Митрополит Серафим (Чичагов): "Из рода Серафимов"

11 декабря на полигоне в подмосковном поселке Бутово по традиции соберется множество людей. Из года в год спешат они сюда для того, чтобы почтить память одного из самых выдающихся пастырей Русской Православной Церкви XX века – Серафима (Чичагова), митрополита Петроградского. Этот день – дата его расстрела... Плоды жизни митрополита Серафима были настолько значительны, что в другой стране ему поставили бы памятник. В СССР он был оклеветан и объявлен "врагом народа". Но время все расставило по местам.

Аристократ

Пути Господни неисповедимы. Когда Леониду Михайловичу Чичагову было лет 30, никто не мог бы предположить, что он может стать священником. В то время он был блестящим офицером, настоящим "светским львом".

Потомок двух известнейших адмиралов, дворянин, внешне он мало чем отличался от молодых людей своего круга – имел со вкусом обставленный дом, элегантный выезд, красавицу-жену, посещал театры и балы. Прекрасно образованный, владевший иностранными языками, он находил удовольствие в занятии живописью и музыкой и для многих, кто знал его не близко, было открытием, что Чичагов является одним из лучших в России специалистов в области военной истории, автором капитального труда по артиллерии.

Еще большее удивление вызывало то, что на протяжении многих лет он разрабатывал собственную систему лечения лекарствами растительного происхождения. Стимулом к занятию медициной послужило то, что, будучи участником войны на Балканах, Чичагов стал свидетелем страданий тысяч раненных. Его метод был описан в 2 томах фундаментального исследования "Медицинские беседы".

При его безупречной службе, учитывая его высокие награды – десять российских и иностранных орденов – ему прочили высшие государственные степени. Но в возрасте 34 лет Леонид Чичагов, только что возведенный в чин полковника, ошеломил Петербург решением выйти в отставку...

Призыв Божий

Причина такого поворота была скрыта от посторонних. Пройдя через "горнило войны", Леонид Михайлович вернулся в Петербург другим человеком. В поисках ответа на вопрос: "Как жить по божьему, по христиански", он пришел к выдающемуся духовному наставнику – отцу Иоанну Сергиеву. Беседа с кронштадтским пастырем произвела на него настолько сильное впечатление, что с того времени все жизненно-важные решения Леонид Чичагов принимал лишь по его благословению.

Иоанн Кронштадтский открыл ему и его будущее призвание – путь священства. А через несколько лет во время поездки Леонида Михайловича в Серафимо-Дивеевский монастырь, прозорливая монахиня вдруг обратилась к нему со словами: "А рукова-то у тебя поповские, даже, пожалуй, митрополичьи". И вот, в 37 лет в Москве, вдали от привычной суеты столицы, Леонид Михайлович вступил на стезю приходского священника.

Высший свет не понял и не разделил его устремления. В глазах людей "мира сего" переход из аристократического сословия в духовное был делом немыслимым.

На рубеже веков духовенство не пользовалось в России таким признанием, как в прежние времена. Наступала эпоха "материализма", научные открытия в области естественных наук, казалось, опровергали сложившуюся систему представлений об устройстве мира, и не многим хватало тогда мудрости соотносить их с духом христианского вероучения в том духе, как советовал это Преподобный Нектарий Оптинский: "чтобы вера не препятствовала научности, а научность не мешала вере". Но повсеместное упование на прогресс имело неутешительные последствия. Общество, терявшее нравственные основания, освященные непреложностью евангельских заповедей, было увлечено культурой упадка и разного рода социальными теориями, чреватыми расколом национального и государственного единства.

В предреволюционное время такие люди, как Иоанн Кронштадтский и отец Леонид Чичагов были исключением. С амвонов во время проповедей они открыто призывали современников взыскать Бога, обрести покой и чистую совесть через покаяние и исполнение евангельского закона любви.

Итак, поступок Леонида Михайловича Чичагова требовал определенного мужества. Поначалу его не понимали даже домашние.

