Ольга Гуманова: Чем живут и почему умирают православные издания

Портал "Православие и мир" продолжает путешествие по закулисью религиозной журналистики. Идея серии бесед принадлежит публицисту Марии Свешниковой, исполнение – редактору портала Анне Даниловой.

Одна из первых брошюр о православии, семье и женской доле, которые попались мне в начале нулевых, стала тоненькая "Как жить" с красивой блондинкой в голубом шарфе на обложке. Блондинка оказалась главным редактором, а "Как жить?" очень человечным, добрым и честным разговором по душам. Через несколько лет я зафрендила знаменитую Ольгу Курову в жж – тогда она писала краткие зарисовки о работе (вернее о том, как непросто работать веселой мирянке в монастырской редакции) в редакции "Православие.ру". Ольгу можно назвать основоположником женской православной журналистики: сайт "Матроны.ру" – консервативное женское издание – стал на многие месяцы законодателем мод, тем и вопросов. За это время Ольга сменила много мест работы, фамилию (что непросто для журналиста с именем), любимый язык (последние два года у нее – точно – греческий). Об этих годах и пойдет наш разговор.

Ольга Гуманова (Курова)

Окончила МПГУ им. Ленина, факультет дефектологии. С 1996 по 2001 год работала в школе-интернате.

Публиковалась в газете "Татьянин День" (с 1996 г.), на портале "Православие.ру" (с 2000). С 2001 по 2003 – редактор издания "Как жить". Работала в журнале "Купина", публиковалась в газете МЧС "Спасатель". В В 2005-2006 году главный редактор сайта "Матроны". корреспондент и обозреватель газеты "Церковный вестник" (с 2006), "Интерфакс-Религия" (с 2008 г.). В 2010 г. создала рубрику "Религия" на сайте "Правда.ру".

От дефектологии – к Церкви

– Ольга, почему выбрали дефектологию специальностью?

– Профессию дефектолога я выбрала тогда же, когда и крестилась – в 1989-м году, в возрасте пятнадцати лет. У меня тогда был такой романтический настрой: Христос – жив, Он есть Истина, Он есть Любовь – значит, нужно бросить все и идти творить дела милосердия, например, посвятить всю свою жизнь детям с синдромом Дауна.

Я, правда, потом работала с детьми, имеющими другие диагнозы, но суть дела это не меняет. В десятом классе я пришла в "Школу будущего учителя" при дефектологическом факультете МПГУ им. Ленина – тогда там работали такие бесплатные подготовительные курсы, на которых не только и не столько готовили абитуриентов к будущим вступительным экзаменам по профильным предметам, сколько рассказывали о профессии дефектолога.

– А специальность и приход к вере как-то повлияли друг на друга?

– До поступления на факультет дефектологии у меня не было ни одного знакомого верующего ровесника. Единственным человеком, с которым я могла говорить на темы веры и который меня в этом плане понимал, оказалась одна знакомая воцерковленная медсестра, но это была уже взрослая женщина лет сорока пяти. А среди будущих дефектологов верующих девушек оказалось много, гораздо больше, чем верующих людей в тогдашнем позднесоветском обществе в среднем.

Настоящим открытием для меня стал предмет "История олигофренопедагогики". В учебнике 1980-какого-то года издания прямо говорилось, что дефектология – это детище Церкви. Даже советской цензуре не удалось это вымарать – тогда бы вообще не о чем было рассказывать.

– Серьезно? Можно подробнее?

– До появления и распространения христианства никому и в голову не приходило, что умственно отсталые – тоже люди, и имеет смысл о них заботиться, учить и даже уважать их.

Впервые заботиться об умственно отсталых людях на Руси начали монахи Киево-Печерской лавры, аналогичные заведения в Европе тоже образовывались при монастырях. Многие известные олигофренопедагоги были христианскими подвижниками, молитвенниками – например, Екатерина Константиновна Грачева, создавшая в 1894 году "Приют во имя Царицы Небесной" для умственно отсталых детей.

Мечтаю когда-нибудь написать серию статей об основоположниках олигофренопедагогики в России, которые выбрали для себя этот род деятельности из побуждений христианского милосердия. Это удивительные судьбы, о которых практически никто ничего не знает.

– Действительно, стоит.

Днем – частные уроки в богатых семьях, ночью – наука

– А в журналистику каким образом путь сложился тогда?

