Милена Фаустова: О птицах Филарета, конкуренции и Патриаршем пуле

Портал "Православие и мир" продолжает путешествие по закулисью религиозной журналистики. Идея серии бесед принадлежит публицисту Марии Свешниковой, исполнение – редактору портала Анне Даниловой.

"Если бы я думала, какую мне веру принять, и увидела бы, как православные ругаются в блогах, то точно бы не стала православной! – любит пристыдить Милена Фаустова при случае. Католик по вероисповеданию, она много и давно пишет о православии на "Голосе России" и работает в Патриаршем пуле. Аэрофоб, который постоянно летает, сотрудник светского СМИ, который знает все о конкуренции светских изданий – сегодня она рассказывает о работе Патриаршего пула и том, как живется в нем католику.

Милена Фаустова

Выпускница философского факультета МГУ, специальность – религиоведение

Религиозный обозреватель радиостанции "Голос России"

Журналист Патриаршего пула

Птицы Филарета

– Вы аэрофоб, и у вас несколько перелетов за месяц...

– Я жутко боялась летать, до потери пульса. В 2009 году на Украине у нас было два самолёта: один Святейшего, второй – пула. Это был АН-74, который до этого, лет сто назад, спасал кого-то в Антарктиде. Выглядел он соответствующе. В салоне все капало, подтекало, ремни безопасности то действовали, то не действовали.

Перед вылетом из Донецка на юг, в Симферополь, было слишком много шуток по поводу самолета и моего страха перелетов. И вот, мы уже сидим в самолёте, надо мной продолжают подтрунивать (я же вжалась в кресло). Самолет разгоняется, ещё чуть-чуть, и он уже должен оторваться от земли, и тут – резкий тормоз! Сумки падают на нас, потому что их мало кто привязывал, у всех большие глаза, все бледные, и все мы в шоке. И тут капитан вносит в салон птицу, и рассказывает, что их было три: две попали в двигатели, а эта – в лобовое стекло. Мы уже лететь никуда не можем, нужно чистить двигатель.

Все тут же перестали надо мной смеяться. Договорились, что при полётах ни слова о самолётах: тихо сидим, тихо взлетаем. А потом, через какое-то время было сообщение в блогах, что это, дескать, птицы Филарета атаковали самолет Патриарха.

Теперь мы вспоминаем это как весёлую историю, и я начала воспринимать полеты так, как будто летала всю жизнь.

Уйти, чтобы вернуться

– Милена, а как философ оказался в журналистике?

– Случайно, я больше не буду! (Смеется)

После философского факультета, где я специализировалась на Анри де Любаке, я хотела двигать науку, быть религиоведом. Но наступил 1998-й год, я разочаровалась в науке и была вынуждена подрабатывать уроками французского. Это было не мое.

И вот, как-то зимой иду домой и думаю, чем бы я хотела заниматься? Решила вдруг, что радио – вот это было бы моё. Буквально через месяц мне звонят сообщить, что "Голосу России" в отдел культуры нужна молодая девочка с хорошим образованием! Вот так вышло!

Я сначала работала в отделе культуры. После философского факультета я могла изъясняться трактатами, сложноподчиненными предложениями, которые были понятны только мне, поэтому меня учили писать, объясняли, что мы ориентированы не только на русскую публику, но и на переводы для других аудиторий.

Из "Голоса России" я уходила несколько раз. Первый, в 2002 – "навсегда", чтобы уехать в Израиль. Правда, во многом из-за этого радио и работы на нем и вернулась в Россию. Потом еще несколько раз пыталась сменить профессию, но каждый раз меня тянуло обратно. В 2005 году я в последний раз ушла на год из "Голоса России". А потом поняла, что не могу без него никак.

– Что нравится на "Голосе"?

