Третий Московский пасхальный фестиваль закончился на весьма высокой ноте: трепак из "Щелкунчика", который маэстро Гергиев посвятил недавно отметившему день рождения Александру Дзасохову, оркестр бисировал сам, без дирижера, в бешеном темпе и ни разу не сбился. Завершился праздник, которого, конечно, все ждали с вполне оправданным нетерпением.
Три года назад Пасхальный фестиваль ворвался с легкой руки Гергиева в московскую музыкальную жизнь и буквально взорвал ее мерное и неспешное течение. Это было самое странное дитя прославленного дирижера: программу составляли едва ли не на ходу, выбирая то, что было на слуху у согласившихся приехать исполнителей. И хотя на зов откликнулись даже такие звезды, как Вадим Репин и Ольга Бородина, все мероприятие отдавало некоторой самопальностью. И нередко автору этих строк приходилось слышать от иностранцев, что такие дела так не делаются. Но публика шла. Имя и артистический темперамент Гергиева стали залогом успеха. Фестиваль состоялся, оставив нас с разведенными в стороны руками.
В том, что за первым фестивалем последует второй, ни у кого сомнений не вызывало. И в определенных кругах непосещение концертов стало моветоном. В кругах, надо заметить, самых широких: открытие и закрытие действа стали вполне светскими мероприятиями. Программа второго фестиваля была гораздо стройнее и вывереннее, но тоже сыровата. Не было четкой концепции, сойти за которую такая формулировка, как "исполнение русской музыки" не могла. Надо, конечно, поблагодарить В.Гергиева за то, что он так любит музыку И.Стравинского: "Свадебка" на открытии и "Петрушка" на закрытии второго пасхального фестиваля стали настоящим откровением.
Прежде чем начать разговор о третьем фестивале, надо отметить, что определение "московский" с этого года стало, мягко говоря, условным: фестиваль перешагнул границы МКАД и перелился в города и веси России. Региональная программа охватила Санкт-Петербург, Кострому, Тверь, Вологду, Ярославль, Новгород Великий и Нижний, Рязань и Владимир. Москвичам, естественно, досталось меньше, что вызвало отнюдь не легкий ропот. Великорусским же городам перепало прилично: "Жизнь за царя" М.Глинки, "Ариадна на Наскосе" Р.Штрауса, Шестая симфония Чайковского, его же "Вариации на тему рококо" в транскрипции для альта с солирующим Башметом и многое другое. Были также продублированы три из четырех концертов "баховской программы".
Такой поход в провинцию даже заставил московского градоначальника на открытии фестиваля предположить, что мероприятие получит статус "всероссийского" и лишится определения "московский". Юрию Михайловичу иногда свойственно бросаться в крайности, что в данном случае кажется несколько странным: не в духе Лужкова отдавать такую жемчужину на откуп федеральному центру. Реформаторский пыл мэра охладил новый министр культуры и массовых коммуникация А.Соколов, не без основания заметивший, что "московский – и значит всероссийский".
В программе Третьего фестиваля четко выделились две главные составляющие. Первой стало исполнение всех симфоний С.Прокофьева, за что, кажется, никто со времен Кирилла Кондрашина не брался. Второй – "Дни Баха", ставшие весьма ценным подарком для столичных меломанов, которые качественным исполнением музыки великого немца не избалованы. На столичных площадках прозвучали пять симфоний (Пятую и Седьмую Гергиев подарил Нижнему Новгороду и Ярославлю). Пусть не всегда исполнение оказывалось идеальным, пусть немного смазался ритм в финале Первой симфонии, но ведь было и глубокое, блестящее исполнение Шестой симфонии, была настоящая театральная феерия в Третьей. Все это можно с уверенностью относить к художественным вершинам фестиваля.
В Москве Гергиев аккомпанировал трем солистам, и в каждом случае эффект был разный. Открывал фестиваль вместе с маэстро греческий скрипач Леонидас Кавакос, к которому вполне подошло бы такое несколько устаревшее, но тем не менее верное определение "музыкант высокой культуры" – Скрипичный концерт Я.Сибелиуса лишний раз это доказал. Чувствовалось, что сердца солиста и дирижера бьются в унисон – Гергиев показал себя первоклассным аккомпаниатором, особенно во второй части – Adagio. Глубокое, трагическое звучание и скрипки Кавакоса и мариинского оркестра, эмоциональная насыщенность, выверенное и сбалансированное звучание – все это производило впечатление художественной цельности. Чего не скажешь об исполнении Второго фортепианного концерта китайским пианистом Ланг Лангом. Здесь маэстро рискнул и, как оказалось, напрасно. Ланг – пианист ярко выраженного сентиментального толка – испытание Гергиевым не выдержал. Не спасла ни техника, ни внешняя эмоциональность – солиста иногда просто не было слышно, лишь изредка рояль робко отзывался на его усилия. Оркестр же нещадно гнул свою линию, игнорируя тщетные попытки Ланга прорваться сквозь плотную звуковую массу. Впрочем, когда мариинцы смолкали, ничего впечатляющего со сцены не доносилось.