– А в журналистике я оказалась таким образом. Сначала я познакомилась с первой редакцией "Татьянина Дня", об этом я подробнее расскажу дальше. Потом было "Православие.Ру". Потом началась газета "Как жить".

К моменту создания "Как жить" я работала пять лет в специальной школе-интернате. За эти пять лет я полностью профессионально и психологически выгорела, потому что, как сейчас уже хорошо понимаю, организовывала свою деятельность тогда категорически неправильно. А в двадцать два года я была полна романтики, мне казалось, что можно бесконечно работать и не уставать совсем. С девяти до двух дня я давала уроки в школе, где дети были очень тяжелыми. Некоторые из детей оказались там, потому что в России их больше никуда не брали, считали необучаемыми.

Потом, во вторую половину дня, я давала частные уроки в богатых семьях, которые жили на Рублевке и Кутузовском, потому что прожить на ту зарплату, которую платили в школе-клинике в конце 90-х, было совершенно нереально. Там работали чисто энтузиасты. А ночью я занималась научной работой, потому что мечтала защитить диссертацию, которую так и не защитила до сих пор, и писала статьи в ТД или на "Православие.Ру".

Через пять лет такой жизни мое здоровье пришло в негодность.

– Было бы странно, если бы было наоборот...

– К 2001 году я полностью расстроила себе иммунитет. Мой учебный год начался так: с 8 по 15 сентября – больничный, потом с 22 по 28 сентября – снова больничный, короче, каждые две недели. Будучи на очередном больничном, я очень сильно помолилась словами псалма: "Скажи мне, Господи, путь, в онь же пойду".

– И путь был показан?

– Да, вскоре мне позвонили друзья, которые делали газету "Как жить", я в ней была уже постоянным автором, и предложили пойти туда редактором на полную ставку. Звали очень настойчиво: "Приходи, православных журналистов вообще нет, некому работать". Я рассказала директрисе школы-интерната, что собираюсь уволиться, но она ни в какую не соглашалась меня отпустить с той же мотивировкой: "Кого я возьму вместо тебя? Людей нет, некому работать". Я продолжала молиться, верила, что эта "неразрешимая" ситуация обязательно устроится.

И тут, считай, чудом, нашлась девушка, старшекурсница факультета дефектологии, которая с радостью согласилась пойти на мое место в школу-интернат и взять моих детей. Хорошая, умная, талантливая девушка, детям очень понравилась, а это было немаловажно. Тогда директриса подписала мне заявление об уходе, и я с чистой совестью отправилась делать "Как жить". А ту школу, к сожалению, через несколько лет вообще закрыли. Очень жаль, потому что это было уникальное учреждение с 40-летней научной школой и авторскими методиками, но у государства на него денег не нашлось.

Кстати, с тех пор я убежденный гедонист и противник как трудоголизма, так и другой "ревности не по разуму". Если бы я тогда не остановилась, то загремела бы в больницу серьезно и надолго. В 27 лет мне на вид давали 40.

– Журналисты как раз нередко трудоголики...

Жизнь в гетто

– Первым изданием был "Татьянин День"? По рассказам о.Симеона (Томачинского), ТД был центром мысли и студенческой жизни. А как вы пришли в ТД?

– В Татьянинском храме и редакции ТД я оказалась таким образом. Где-то в возрасте студентки младших курсов, лет в 17-18, я поняла, что стою перед выбором: или православие, или социализация. То есть нецерковные молодые люди и верующие молодые люди – это два разных мира. Если ты ходишь в церковь, ты никогда не сможешь иметь друзей, которые полностью бы тебя понимали и не смотрели бы на тебя как на "странненького", не говоря уже о том, чтобы встретить свою любовь. Я тогда сказала: "Да, Господи, я согласна жить в гетто, но с Тобой". И оборвала все старые социальные связи – школьные, институтские, выбросила бумажки с телефонами молодых людей, которые со мной где-нибудь в метро знакомились. Я понимала, что это все равно ни к чему не приведет.

– И оказались в гетто?

– Так вот, в чем парадокс, в чем чудо. Как только я приняла решение "уйти в пещеру", начала жить, зная только три порога – церковь, институт и учреждения для умственно отсталых детей, где я тогда проходила практику – мне чудесным образом начал открываться параллельный православный социум. Знаете, как в игре-бродилке: вдруг оказывается, что вон в том черном углу карты находится прекрасный замок на берегу озера, а в нем – дружественная армия, готовая прийти тебе на помощь. Я начала обретать новых и новых православных друзей через "случайные встречи".