– Знаете, когда звучат позывные "Голоса России" – меня гордость охватывает. Нравится, что мы никогда не поднимаем острые, скандальные темы, интересные небольшому числу людей, которые любят всякую "желтизну". Нравится, что я занимаюсь просветительской работой: рассказываю (в рамках своей рубрики) об истории, о тенденциях. Я счастлива.

Но чтобы вернуться, нужно было придумать под меня новый раздел. Появилась мысль писать о духовной жизни России. Сказано – сделано: запустили рубрику!

– Как выбираете, что и о ком писать, в каком соотношении и объеме?

Милена Фаустова. Рабочий момент

– Сначала мы пытались освящать все, что происходило у всех религий и конфессий, но потом практика показала, что у буддистов, у иудеев, у мусульман происходит намного меньше событий, чем в Православной Церкви. Акцент сместился в основном на Русскую Православную Церковь, на её социальную деятельность.

А другие конфессии могут быть в большей степени согласны или не согласны с Церковью, но сами ничего, по большому счету, не делают. Я бы с большим удовольствием писала о них больше, но почти все важные события, о которых стоит говорить, – это, в основном, инициатива Русской церкви.

В 2009 году, после смерти Патриарха Алексия Второго, когда были выборы Патриарха, Архиерейский и Поместный соборы, я поняла всю значимость своего дела. Сейчас я чувствую себя не просто описателем истории, а участником её процесса.

Патриарший пул

– Итак, католик в Патриаршем пуле...

– В Патриарший пул я пыталась пробиться долго. Писала письма в Московский Патриархат, ходила на мероприятия Патриархии, и в 2009 году, когда была первая поездка Патриарха Кирилла в город Стамбул, мне позвонил отец Александр Волков и сказал, что если я хочу, то могу поехать.

В состав патриаршего пула входят журналисты трёх ведущих информационных агентств (РИА-Новости, ИТАР-ТАСС, Интерфакс-Религия). У них в работе на патриарших мероприятиях есть приоритет: если есть ограничения по количеству людей, то, скорее всего, возьмут их. И понятно, ведь они оперативно дают новостные поводы. Мы не обижаемся. Еще в пуле есть газеты ("Российская газета", "Комсомольская правда", "Известия"), "Голос России" и телевизионщики ("Россия").

Но чаще мы ездим маленькой компанией: фотографы и операторы Святейшего, три информационных агентства, радио. У нас хорошая компания. Добрая, милая и весёлая.

Итак, Стамбул.

– Наверное, не обошлось без накладок...

– Для меня эта поездка была очень ответственна, потому что нужно было зарекомендовать себя. И конечно же, я забыла дома диктофон – а мне же именно звук нужен!

Оля Липич из РИА Новостей мне давала свой. Отец Александр Волков помогал мне с Интернетом, ещё кто-то помогал с фотографиями. Было такое ощущение, что все активно включились, чтобы помочь мне достойно осветить эту поездку. Мы в любой поездке стараемся друг друга поддерживать: кто диктофоном, кто текстом, кто расшифровкой. Очень хорошая атмосфера.

Конкуренция

– Существует конкуренция между журналистами пула?

– У меня была уверенность, что информационные агентства должны конкурировать друг с другом. Но я видела, что никто не спешит срочно первым выслать текст: все очень четко сверяют цитаты, обсуждают услышанное, чтобы в едином ключе донести смысл. Никто не разбегается по углам скорее первым отправить свое сообщение. Первый бы выдал новость, а остальные уже дураками будут. И я сама не понимала, если у них конкуренция, то зачем они все друг с другом обсуждают?

День работы Пула

– День проходит насыщенно. Ранний подъем (бывает, и в пять встаем), чтобы за полчаса-час приехать на мероприятие, фотографам и операторам нужно снять приезд Патриарха. Особенно тяжело это бывает на ранних богослужениях, и ещё, если храм находится в 60-ти километрах от места расселения.

Если храм близко, то не все идут на службу, можно прийти уже к слову Патриарха. Но если выезжаем из гостиницы с вещами и потом должны еще куда-то дальше лететь, то, естественно, позже уже прийти не удается.

