Это был первый раз, когда вчера утром, как раз во время первого урока, я получила подряд пять или семь mms от сына с фотками какого-то дома и подъезда, и вопреки всем договоренностям не общаться во время уроков отвечала ему. Mms-ки у них ходили по классу с телефона на телефон. На фотографиях был просто дом и просто подъезд. Рядом с их школой. На козырьке подъезда накануне вечером обнаружили разбившуюся девочку. Не из их школы, соседней, но силу потрясения это не отменяет. Через несколько часов одноклассница погибшей девочки прямо на уроке вскрыла себе вены.
Я три раза начинала писать колонку и удаляла текст. Сначала я писала как журналист – и получалось дилетантски и менторски. Потом я писала как человек, учившийся на педиатрическом факультете и собиравшийся стать детским психиатром, и получалось бездушно и нравоучительно.
Потом я писала как испуганная мать – думаю, сейчас нас, испуганных, много – не колонку, письмо девочке, которая стоит на крыше.
... И вот я писала ей, что, знаешь, девочка моя, ты не поверишь, но ночь темнее перед рассветом. И когда ты живешь дольше, чем 25 лет, то однажды начинаешь чувствовать это время. Час темноты и безысходности перед взлетом. Я хотела рассказать ей, что однажды, девочка (отойди на шаг! послушай, что я скажу), ты поймешь – чтобы высоко прыгнуть, нужно присесть. Что борются лучшие, а сдаются слабаки и дуры. Сильные прыгают вверх.
Потом я хотела бы рассказать, как вчера футбольная команда старших классов думала отнести цветы на место, где погибла ученица из соседней школы. И наверное, каждая девочка-подросток хотя бы раз в жизни, хоть на секундочку представляла себе свою смерть. Как рыдают одноклассницы, как раскаивается строгий отец, как поседела директриса школы, как лучшие, самые красивые и завидные мальчики из футбольной команды несут к ее подъезду цветы... Только знаешь. Мальчики вчера передумали. Потому что решили, что дешевым романтизмом спровоцируют других дурочек на непоправимое. А они, лучшие мальчики, любят общаться с живыми.
А потом я хотела сказать, что, знаешь, смерть необратима. Это эксперимент без результата. Ты не расскажешь. Другие не узнают. Я хотела написать о сложных для подростка вещах, о том, как метафизически бесполезно самоубийство. Если ты атеист, то просто кончится твой цикл, у тебя не будет ни плохого, ни хорошего, ни скучного, ни любопытного. Будет – ничего. Если ты хоть капельку веришь в Бога, неважно – какого, то будущее самоубийц в большинстве религий мучительно и незавидно. Без шансов избежать пустоты, ада и безысходности. Разве это лучше, чем трудная, но жизнь? Смерть – необратима, слышишь? А такая – еще жалка и неэстетична.
Наверное, я обязательно написала бы ей: девочка моя, мы, взрослые, виноваты. Недолюбили, недоберегли, недодержали за руку. Недоцеловали на ночь, недоприносили мишку в кровать тебе, взрослой, недоукрывали одеялом голые пятки, недоговорили о неприятном, недопрощали, недопоняли, недоуважали. Такое вот поколение родителей недо – у нас темп, карьера, интернет, борьба за твое будущее. Ты прости, пожалуйста, девочка. Своя или чья-то чужая.
А потом я хотела писать жестко и даже зло. Я хотела сказать, послушай, подруга, перестаньте нас шантажировать, слышите, вы, которых мы рожали, не спали, лечили, плакали, мерили жизнь по вашим тетрадкам и первым спортивным грамотам. И добавить: знаю из учебников, что у каждого подростка есть период, когда он должен явно или бессознательно ненавидеть родителей, иначе не преодолеет инфантилизма. Но слышите, вы, не смейте нас наказывать. Не смейте. Мы тоже люди.
И разозлившись, рассказать то, о чем думаю часто. Об осмысленности жертвы. О том, как моя бабушка, девочка тонкая, восточная бежала по Ташкенту в 41-м, в первых числах июля, в самую жару, знаешь, есть такое время – чиля, когда в тени сорок и пыль жжет босые ноги. Как обманывала комиссара, говорила, что ей восемнадцать. Как ехала в эшелонах на северо-запад – воевать. Как хоронила своих семнадцатилетних подруг, таких же маленьких тонких обманщиц, быстро, в мелких могилах, потому что, знаешь, на линии фронта глубоких не вырыть и табличку не всякий раз поставишь.
А потом остыла и написала бы вот что: знаешь, детка, ты такая же, какими были мы, ты легко поддаешься моде и часто думаешь, что мир несправедлив, ты ищешь правду и живешь максималистски, наотмашь, ты страдаешь и боишься неизвестности, ты не понимаешь будущего и судишь мир по самым высоким счетам. Девочка, мы, взрослые, тебя любим. Давай жить, детка.
Источник: Московские новости
