Юрий Пущаев: если не умрет...

Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними. Пожалуй, сегодня впервые в русской истории быть интеллигентом стало настолько непрестижно – не только в материальном, но и в духовном отношении. Интеллигент сегодня совсем не властитель дум, не герой нашего времени, которым является скорее олигарх или силовик. Вот два нынешних столпа нашей Родины, вот чья служба сегодня, находясь в фокусе общественного внимания, и опасна, и нужна.

Дело не в том, что нынешний интеллигент зарабатывает, как правило, мало или очень мало. Например, дореволюционная русская интеллигенция вообще была весьма аскетична. Это Советская власть, уничтожив царскую и создав свою, народную интеллигенцию, сделала из нее советский "средний класс". Дело в том, что нынешний интеллигент практически никак не влияет на то, что происходит в политике и в обществе. С крахом СССР и исчезновением идеологической цензуры интеллигент наконец-то стал решительно независим: от него сегодня практически ничего не зависит. А это обидно. Для той, прежней "учительской" интеллигенции это настоящий крах. Потому что наряду с претензией быть интеллектуальным и нравственным ориентиром в ней всегда была и претензия на власть – по меньшей мере, идейную.

А сейчас, например, даже заголовок статьи Виталия Каплана "Остаюсь интеллигентом" звучит как-то совершенно иначе, чем, скажем, он мог бы прозвучать лет тридцать назад. Тогда слова "я интеллигент" сочли бы нескромностью. Ты интеллигентом себя назвал? В ум, честь и совесть нашу набиваешься? Сегодня же признание "я интеллигент", напротив, отдает скорее смирением. "Да картошка я, картошка, только сапогами не бейте...".

Во многом разговоры про интеллигенцию, в том числе и наш проект, похожи на спор и тяжбу изрядно запутавшегося субъекта с самим собой. Это попытка самих интеллигентов, выходцев из интеллигенции извлечь уроки из истории и никогда больше не повторять роковых ошибок.

В распространенном ныне призыве "убей в себе интеллигента" звучит недоговоренность. Убить – во имя кого или чего? Сначала должна быть позитивная цель, чтобы разрушительное действие действительно имело смысл. А иначе может получиться как с тоже популярным ныне афоризмом – "целились в коммунизм, а попали в Россию".

Да, нынешняя маргинализация интеллигентского сословия во многом заслужена. Исторические качели немало побросали интеллигенцию – из крайности в крайность. От заведомой оппозиционности власти и государству в царской России до полной поддержки режима и приспособленчества в советское время, и обратно. От прежнего народничества до антинародничества большой части нынешней интеллигенции.

Дореволюционная интеллигенция сильно отличается от советской, а советская от постсоветской. Очень хорошо о различии интеллигенции дореволюционной и советской говорил А.И. Солженицын в статье "Образованщина" в сборнике "Из-под глыб". Пусть читатель простит за очень длинную цитату, но она того стоит:

"Кружковая искусственная выделенность из общенациональной жизни. (Сейчас – значительная сращенность, через служебное положение.) Принципиальная напряженная противопоставленность государству. (Сейчас – только в тайных чувствах и в узком кругу,... радость от всякой государственной неудачи, пассивное сочувствие всякому сопротивлению, своя же на деле – верная государственная служба.) Моральная трусость отдельных лиц перед мнением "общественности", недерзновенность индивидуальной мысли. (Ныне далеко оттеснена панической трусостью перед волей государства.) Любовь к уравнительной справедливости..., к народному материальному благу парализовала в интеллигенции любовь и интерес к истине; "соблазн Великого Инквизитора": да сгинет истина, если от этого люди станут счастливее. (Теперь...да сгинет истина, если этой ценой сохранюсь я и моя семья.) Гипноз общей интеллигентской веры, идейная нетерпимость ко всякой другой, ненависть как страстный этический импульс. (Ушла вся эта страстная наполненность.) Фанатизм, глухой к голосу жизни. (Ныне – прислушивание и подлаживание к практической обстановке.) Нет слова, более непопулярного в интеллигентской среде, чем "смирение". (Сейчас подчинились и до раболепства.) Мечтательность, прекраснодушие, недостаточное чувство действительности. (Теперь – трезвое утилитарное понимание ее.) Нигилизм относительно труда. (Изжит.) Негодность к практической работе. (Годность.) Объединяющий всех напряженный атеизм, некритически принимающий, что наука компетентна решить и вопросы религии, притом – окончательно и, конечно, отрицательно; догматы идолопоклонства перед человеком и человечеством: религия заменена верой в научный прогресс. (Спала напряженность атеизма, но он всё так же разлит по массе образованного слоя – уже традиционный, вялый...)..."