– Расскажете?

– Например, позвали меня на какие-то посиделки в общежитие МГУ, а оказалось, что там почти все – православные. Находишь какого-то одного православного знакомого, он тебя приводит в компанию других, там знакомишься с кем-то третьим и так далее... Где-то через год в моей третьей пухлой записной книжке уже места не было для новых православных телефонов – это еще в доинтернетную эпоху. Это притом, что до воцерковления я была достаточно замкнутым, интроверным человеком, мой круг общения был довольно ограниченным. А в Церкви, как выяснилось, остаться в одиночестве просто невозможно, твои контакты растут со скоростью расширяющейся Вселенной.

"Татьянин день": спасение и/или творчество?

– А помните ту Татьянинскую атмосферу 90-х?

– "Татьянинцы" не просто издавали очень интересную для молодежи газету, но и создали при ней своеобразный интеллектуальный клуб, который жил свой насыщенной культурной жизнь. Туда, вначале на первый этаж возрождающегося Татьянинского храма, можно было просто прийти попить чаю, обсудить книги, фильмы, политику. Ребята много путешествовали, ездили по монастырям. Это был тот самый "православный ночной клуб", интеллектуально-целомудренный, о котором много говорил в своих выступлениях протоиерей Всеволод Чаплин.

В общем, меня сначала вовлекли в богатую культурную жизнь редакции, потом выяснилось, что я еще и графоман, и я начала писать в ТД статьи. Еще я таким образом развлекалась: присылала в редакцию по почте в конверте стихи под мужским псевдонимом. Их публиковали, гадали, кто этот загадочный юноша с тонкой душой, а автор сидел в редакции и молча ухмылялся.

– Как строилась работа в ТД?

– Отец Максим, к счастью, работой редакции никак не руководил и уж точно не выступал в роли цензора. Он за ТД только слегка присматривал, как-то со стороны. Газета делалась по инициативе и трудами ее создателей, Владислава Томачинского и Александра Егорцева, ну и, конечно, довольно большого круга единомышленников, который им удалось собрать. Они следовали созданной ими концепции. Это была живая газета, которую православные студенты и аспиранты делали для себя, очень свободная, без запретных тем и без показного ханжеского благочестия. Поэтому ей легко удавалось завоевывать сердца. Ей верили.

– Что писали о религии в 90-е?

– В 90-е я не читала о религии, мне это вообще не было интересно. Меня волновали три вопроса:

1) как спастись;

2) как совместить спасение и творчество;

3) как совместить спасение, творчество и насыщенную, интересную жизнь, "жизнь с избытком".

Нет, "жизнь с избытком" не означала для меня просто сытую и достаточно комфортную жизнь, имелась в виду жизнь, богатая событиями, путешествиями, встречами, эмоционально насыщенная. Я ездила по монастырям, к старцам, задавала свои вопросы и больше всего боялась услышать: "Нет, тебе нельзя писать" или "Нет, ни к кому не прилепляйся сердцем, грех это". Но мне никто этого не сказал, слава Богу.

Надо ли православным СМИ выходить из гетто

– А вообще, что такое были 90-е, что-то изменилось сейчас?

– В 90-е православные журналисты молились (смайлик). И в "Татьянином дне" молились о благополучии своего дела, и в других местах. Помню, по каким-то делам пришла в редакцию журнала "Фома", и там в это время служили молебен святому апостолу Фоме. Так было радостно.

– Сегодня это не так?

– Сегодня молитвы перед написанием статей почему-то превращают в предмет шуток, хотя ничего в этом смешного нет. Для православного человека естественно молиться перед всяким делом, тем более перед публичным выступлением, которым является публикация, выход радиопрограммы, телесюжет и т.д.

Знаете, что мне очень сильно не нравится в сегодняшнем православно-журналистском сообществе? Его чрезмерная светскость.

– Мы слишком увлеклись "выходом из гетто" и преодолением комплексов собственной неполноценности: вот, есть мы, простенькие православненькие газетки и журнальчики на дешевенькой бумажке, кое-как сделанные сайтики, а там, в секулярном мире "больших людей" – акулы и киты, оперативность, актуальность, современная полиграфия, новомодный дизайн, огромные тиражи и высокие рейтинги. Надо равняться на светские СМИ, догнать и перегнать.