Совсем другого качества партнерство обнаружил в Концерте для фортепьяно и духовых И.Стравинского Александр Торадзе, темпераментом Гергиеву равный. Вот тут уже рояль отзывался на каждый призыв пианиста, что придало всему концерту неизвестную доселе глубину звучания и яркость.
С оркестром Гергиева, что и говорить, спорить сложно. Это всегда поток, перед которым слушателю трудно устоять и не увлечься исполняемой музыкой: он берет в плен и ведет за собой. И не важно, что это за поток – река форте или ручеек пианиссимо. В связи с этим хочется остановиться на исполнении Второй симфонии Сергея Рахманинова. Держать весь зал в постоянном напряжении без малого 40 минут – дело нешуточное. Такого обилия оркестровых красок в этом произведении давно не приходилось слышать. В очередной раз хочется сказать комплимент духовой группе, которая во второй части симфонии поражала просто вагнеровским монолитным звучанием.
Так уж повелось с самого начала, что Валерий Гергиев привозил с собой какую-нибудь новую оперную постановку. На первом фестивале была "Снегурочка", запомнившаяся Даниилом Штодой – Берендеем. В прошлом году случился "Борис Годунов", сыгранный под дождем на Соборной площади и памятный самим маэстро Гергиевым в штормовке и бейсболке. В нынешнем году привезли "Чародейку" П.И. Чайковского. Рисковали не меньше, чем с "Борисом". Во-первых, опера ни у кого не на слуху, к признанным шедеврам не относится. Но это бы еще ничего, преодолеть можно. А вот как справиться с ужасной акустикой Концертного зала имени самого автора оперы? Это вопрос, кажется, неразрешимый. Третья проблема - дикция певцов: про ансамбли, которыми опера изобилует, можно вообще не говорить, но ведь даже в ариях ни слова было не разобрать.
Победил опять всех маэстро Гергиев со товарищи: оркестровая часть оперы, конечно, завораживала, но вот солисты в ней явно потерялись. Елена Ласовская – обладательница весьма красивого голоса, тем не менее, так и не смогла объяснить, почему Петр Ильич назвал свое произведение именно "Чародейка", а не "Князь" или, например, "Княгиня". Вот эти персонажи в исполнении Виктора Черноморцева и Ольги Савовой действительно выглядели убедительно. Перед Черноморцевым, которому пришлось преодолевать нещадный оркестровый шквал в финале оперы, вообще стоит опуститься на колени. Все это помноженное на акустику зала, давало явно не тот результат, которого можно было ожидать.
Жанр обзора не позволяет говорить обо всем без исключения, за рамками и так останется обширнейшая хоровая программа и колокольные звоны. Но было на завершившемся фестивале нечто такое, не упомянуть о чем было бы преступлением, поскольку по своей художественной значимости это нечто оказалось равноценным всему остальному. Речь идет, конечно, о "Днях Баха в Москве". Открывал программу сборный концерт, в котором приняли участие А.Огринчук (гобой), Р.Цизак (сопрано), К.Шорнсхайм (клавесин) и Ю.Тейхманис (виолончель). Потом слушатели Малого зала консерватории имели удовольствие приобщиться к скрипичным сонатам и партитам Баха, с непередаваемым изяществом выходившим из под смычка Виктории Мулловой, игравшей на скрипке с жильными струнами. В третий вечер Владимир Фельцман представил на суд публики Французские сюиты, которые прозвучали гораздо сдержаннее и суше, чем того можно было ожидать.
Кульминацией же цикла стали "Страсти по Матфею", исполненные в БЗК Collegium Vocale Gent под управлением Филиппа Херрвега и сборной команды солистов. Организаторы концерта предусмотрительно подготовили полный перевод текста "Страстей", чем весьма и весьма облегчили прослушивание. Надо сказать, что такого проникновенного и трогательного рассказа о страданиях Христа мне слышать не приходилось. Главная заслуга в этом принадлежит, несомненно, англичанину Марку Пэдмору, тонко и со знанием дела исполнившему партию Евангелиста. Великолепное впечатление произвел и Михаэль Фолле, певший Христа. Исполнительницы женских партий (Летиция Шеррер и Ингеборг Данц) ничем особым не запомнились – обычный европейский уровень вокала, не более того. А вот баритону Томасу Бауэру басовые арии оказались явно не по плечу. Но главное, конечно, не это.
Разбор полетов иногда затмевает суть произошедшего. А она, слава Богу, ясна как день – фестиваль обрел свое настоящее лицо, расширился, окреп и зажил своей жизнью, которая пока, правда, все еще зависит от одного человека. Тем не менее очевидно, что заряд, вложенный Гергиевым в это блестящее мероприятие, сохранится еще надолго и на наш век его хватит.
«Утро.РУ», 6 мая 2004 г.