– Сколько у вас материалов в день?

– Обычно у меня один текст в день: я за день накапливаю материал, выявляю наиболее важную тему, и отсылаю в редакцию уже к вечеру.

Пул часто разделяется, потому что мы не всегда можем успеть за Патриархом по всем точкам. Кто-то едет к другому храму, кто-то в епархиальное управление и ждёт его там.

Камчатка

Больше всего поражает, когда в конце дня все уже еле ногах стоят, а Патриарх при этом ходит бодрым шагом и бодрым голосом говорит. Ты был не на всех мероприятиях, а Святейший может ещё не одно мероприятие провести после. Иногда после долгой поездки мы замечаем, что и Святейший устал. Есть шутка, что если Патриарх без запинки выговаривает "шейх уль-ислам Аллахшукюр Пашазаде", то значит, все в порядке. А если с заминкой, то уже устал. Иногда кажется огорченным.

После украинских поездок Святейший подходил к нам в самолёте и на взлётном поле, общался, благодарил нас за поездку. Но он и в формальной, и в неформальной обстановке одинаков.

О чем писать?

– В своих текстах я пытаюсь как можно дальше отойти от официоза. Когда мы ездили в Карелию и посещали Сандармох – это кладбище в лесу – для меня это повод поговорить о большевистских гонениях на Церковь, о сталинском режиме, о том, как эта трагедия воспринимается сегодня, нужно или не нужно пересматривать историю и итоги Второй мировой войны. Слова Патриарха – это просто иллюстрация к разговору и актуализация. И Патриарх, кстати, очень часто обращается к истории.

От меня не требуют официоза, как его требуют на Патриархии.ру: перечисления архиереев, сколько прибыло, в каком облачении служил Патриарх... Зато есть другая проблема: мне все время не хватает дополнительного времени, дополнительного количества букв – я вообще очень люблю все выражать многословно. Все время напоминают, что краткость – сестра таланта и... обрезают мысли!

– Как происходит работа над текстом?

– Бывает так, что Патриарх ещё говорит, а я уже вижу, что это будет за материал. Тогда из 30-40 минут выбираю фразы, которые наиболее четко, наиболее ярко могут подтвердить текст. А иногда бывает так, что слова Патриарха не являются подтверждением, но они задают тон тексту.

О чем-то мы пишем очень редко. Например, когда на освящении какого-то собора сумасшедшая начала посреди Литургии выкрикивать антипатриаршие лозунги, падать на колени. Если кто-то в чем-то ошибется, то тоже не станем писать. Потому что понятно, что это ошибка, а не умысел или провокация. Все люди, все устают, особенно в длительных поездках. Мы обсуждаем, что давать и как давать.

Католик и Русская Церковь

– Расскажите, как католику работается в Патриашем пуле?

– До работы в пуле я Русскую Православную Церковь не особо знала. Я хорошо знала католическую церковь, я ею занималась, она мне нравилась (особенно французский католицизм). Это было мое ...

А русское православие мне казалось консервативной организацией, где почти ничего не происходит: все вертится внутри, а наружу не выплёскивается. Попы в черных рясах даже пугали меня, было несколько случаев, когда священнослужители отталкивали меня своими словами или действиями.

Правда, мама рассказывала, что еще когда я была ребенком, именно православный священник как-то смог успокоить меня. Дело было в Тбилиси, где мы с мамой отдыхали летом. Я была еще дошкольного возраста, и потерялась на знаменитом тбилисском фуникулере на горе Мтацминда. От испуга, что больше никогда не увижу маму, я начала плакать. В результате, когда спустя полчаса меня нашли, я уже беспрерывно заикалась от страха.