Конечно, я не имею в виду того, что православные не должны бороться за рейтинг своих СМИ, за их качественный дизайн и соответствие сегодняшним тенденциям. Но за всем этим не следует забывать, что у православных журналистов, как и у всех православных людей, главное оружие – это пост и молитва.

В 90-е мы чувствовали себя таким коллективным Давидом – маленьким, тощеньким, который выступает со своей детской рогаткой против тяжело вооруженного воина, но не боится выступать, потому что с ним Бог.

А сегодня все православно-журналистские споры сводятся к тому, как бы нам вооружиться не хуже медийного Голиафа. Или как договориться с Голиафом по-хорошему, чтобы он шел своей дорогой и нас не трогал.

– Если так плохо, то как надо?

– Я думаю, что православный журналист – это такое церковное послушание, требующее определенного таланта. Оно стоит в одном ряду с певчими церковных хоров, иконописцами. Если для церковного певчего пение – это не его молитва, а просто работа, то это не будет богослужение, а будет просто концерт. Красивый, быть может, но концерт. Иконописец без молитвы и поста тоже не напишет икону, это будет просто талантливая картина, а не святой образ.

То же самое и с журналистикой – невозможно быть честным и объективным, если ты не молишься и не пытаешься очистить себя от страстей.

Проблема в том, что если для певчих и для иконописцев за века написаны целые тома, как им молиться и как жить, чтобы плоды их творчества приносили людям духовную пользу, то для журналистов никто пока ничего подобного не создал. А жаль, "руководство в духовной жизни для журналистов" было бы очень кстати.

– А нужно вообще отличать православного журналиста от других?

Я ужасно не люблю все эти разговоры о том, что журналистика должна быть "внеконфессиональной", "надконфессиональной", "независимо-объективной" и так далее. Для православного человека бесспорная, несомненная Истина – это Христос, а не что-то там "внеконфессиональное" и "надконфессиональное". Задача православного журналиста – это составить самому и представить в СМИ церковную, христианскую точку зрения на ту или иную проблему. А "внеконфессиональных" журналистов и без нас хватает.

Впрочем, быть преданным чадом Церкви, на мой взгляд – это не значит пытаться все действительно плохое, что есть, к сожалению, в Церкви, все ее недостатки обелить и выдать за нечто хорошее. Нужно чувствовать, понимать, что иногда миссионерским ходом, который улучшит отношение людей к Церкви, будет резкая критика какого-то церковного деятеля или какого-то явления в церковной жизни.

Чего на самом деле хотят читатели

– Вернемся к хронологии. После ТД было Православие.ру...

– Сначала было "Православие.Ру", которое в некотором роде благополучно отпочковалось от "Татьянина дня". Бывший главный редактор ТД Алексей Сагань стал редактором новорожденного "Православия.Ру", и вслед за ним на "Православии.Ру" начали публиковаться многие постоянные авторы ТД.

Кстати, в отличие от отца Максима Козлова, который не занимал в ТД никакой должности и не пытался им руководить и его направлять, архимандрит Тихон (Шевкунов) был отнюдь не номинальным главным редактором, он руководил вполне реально и достаточно жестко. Помню, все материалы там распечатывали, отдавали о. Тихону на подпись, и только после получения его подписи они публиковались на сайте.

В "Как жить" меня тоже позвал Алексей Сагань, который был там временным редактором. То есть он не хотел заниматься этой газетой, но кроме него заниматься ей некоторое время было некому.

– Что было самым радостным в каждом месте работы?

– Самым радостным – письма читателей о том, что кто-то благодаря нашему изданию пришел к вере, преодолел какие-то свои духовные кризисы.

– Ольга, чего, на ваш взгляд, хотят читатели?

– В прошлом году я работала над рубрикой "Религия" в интернет-издании "Правда.Ру". Эта рубрика оказалась очень хорошей экспериментальной площадкой и лично мне помогла лучше начать чувствовать свою аудиторию и развенчать ряд стереотипов, связанных с религиозной журналистикой.

Руководители многих СМИ отчего-то верят в тот шаблон, что о религии никому читать не интересно. Читателя можно только изредка заинтересовать материалами о религии, если писать о них в разделе "Политика" и как о политике. Изредка можно как о культуре в разделе "Культура". Но вот выносить религию в отдельную рубрику – дело, по их мнению, бесперспективное.