"Ходить достойно своего звания"

Сделав важнейший выбор, о. Леонид Чичагов приложил все усилия к тому, чтобы послужить Церкви данными ему талантами. Первые награды, полученные им, были даны ему "за усердную заботу об украшении придельной церкви во имя апостола Филиппа, что при Синодальной церкви Двенадцати апостолов в Кремле".

Первый год службы оказался для о. Леонида осложнен личным испытанием – тяжело заболела его супруга, матушка Ниталия. В 1895 г. ее не стало – близкого человека, матери четырех дочерей. В тот тяжелый для него период с болью помогала справиться музыка. Когда в начале 90-х годов в Российском Фонде культуры впервые были исполнены музыкальные сочинения Священномученика Серафима (Чичагова), все были потрясены, настолько это было прекрасно.

Но в первые годы служения о. Леонид навыкал церковному послушанию. Возложенные на него поручения требовали по большей части обязательности, а не творчества. Было время, когда он служил в церкви Святителя Николая на Старом Ваганькове, которая окормляла артиллерийские части и учреждения Московского военного округа.

Но одновременно он открыл для себя и новую стезю, обратившись от привычной для него военной – к церковной истории. Добросовестно изучал он документы, и вот, из под его пера выходят замечательные описания истории Серафимо-Дивеевского и древнего Спасо-Ефимьего монастыря в Суздали, Зосимовой пустыни, и главный его труд – "Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря".

Собранные им материалы о жизни и духовном подвиге Преп. Серафима Саровского – воспоминания Мотовилова, многочисленные свидетельства о помощи по молитвам к старцу – послужили основанием для канонизация святого, т.е. установления официального почитания в церкви. Благословение на этот труд о. Леонид Чичагов получил от одной из дивеевских стариц, блаженной Паши, приветствовавшей его словами:

"Вот, хорошо, что ты пришел, я тебя давно поджидаю: преподобный Серафим велел тебе передать, чтобы ты доложил Государю, что наступило время открытия его мощей и прославления"*.

В смущении о. Леонид уверял старицу, что по положению своему не может быть принят государем, но она и слушать ничего не хотела. В 1896 г. Летопись была издана и преподнесена государю, что и повлияло на решение вопроса о канонизации. В этом случае Николай II проявил особенную настоятельность. А отец Леонид даже помыслить не мог о том, какая его ждет "награда" за труд.

"Летопись" Серафимо-Дивеевской обители была окончена, на столе в специально отведенной ему комнате в одном из корпусов лежала внушительная папка, предназначенная вниманию Святейшего Синода, когда дверь приоткрылась, и в комнату вошел батюшка Серафим.

Отец Леонид увидел его как живого, у него не мелькнула даже мысль о том, что это видение – так все было просто и реально. Каково же было его удивление, когда старец поклонился ему в пояс со словами: "Спасибо тебе за летопись. Проси у меня все, что хочешь за нее". Отец Леонид только и мог вымолвить: "Батюшка, дорогой, мне так радостно сейчас, что я ничего другого не хочу, как только всегда быть около вас". Отец Серафим улыбнулся и стал невидим.

И, наконец, летом 1903 г., после обретения мощей, состоялись торжества по случаю прославления великого русского святого подвижника. Николай Александрович и автор Летописи – их главные организаторы – шли во главе праздничных процессий.

В годы работы над "Летописью" у о. Леонида созрело решение о выборе дальнейшего пути. Под сводами монастырей он находил душевное успокоение, жизнь обретала смысл, полноту. При постриге в мантию в 1898 г. ему дали новое имя, в честь преп. Серафима Саровского, ставшего его небесным покровителем.

А впереди была целая череда лет епископского служения. Сухуми, Орел, Кишинев, Тверь, Петроград. Какую бы епархию не поручали ему возглавить, он везде проявлял талант исключительного организатора церковной жизни, приводя в порядок часто расстроенные дела, собирая вокруг себя паству.