Мама в отчаянии схватила меня на руки и вошла в первый попавшийся православный храм. Шла служба (по рассказам мамы), но священник подошел ко мне и возложил на мою голову руки. Тут же я успокоилась и даже заснула. Сама я это почти не помню, слишком маленькой была или перепуганной. Однако во многом именно этот факт сподвиг маму много лет спустя принять православие. Я же к тому времени упоенно занималась католическим богословием и теологией, ходила в колледж Фомы Аквинского и грызла гранит католических учений. И наверное, так бы и продолжалось, если бы не...

– Если бы не?

– С приходом Патриарха Кирилла Русская церковь зажила. Я на это смотрела с большим восхищением, потому что до этого мне казалось, что только католики живут, развиваются, переделывают, приспосабливаются.

Отношение к священнослужителям у меня изменилось: я перестала пытаться в них увидеть 100% святых во плоти. Раньше я думала, что люди Церкви должны быть чуть ли не с нимбом вокруг головы. Чуть что не так – как же – святой человек, а так себя ведёт! До слёз было обидно. А сейчас я понимаю, что это люди, которые по мере возможностей служат Церкви.

Помню еще один случай. После смерти бабушки, утрату которой я переживала долгие годы очень тяжело, мне однажды захотелось обратиться с некоторыми вопросами о смысле жизни и смерти к священнику. В костеле же я не смогла найти того, кто бы мне мог помочь справится с горем и получить ответы на мои вопросы. И однажды, возвращаясь домой после работы, я просто зашла по дороге в православную церковь. Службы там не было, было пусто и тихо, умиротворенно, что ли – и это было именно то, что, наверное, я тогда искала.

Где-то вдалеке мелькнула тень священнослужителя, но он не подошел ко мне. Не помню, сколько я простояла вот так вот просто в храме, плакала и вспоминала бабушку, при этом чувствуя присутствие и бессловесную поддержку батюшки. Все было молча, но целительно.

Сахалин, японский памятник.

– Расскажите, а как вы следуете за Патриархом, бывают накладки?

– Незабываема история про самолет, который прилетел в Ровно без Патриарха. Мы прилетели, а Патриарх должен был прибыть через полчаса после нас.

– А где Святейший?

– Святейшего не будет в Ровно, потому что, якобы, сказали, что должен быть теракт.

И действительно, службы безопасности запретили Патриарху ехать в Ровно, а он прибыл в город, когда официально отменили визит. Но когда нам сообщили про отмену его прилета, Андрей Золотов тогда кричал Владимиру Романовичу Легойде: "А нас, значит, можно было сюда посылать?".

Потом мы ожидали Патриарха под проливным дождём. Дождь стеной, стоят верующие, группы раскольников, которые уже очень уныло даже не кричат, а бубнят: "Кирилл не наш патриарх!". И мы стоим все мокрые, с диктофонами (а я ещё и с телефоном, потому что мне из эфира звонят каждый пять минут).

В результате мне позвонили из эфира в тот момент, когда уже был виден кортеж Патриарха. И я самая первая сообщила, что Патриарх приехал в Ровно, быстрее всех информационных агентств, потому что это было в прямом эфире! (Смеется с победоносным видом)

Ну, ведь обычно я даю материал самой последней. Уж раз в жизни я могу скоростью похвастаться?

– А как ездите, где вас размещают?

– В ту поездку, когда были "птицы Филарета", в ночи нас забыли в автобусе, а потом отец Александр Волков (заместитель пресс-секретаря Святейшего Патриарха – прим. ред.) расселял нас по "три жинки на один матрас": развозили в разные сёла, разные дома. Когда мы уже чуть ли не последними остались – вошел украинец и сказал: "Три жинки на один матрас". А времени было часа два ночи, час мы простояли за городом, рядом с закрытым храмом – большая луна, кладбище, собаки воют и "мертвые с косами вдоль дорог стоят". Ну, мертвых, конечно же, не было, но все выглядело так, как будто бы были. А уже в восемь мы должны были быть на литургии совсем в другом месте.