На "Правде.Ру" "Религию" рискнули вынести в отдельную рубрику, в которой каждый день публиковались две новых статьи – столько же, сколько в "Политике", "Экономике", "Культуре" и так далее. И не прогадали – рубрика была очень читаемой, ничуть не хуже, чем все перечисленные.

– Чего же хочет светский массовый читатель от рубрики "Религия"?

– Судя по читаемости статей и комментариям, портрет аудитории у нас такой:

Большинство читателей – это люди, которые крещены и крестят своих детей, идентифицируют себя как православных, но в церкви бывают редко. Это основной читатель рубрики "Религия", и, полагаю, многих православных ресурсов. Таких людей постоянно клонит в законничество: а расскажите нам, пожалуйста, дорогая редакция, когда что можно есть, когда – не есть, когда девице косу плести, когда – не плести. В диалоге с таким читателем ты решаешь следующую задачу: как бы перевести разговор с интересующих его платочков и освященных яблочек к смыслу православной веры, в общем-то. Если это получается, статью можно считать удачной. К этой категории относятся примерно 75% читателей религиозных ресурсов.

Вторые по численности – "этнические мусульмане", очень похожие на "этнических православных" по своим интересам. Когда можно пить воду в рамадан, а если при этом у меня диабет, как рассчитать закят и так далее. Что касается интернет-аудитории, то большинство мусульманских читателей живет в Татарстане, Чечне, Башкирии и других традиционно исламских регионах. Комментарии в основном приходили оттуда. Только один раз написал татарин из Москвы, который жаловался, что московские мусульмане остались без мечетей – все заняли гастарбайтеры. А построить мечеть только для своих и пускать туда в праздники исключительно интеллигентных москвичей по пропускам нет возможности – неполиткорректно. Мусульман среди читателей рубрики – процентов 15. Почему я называю такую цифру? Статью о православном празднике или посте на сайте кликнут, например, 15 тыс. человек за сутки, а о мусульманском – 3 тысячи. Конечно, о православии читают не только православные, а об исламе – не только мусульмане, но вот такая получается статистика.

Следом идут "практикующие православные". От первой аудитории они отличаются тем, что у них есть такой специфический интерес, как преодоление разочарований.

"Вот я уже пять лет читаю акафист святым Петру и Февронии, а жениха все нет? Почему? Что мне делать? Может, еще один акафист добавить – блаженной Матроне?"

– Серьезно так спрашивали?

– Ну, это шутка, конечно. А так аудиторию людей церковных интересует, как пережить разные кризисы, как духовно расти и двигаться дальше. Сколько их – не знаю, по статистике понять трудно, потому что интересы у них во многом общие с "невоцерковленными православными".

Протестанты не входят в число четырех "традиционных конфессий", прописанных в нашей Конституции, но это не значит, что их нет. Это довольно значительная прослойка религиозно-заинтересованной интернет-аудитории. За постсоветские годы у нас возникли целые протестантские регионы.

Еще одна довольно стабильная аудитория – это воинствующие атеисты и антиклерикалы, которые приходят все религиозное поругать и высмеять. Нужно быть готовым к тому, что ругать они будут все и всегда. В спальном районе Москвы строится новый храм – ах, жадные попы рейдерски захватили кусок бесценной московской земли, на котором можно было бы построить детский сад. Создан православный приют для беременных, попавших в критическую ситуацию – конечно, попы делают это не без хитрого умысла. Они будут вести среди беременных религиозную пропаганду, а потом навязывать религию и младенцам, чтобы росла паства. Православные ведь никогда ничего не делают просто так.

Что же касается католиков, религиозных иудеев, буддистов и тем более представителей более экзотических религий, то их у нас в России совсем немного. Время от времени проходят буддистские новости о том, что сегодня – такой-то праздник или юбилей такого-то дацана, но активно общаться буддисты как-то не приходят. Все цифры, о которых я говорю, относятся к аудитории религиозных русскоязычных ресурсов, а не характеризуют религиозную принадлежность жителей России в целом.

– Вот они приходят и что читают?

– Вернемся к теме светскости и "внеконфессиональности", о которой уже шла речь. Так вот, опыт показывает, что массовому читателю абсолютно не интересны какие-то "светские религиоведы", "независимые публицисты" и их мнения. Читателям интересно получать ответы от духовных авторитетов на свои мировоззренческие вопросы.