Сейчас к определенной части нынешней, постсоветской интеллигенции вернулись многие черты интеллигенции дореволюционной. Это и напряженная противопоставленность государству, и мечтательность, и идейная нетерпимость, и моральная трусость перед голосом "общественного мнения", и воинствующий атеизм. А что добавилось действительно новое – это неприятие уже не только власти, но и народа России как такового. Если раньше интеллигенция испытывала перед народом вину и жертвовала собой в борьбе за народное дело, то часть нынешней интеллигенции охотно пожертвует народом в борьбе за свое прогрессистское дело. Если интеллигенты дореволюционные смогли повести за собой народ, то нынешние воинствующие "либералы" никого повести за собой не могут, и либо уходят во внутреннюю эмиграцию, либо говорят: "надо валить из этой страны".

Однако в целом интеллигентское сословие в подавляющем своем большинстве всегда слишком высоко себя ставило, и сегодняшнее катастрофическое падение его престижа – в немалой степени наказание за прежнюю гордыню.

Действительно, это ее стараниями 20 век в России стал веком революций, не исключая и последнюю, двадцатилетней давности. Как отмечал о. Сергий Булгаков в "Вехах", русская революция была интеллигентской, поскольку именно интеллигенция дала революции ее идейный багаж вместе с ее передовыми бойцами, агитаторами и пропагандистами. Интеллигенция, пишет Булгаков, "духовно оформляла инстинктивные стремления масс, зажигала их своим энтузиазмом, – словом, была нервами и мозгом гигантского тела революции".

Сергей Кравец в интервью "Фоме" в рамках проекта "Интеллигенция" дал такое ее определение: "Интеллигенция – часть общества, которому присущи интеллектуальные интересы. Это люди, которые нуждаются в познании окружающего мира не на материально-бытовом уровне, а на уровне идей, представлений, ценностей, и на их основании формируют об этом мире целостное представление". Стремление к познанию – это прекрасно. В той или иной степени оно свойственно всем людям, а интеллигент делает это своим жизненным призванием. Однако подлинное познание должно вести к открытию безграничности и таинственности мира, к интеллектуальному и нравственному смирению, к сократовскому "я знаю, что я ничего не знаю". Отечественная же интеллигенция слишком часто относилась к знанию как к фетишу, гордилась своим умом, словно любовалась кольцом власти на своем пальце. Кстати, в словах "нельзя одновременно служить Богу и мамоне" последнюю не обязательно понимать как именно материальное изобилие. Может быть также страсть и захваченность и богатством интеллектуальным, горделивое любование своим умом и эрудицией. Познание мира должно вроде вести к смирению, а получается все наоборот. Знание становится не способом узнавания мира и подлинного самопознания, а средством для самовозвышения. Это как в анекдоте, когда человек заходит в аптеку и говорит: "Дайте мне таблеток от жадности, и побольше, и побольше..."

Но, с другой стороны, ведь очень редко бывают в истории совершенно отрицательные явления. Представим, что интеллигенция, по крайней мере, некоторые из интеллигентов проделали работу над ошибками и избавились от тех отрицательных черт, которые критиковали еще в начале 20 века авторы "Вех" и авторы сборника "Из-под глыб" в семидесятые годы. Что тогда останется? Образованность, склонность к размышлениям, нравственная чуткость, равнодушие или спокойное отношение к материальному достатку. Не самые плохие качества, правда? При условии, конечно, что их не затмевают гордыня и тщеславие. А это, наверно, самые частые интеллиггентские грехи. Отцы Церкви, кстати, говорили, что дух тщеславия настолько разновидный, изменчивый и тонкий, что от него очень трудно не только предостеречься, но и даже его узнать в себе. Они сравнивали его с луком: сколько одежек не сними, все будет мало, так трудно от него избавиться. Так, например, то же равнодушие к материальным благам тоже может быть поводом для тщеславия.

Однако, как бы нам на фоне во многом совершенно оправданной критики интеллигенции не выплеснуть вместе с водой и ребенка. Сегодня в обществе все больше начинают цениться лишь деньги, коммерциализируются (и деградируют) образование и медицина. Поэтому очень важно не потерять в числе общественных ценностей материальную незаинтересованность интеллигенции и ее потребность в высшем смысле, сделать так, чтобы они не исчезли окончательно из окружающей жизни – при обозначенном выше условии.

Интеллигенция сейчас переживает, наверно, самые сложные в своей истории времена. Исчезнет ли она окончательно или сохранится в каком-то преобразованном виде, пока неизвестно. Хочется ей (и всем нам – в чем то интеллигентам, в чем то нет) пожелать подлинного, а не мнимого смирения и удачи в самой трудном занятии на свете – работе над собой: "Если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода" (Ин 12, 24).