Мы ездим на том, что дают. Это может быть большой автобус, это может быть маленькая маршрутка, как в Чернобыле, которая гнала так, что я уже 158 раз распрощалась с жизнью: по моим ощущениям она должна была развалиться на первых тридцати километрах. Правда, она проехала двести и не развалилась. Хотя там все гремело, все дребезжало, кресла подпрыгивали, облокотиться на окна было нельзя. А бывают удобные и комфортные микроавтобусы.

Церковь и СМИ

– Как писать и как не писать о религии, на ваш взгляд?

– Я считаю, что религия не должна быть спрятана за другими новостями. Она наравне с обществом. Эта тема многих волнует. Даже нерелигиозных людей, даже тех, кто очень негативно относится к православию или другим конфессиям. Другое дело – как об этом писать? Как рассказать об этом так, чтобы деятельность РПЦ освещалась не только описанием литургий?

Дресс-коды и прочие медийные темы: с одной стороны, о Церкви заговорили хоть как-то. С другой стороны, конечно, многие издания ориентированы на рейтинг и зависят от него. Если говорить серьёзно о серьёзном, то рейтинг будет ниже, потому что общество не готово к серьёзным проблемам. Общество привыкло, что ему все разжёвывают, и оно воспринимает информацию потребительски.

С Церковью просто разжевать, разложить по полочкам, а объяснить, что такое Церковь, особенно РПЦ – довольно трудно.

Я думаю, что даже на момент 2007-го года, когда я еще практически не соприкасалась с Православной Церковью, меня все эти разговоры заставили бы поинтересоваться: откуда растут ноги у всех этих высказываний? Откуда взялась тема дресс-кода, как это было раньше, и с чем она связана сейчас? Раз ко мне не приходят люди в рясах, и не проверяют, в чем я хожу дома, то я бы для себя посмеивалась над этими разговорами, и не стала бы кричать на улицах: "Вот, посмотрите, они хотят ввести дресс-код".

Помните, как эта дискуссия зарождалась? Было заявление протоиерея Всеволода Чаплина, которое чуть ли не два месяца оставалось без реакции. А потом вдруг кто-то сказал: "Посмотрите, что отец Всеволод Чаплин сказал! Какой ужас!". И коллеги начали допридумывать: "Нужны вот такие юбки". А ведь сейчас посмотреть в изначальный текст может каждый.

Критика Церкви

– Самая большая неудача последнего года в религиозной журналистике?

– На мой взгляд, – все-таки это статья Соколова-Митрича. Ведь светская журналистика подразумевает скандалы, происшествия, ЧП и прочее. В религиозной журналистике нужно говорить с большей поддержкой. Я не ханжа и не против того, чтобы поднимались проблемы. Но то, как они поднимаются, меня зачастую не устраивает.

У меня часто возникает ощущение, что мы с некоторыми людьми живём в каких-то параллельных мирах. Ходим на одни и те же пресс-конференции, я потом читаю и понимаю, что была на совсем другой пресс-конференции. Я там видела другое!

Критика Церкви мне напоминает анекдот: женщина пришла в магазин и закричала: "Спасите, меня грабят!". Приехала полиция, и она говорит: "Понимаете, стою вот тут в очереди, думаю, что налог – туда, налог – сюда, 15% ещё куда-то и понимаю, что меня грабят. Я закричала".

Вот так говорить о Церкви глупо. Вот появилась статья о том, как все ужасно вокруг Дивеева: я такое могу из дома писать. Открыть сайт монастыря: "Ой, стены покарябаны, деревца не так подрезаны, трава не такая".

Конструктивная критика – это попытка помимо негатива найти опорную точку, за которую можно зацепиться, начать поворачивать и искать путь.

– Если бы вы выбирали конфессию...