Православные желают получить ответы на свои вопросы от своих архиереев, известных духовников. Весьма интересен массовой аудитории Святейший Патриарх – что он сказал и по какому поводу, где служил. Воцерковленным православным фоторепортажи из хроники патриаршего служения кажутся скукой смертной, а у нецерковного читателя идут на ура. Мусульманам, буддистам интересно мнение своих религиозных лидеров, а не кого-либо "светского и независимого", опять же.

Вот что обидно – в сложившемся у нас формате "четырех традиционных религий" категорически невозможно провести богословский диспут между представителями разных конфессий. Ну, между православными и протестантами, православными и католиками – еще куда ни шло. А вот с мусульманами уже не получится – все "традиционные конфессии" должны ходить за ручку, символизируя мир и дружбу, а что сверх того – нетерпимость и разжигание.

Не будьте трудоголиками!

– А чем из практических наработок можете поделиться?

– Среди журналистов много трудоголиков, даже, я бы сказала, подавляющее большинство трудоголиков – другие в этой профессии не задерживаются.

Так вот, всем журналистам православного вероисповедания надо раз и навсегда запомнить, что не существует такой срочной работы, которая была бы важнее праздничного богослужения. Со мной тоже сколько раз такое случалось: дописываешь какую-нибудь статью в то время, когда все православные уже молятся на всенощной под двунадесятый праздник. Кажется, что это очень срочно, очень необходимо, что без этой статьи никак. А на следующий день она выходит, и понимаешь, что ничего бы страшного не случилось, земля бы под ногами не разверзлась, если бы эта статья была написана через день, через два или даже бы ее вообще не написали никогда.

Помню, один раз я была в качестве корреспондента "Интерфакс-Религия" на патриаршей литургии и во время Евхаристического канона вышла из храма на улицу диктоваться – как же, нужно же опередить конкурентов. Продиктовалась, а потом узнала, что новость все равно вышла только через час из-за какой-то технической неполадки. А с "конкурентами", кстати, всегда можно по-доброму договориться – сейчас, девушки, молимся на литургии, потом пьем чай, а после чая все диктуемся синхронно. Не нужно создавать атмосферу суеты там, где ее не должно быть.

– Но как же тогда вся оперативная журналистская работа?

– Журналистский трудоголизм часто бывает формой дезертирства из реальной жизни, бегства от реальных проблем и одновременно попыткой выдать себе индульгенцию за все будущие грехи.

На самом деле никакая журналистская карьера, никакие выдающиеся достижения не стоят того, чтобы ваша личная жизнь, ваша духовная жизнь превращалась в руины, а отношения в семье заставляли вспомнить советских времен анекдоты про соседей по коммуналкам. Поверьте, то, что вы – борец за правду, что пишете что-то доброе и светлое, не дает вам права становиться рабом кучи страстей и страстишек.

Работа, даже самоотверженная и на благо общества – это не оправдание для того, чтобы превращаться в существо нервное, злобное, задерганное, которому как батареи питания необходимы очередные сигареты и чашки кофе, не умеющее уже ни отдыхать, ни общаться с людьми вне работы. Это не самопожертвование ради благого дела, это какое-то манихейское "умерщвление плоти", которое к высотам духа не приводит, поверьте.

Православные СМИ как "рыцарский орден"

– Какой разговор о религии сегодня нужен

• государству?

• обществу?

• Церкви?

– Церкви, на мой взгляд, нужен православно-журналистский "рыцарский орден". То есть нужны люди, которые будут самоотверженно сражаться за Церковь в самых разных СМИ. И нужна кузница кадров, которая будет поставлять ордену новых и новых бойцов.

Пока что у нас перед глазами всего один пример удачного экспорта талантливого молодого журналиста в "большое СМИ" – Татьянинский приход воспитал в своем коллективе и проводил в "Известия" Александру Сопову. Это единичный случай, а он должен стать обычной практикой – своя Саша Сопова должна появляться в каждом СМИ каждый год.

Да здравствует методика клонирования Саши Соповой!

Наше православно-журналистское сообщество слишком много сил и средств расходует впустую. У меня складывается впечатление, что сотрудники СИНФО только сидят и думают: ну как бы нам еще ублажить журналиста Ν, чтобы он не писал о Церкви гадости, а писал хорошо? Может, ему премию какую-нибудь дать? Грамотой наградить, на фуршет пригласить, в пресс-тур какой-нибудь прокатить? А журналист Ν, не будучи человеком православным, грамоту и премию возьмет, на фуршет сходит, водки там выпьет, в пресс-тур съездит, а потом возьмет и снова разразится очередным антицерковным пасквилем. И не потому, что недостаточно православные его ублажали, а потому что борьба с Церковью – это его мировоззрение, его позиция, его принципы, отступление от которых он считал бы предательством.