В гуще дел Владыке Серафиму хватало еще времени для занятия иконописью, и тогда на свет появлялись удивительные иконы Спасителя в белом хитоне, Преп. Серафима Саровского...За что бы он ни брался, все становилось средством служения Богу и людям.

После 1917 г. митрополит Серафим оказался перед выбором: сохранить верность Православной Церкви или пойти на компромисс с так наз. "обновленцами"? Для него ответ был ясен, и это означало готовность претерпеть гонения.

Его не раз пытались подкупить посулами, использовать его авторитет, льстили ему открыто, но он остался верен пастырскому призванию и сохранил послушание избранному на Поместном соборе 1917 г. Патриарху Тихону.

За это его не однажды подвергали тюремному заключению, в 72 года – отправили в ссылку в Архангельск, что при его расшатанном здоровье было равносильно пытке.

Сколько пережил он в эти годы, скольких проводил, оплакал... В 1929 году, занимая кафедру митрополита Петроградского, он, рискуя обратить на себя гнев властей, добился разрешения похоронить по христианскому обычаю, достойно духовному сану, скончавшегося на этапе, во время пересылки с Соловков в Казахстан, епископа Илариона (Троицкого), с которым их связывали духовные узы, близость к Патриарху Тихону и время, проведенное в архангельской ссылке. Приняв тело Владыки Илариона, который выглядел от всего, что пришлось пережить в лагере, 70-летним стариком, митрополит Серафим с почестью облек его в свое белое архиерейское облачение и совершил погребение на кладбище Новодевичьего монастыря в Петербурге.

Когда же в 1998 г. были обретены мощи Свщмч. Илариона, внучка митрополита Серафима, к тому времени настоятельница Московского Новодевичьего монастыря, матушка Серафима (Чичагова-Черная) получила в дар палицу от этих белых, поистине, мученических риз ее деда и епископа Верейского. И сегодня эта реликвия бережно хранится в Успенском храме, под иконой, где оба они предстоят уже в образе святых исповедников, мучеников за Христа.

Горе коснулось и его собственной семьи: в момент, когда его увозили на "воронке", в тюрьме была его средняя дочь – Наталия, в постриге – монахиня Серафима. Ей так и не удалось выйти: по официальной версии, она скончалась от внезапного приступа астмы.

Арест 1937 г. оказался для Владыки Серафима последним. Приговор "тройки" был формальным. Неизлечимо больного 80-летнего старика обвинили в "инспирировании контрреволюционного заговора".

Безграмотно, грубо, смехотворно составлен этот приговор на пожелтевшем от времени клочке бумаги. Он выставлен в экспозиции музея в Бутово. Но кто заботился тогда о том, что невежды решали судьбу академиков, художников, военных, выдающихся служителей Церкви?

image008

С последнего снимка, сделанного в Таганской тюрьме, он смотрит на нас через плечо фотографа, через окружавший его "ад". О нас – его последняя молитва. В ясном взгляде – полное сознание, полное понимание происходящего. Глядя на снимок, вспоминаешь известные слова Владыки Серафима: "Сила не в силе, а сила в любви!"

Единый от святых

Ступая по бутовской земле, невольно обращаешься к нему: "Владыка, где Вы? Где смертное ваше?!" А смерти нет, и с иконы в деревянной церкви он благословляет и тех, кто приходит сюда с покаянием, и тех, кто нашел здесь своих родных и близких.

Приезжающие сюда люди порой становятся свидетелями чуда – в день памяти Владыки мироточит его образ и икона Исповедников и новомучеников Российских. Миро с древних времен означает "милость". Само собой приходит слово: "Адь, где твоя победа? Смерть, где твое жало?" Это знак живого присутствия святого и его молитвенного предстательства за нас, за свою "российскую паству" перед Богом.

Примечания:

* Да будет воля Твоя. Житие и труды Священномученика Серафима (Чичагова). М., 2003. С. 66