– Если бы у меня и сейчас стояла проблема выбора конфессии, и я бы пришла на православный форум, почитала православную блогосферу, то в православие я бы никогда не пошла. Мне в православной блогосфере всегда "нравятся" люди, которые, позиционируя себя православными христианами, позволяют себе личные оскорбления и злые замечания.

Понятно, что общество у нас не только православное, и есть люди, которые негативно относятся к религии, атеисты, или люди, которым не нравится деятельность Патриарха Кирилла. Но когда на православном форуме начинаются такие разговоры... Я все время жду от христиан некоторого христианства.

Это есть не только в блогосфере, если я прихожу в храм неофитом, то не надо меня гнать из этого храма, я могу больше не вернуться...

И я об этом говорю! Как-то в московском храме я была с лампадой с благодатным огнем и то ли в брюках, то ли без платка. Ко мне подошла женщина и начала меня отчитывать: "Да как же это так, да что же это такое?". И тогда я решила провести беседу, отвечаю, мол, а как же христианская заповедь: "Не суди, да не судим будешь? Что же вы меня осуждаете? Вот что вы про меня знаете? Мол, а вдруг я первый раз попала в православный храм, хочу посмотреть, может быть, вообще хочу поменять веру предков, а вы меня гоните. Я могу испугаться и больше никогда не прийти, потому как не успела порог переступить, а меня выгоняют! Ладно, я пойду, до свидания". И эта бабулька сразу переменилась, ко мне прониклась, стала уже с совсем другой интонацией объяснять, что есть такая традиция, что голова обязательно должна быть покрытой, вы приходите, почитайте вот эту книгу, в общем, позвала обратно.

Таких ситуаций очень много, причем в храмах больше, чем в монастырях. Но раньше я просто уходила, а теперь беседую. Иногда бывает весело посмотреть на степень неофитства. Многие не знают тонкостей, не знают, откуда идёт традиция и почему она такая, и не могут объяснить, почему они так мне говорят. С такими людьми интересно поговорить.

– Есть борьба блоггеров-журналистов?

– Я не вижу особой борьбы блоггеров и журналистов. Другое дело, что у блоггеров меньше ответственности, чем у журналистов. У них – кинул утку, и это разнеслось по блогам. Но и журналисты зачастую бывают блоггерами. Услышали звон, тут же это дают, а потом оказываются в луже. Но они уже отписали, и все, это проблема редакции.

У блоггеров и журналистов совершенно разные задачи. Журналистам нужно найти новость и рассказать. У блоггеров в большей степени стоит задача дать оценку этой новости. Журналист, если это не публицист, должен занимать место камеры, объектива или диктофона. Он должен, с одной стороны, показать мнение обеих сторон, преподнести весь спектр мнений, но при этом он не может и не должен высказывать свое мнение: "Я, журналист Милена Фаустова, думаю, что первая сторона не права, и вторая не права. А права я. Но я не скажу, почему". Вот этого быть не может.

А блоггеры уже занимаются своеобразной аналитикой. А бывает и наоборот, и я тоже беру информацию из блогов. Вот, например, отец Дионисий Поздняев порой пишет о том, что происходит в Китае, но это нечасто попадает в новостные ленты. Поэтому я, имея контакт с ним, звоню, спрашиваю.

А вообще, оборачиваясь назад и подводя чуть ли не ежедневные итоги своего дня и жизни, я безумно рада и тому, что попала в журналистику, и тому, что работаю именно в духовной сфере, с Русской церковью.

Работа в Пуле меня очень изменила, многому научила. Я приобрела терпение, которого у меня никогда не было, усидчивость, о которой всегда мечтали мои учителя, вдумчивость, смирение и бескрайнее спокойствие. Кажется, мало из этих качеств подходят для профессии журналиста, тем не менее, они мне очень помогают преодолевать трудности, отстаивать темы, доказывать необходимость или актуальность текста. Даже трудно сегодня сказать, какой бы я была и чем бы занималась, если бы не удача – попасть в пул Патриарха Кирилла.