– Что предлагаете?

– Вместо того, чем носиться с журналистами, не скрывающими своей неприязни к православию, гораздо эффективнее, на мой взгляд, было бы искать среди церковной молодежи новые и новые таланты и помогать им в полной мере раскрыться.

– К чему нужно стремиться православному СМИ?

– Если сравнить посещаемость даже самых популярных из православных ресурсов и светских ресурсов, которые не тематические, а обо всем, то цифры, конечно, покажутся скромными. Но, на мой взгляд, количественные показатели – не то главное, к чему православное СМИ должно стремиться.

Главная задача СМИ для какой-то конкретной социальной группы, в нашем случае, для православных – это быть в авангарде общественной мысли той группы, на которую ты ориентируешься. Задача редактора – почувствовать, предугадать, что будет волновать православных завтра, о чем они будут болеть, спорить. И предложить им это уже сегодня, задать тон, а не плестись в хвосте.

– Можете пояснить?

– Недавно Синодальный информационный отдел отказал в грифе "Одобрено" журналу "Благодатный огонь". Эту историю бурно обсуждали и в блогах, и в разных СМИ. Так вот, на мой взгляд, трагедия "Благогона" не в том, что он стал "оппозиционным" или "слишком ревнительским", а в том, что его редакция потеряла чувство реальности и из-за этого впала в озлобление. То, что с ними произошло – это не апостольское "не сообразуйтесь с веком сим", а то, что Льюис называл попытками хвататься за огнетушители во время наводнения.

Команда "Благодатного огня" постепенно загнала себя в вымышленный мир с ими самими придуманными ролями и законами: по их сценарию, тут должна была кипеть борьба отважных церковных охранителей с подлыми и коварными модернистами. А когда они сталкивались с действительностью и оказывалось, что на самом деле все совсем иначе, то это их очень злило и заставляло навешивать ярлыки и "модернистов", и "охранителей" на тех людей, на тех церковных деятелей, которые в реальной жизни отнюдь не так однозначны. Разумеется, упомянутые люди как-то реагировали, иногда возмущались, и тогда "Благодатный огонь" ликовал: "А, отец такой-то обиделся! Значит, правы мы были – он все-таки модернист и обновленец! Иначе с какой бы стати ему на нас обижаться?"

– Есть критерий правильности?

– Признаки здоровья и правильного пути православного издания – это когда вокруг него собираются, к нему тянутся люди, новые и интересные люди. Когда это СМИ становится центром их интеллектуальной и общественной жизни.

– А если конкретнее?

– Ну, например, вышел на экраны какой-то новый фильм, который все бурно обсуждают. И на одном православном ресурсе о нем развернулась живая, естественная, интересная дискуссия: кто-то находит в этом фильме христианские смыслы, кто-то считает фильм сатанизмом, а режиссера – шизофреником, кто-то высказывает какие-то еще мнения, не столь однозначные.

А другой православный ресурс вроде бы тоже об этом фильме отписался, потому что нельзя мимо пройти, но именно что отписался: из одного автора "вытянули" рецензию, из другого комментатора "вытянули" противоположное мнение, но все это так скучно, тускло, искусственно, на это никто не сошлется, не процитирует в соцсетях, не задумается об этом, не придет спорить. Эта разница всегда очень чувствуется. Правильное издание – оно горит, оно зажигает.

– А пожелание коллегам?

– Дорогим коллегам я бы пожелала так работать над каждым материалом, над каждым выпуском, как если бы он был последним в их жизни и в истории человечества. Мы не знаем, сколько нам отпущено и что будет завтра. Завтра может и не быть. Так что все нужно сказать сегодня.

Нет никакой гарантии, что завтра не начнутся гонения, и возможности "выйти в эфир" и что-то сказать городу и миру у нас уже не будет. Поэтому каждое выступление в СМИ нужно строить как "репортаж с петлей на шее". Так что стоит подумать: да, конечно, можно ухватиться за какую-нибудь тему из Яндекс-топа, и она принесет нам очень много ссылок и просмотров, но мы при этом не забыли напомнить читателю, что Христос вообще-то воскрес? А про жизнь вечную? А про спасение через обожение?