служить не может". Действительно, в такой церкви, воинственно антиинтеллигентской служить сможет только единомышленник о. Виталия. В других репликах от епархиального секретаря достается не только интеллигенции, но и всему гуманитарному пространству: "Гуманитарное пространство необходимо очень хорошенько встряхнуть, переформировать". Затем декларируется обожествление государственной власти, которое иначе как языческим, никак нельзя назвать: "Власть может называть себя как угодно, но в России она всегда будет нести на себе сакральный отблеск и стремиться к автократии. <...> Считаю, что Россия в настоящий момент не созрела для демократии, а церковная "демократия" вообще неканонична и невозможна. Последнюю совершенно ошибочно именовать "соборностью"". И далее в словах игумена звучат ноты уже откровенного диктаторства: "Я выступаю за строгую церковную дисциплину. Поэтому, всевозможные "православные патриоты", которых я наблюдаю года с 1987, это протестантствующие либералы, разрушающие иерархическое церковное пространство. <...> Я категорически не приемлю любого диссидентства. А "православные патриоты" – это люди с риторикой "несогласных". По сути, это антигосударственные либералы".

Не удивительно, что подобное мировоззрение в качестве своего кумира способно поставить на пьедестал ни кого иного как тов. Сталина. "С большим уважением, – пишет о. Виталий, – отношусь к имперскому и советскому периодам нашей истории. Не скрываю, что уважительно и с пониманием отношусь к Сталину <...> У всякого процесса, у всякого развития есть своя логика. Почему Сталин не отказался от косной идеологической конструкции? В силу этой самой внутренней логики, обусловленной массой причин. Есть путь. Так и надо по нему идти".

Таким образом, логика параллельного, по сути, церковно-государственного пути, предлагаемого о. Виталием, становится достаточно прозрачной. Тотальная диктатура, подавление личности, страх с соответствующим лицемерием; вот только в качестве инструментария вместо большевистской идеологии вполне можно использовать букву православных уставов и канонов.

Опять недоумение и боль: а что в таком случае делать священнослужителям и православным мирянам, почитающим новомучеников – жертв сталинского террора? Если всё будет продолжаться в том же духе, то, скорее всего, остается ждать лишь построения сталинизма в отдельно взятой епархии.

И тогда пророческими оказываются слова интеллигентки, преподобномученицы Марии (Скобцовой), известной многим как мать Мария, добровольно отправившаяся в газовую камеру фашистского концлагеря вместо женщины с маленьким ребёнком; слова, прозвучавшие ещё в 1936-м году на парижской конференции в ее докладе "Настоящее и будущее Церкви": "Если в Церковь, одаренную терпимостью и признанием со стороны советской власти, придут новые кадры людей, этой властью воспитанные... сначала они, в качестве очень жадных и восприимчивых слушателей, будут изучать различные точки зрения, воспринимать проблемы, посещать богослужения и т.д. А в какую-то минуту, почувствовав себя, наконец, церковными людьми по-настоящему, по полной своей неподготовленности к антиномическому мышлению, они скажут: вот по этому вопросу существует несколько мнений – какое из них истинно? Потому что несколько одновременно истинными быть не могут. А если вот такое-то истинное, то остальные подлежат истреблению как ложные. Они будут сначала запрашивать Церковь, легко перенеся на нее привычный им признак непогрешимости. Но вскоре они станут говорить от имени Церкви, воплощая в себе этот признак непогрешимости. Если в области тягучего и неопределенного марксистского миропонимания они пылают страстью ересемании и уничтожают противников, то в области православного вероучения они будут еще большими истребителями ересей и охранителями ортодоксии. Шаржируя, можно сказать, что за неправильно положенное крестное знамение они будут штрафовать, а за отказ от исповеди ссылать в Соловки. Свободная же мысль будет караться смертной казнью. Тут нельзя иметь никаких иллюзий – в случае признания Церкви в России и в случае роста ее внешнего успеха она не может рассчитывать ни на какие иные кадры, кроме кадров, воспитанных в некритическом, догматическом духе авторитета. А это значит – на долгие годы замирание свободы. Это значит – новые Соловки, новые тюрьмы и лагеря для всех, кто отстаивает свободу в Церкви. Это значит – новые гонения и новые мученики и исповедники".

Казалось бы, мать Мария сказала все. Этого достаточно. Но, может быть, далеко не всех пугает позиция отца Виталия? Поворот мыслей в обратную сторону, тоска по Сталину сейчас довольно громко звучит в нашей стране. Объясняется это просто: протестом против "дикого капитализма" и оголтелого цинизма нынешнего времени. Однако ничего страшнее, чем возвращение к Сталину, мы не знаем. А уж в сфере духовной это логика великого инквизитора, того, кто прикрывается именем Христа и творит антихристово дело.

Решившись опубликовать это обращение на страницах "Российской газеты", мы хотим привлечь внимание к опасности, касающейся не только православной церкви, но и всего российского общества. Думаем, что в недрах Церкви есть и будут силы, стремящиеся противостоять тенденции сталинизации. Достаточно вспомнить имена выдающихся церковных интеллигентов, проповедников и миссионеров и ученых недавнего времени, совершавших свое дело не смотря ни на что: митрополита Антония Сурожского, протоиерея Александра Меня, академика Д.С.Лихачева и С.С.Аверинцева.