Пастырь добрый в чуждой стране

Пастырь добрый был русским людям,

пристанище обретшим в чуждой стране...

(Тропарь Святителю Ионе, Маньчжурскому Чудотворцу)

Отец мой не дожил до дня (7/20 октября 1996 года), когда епископ Маньчжурский и Ханькоуский Иона был прославлен Русской Православной Церковью Зарубежья "в лике всех святых в земле Российской просиявших". Но, и не зная о небесной славе архипастыря, отец поминал его – и устно, и в сохранившихся автобиографических записках – как человека, отиравшего ему детскую слезу, оставившего по себе святую славу земными делами.

В краткой жизни епископа Ионы отразилась русская трагедия XX века – неудачная германская война, смятение людей и разлом прежней жизни, гибель охваченной революционным безумием страны, смертельная схватка двух лагерей, исход побеждённых. Крестный путь этот весь пройден и воином-монахом Ионой. Но не страданиями только, выпавшими на долю многих тысяч и тысяч, заслужил он небесный венец. За пределами Родины, в изгнании он исполнил призвание беречь свет Церкви Христовой, единить людей в трудной жизни под чужим небом, спасать от нищеты и болезней вдов и сирот.

"Подвиг – это, забыв себя и свои блага, быть опорой для всех. Подвиг – это жизнь для других", – гласит свиток в руке Святителя на иконе, написанной иеромонахом Андреем, иконописцем Свято-Троицкого монастыря в Джорданвилле.

ЛАМПАДА РУССКОГО РАССЕЯНИЯ

Теплым осенним днём 19 октября 1922 года, кажется, вся Маньчжурия встречала на вокзале прибывшего из Харбина епископа Иону. Городу, ставшему огромным, плохо управляемым лагерем беженцев и отступивших полков Белой Армии, явился свой архиерей! Многое это значило для людей, потерявших родину, имущество, а то и близких, и искавших теперь спасения на чужбине. Вечером того же дня владыка отслужил в соборе всенощную. Бас диакона Антония Галушко, прекрасный соборный хор под управлением протоиерея Павла Шиляева, регента и духовного композитора, придали службе невиданную прежде торжественность и красоту. Все дивились молодости епископа, но в первой же проповеди он показал себя мудрым наставником, сильным оратором, ведающим пути к людским сердцам. Многие выходили со службы в слезах. Так началась архиерейская деятельность Ионы, его апостольское служение народу.

Мирную, патриархальную жизнь Маньчжурии, небольшого русского города, заложенного за двадцать лет до этого при строительстве КВЖД на китайской территории, в окруженной сопками голой степи, в октябре 1920 года, на исходе Гражданской войны, смело яростным людским потоком, катившимся под натиском красных из Забайкалья на китайскую сторону. Всё смешалось: уральские и сибирские казаки, ижевские рабочие, каппелевские офицеры и солдаты, остатки семеновских "национальных" рот, монгольское ополчение, бывшие военнопленные австрийцы и чехи – и все бездомные, голодные, оборванные, обозлённые поражением. Тут же многие тысячи бежавших от войны и красного террора простых жителей Забайкалья. В их числе и мой дед Кирик Михайлович, надумавший со своим немалым семейством "перезимовать", переждать смуту за Аргунью. В своих записках отец (а в тот год ему исполнилось десять лет) вспоминает немногословно: "Маньчжурия переполнилась народом. Работы никакой, жилья нет. Скот, который перегнали на китайскую сторону знакомым бурятам, не привычный зимовать в степи без сена, зимой весь погиб. Остались в живых две коровы и четыре коня, на них и зарабатывали себе на пропитание. В Заречном посёлке наспех построили землянку, где своей семьи помещалось десять человек, да ещё пустили квартировать мужа с женой и мальчишкой, пустили из-за того, что муж мог доставать дрова".

Не все, конечно, так бедствовали. Образовался в эмиграции и другой круг – высших офицеров, бывших сибирских и забайкальских заводчиков и купцов, местных предпринимателей и коммерсантов, вполне обеспеченных железнодорожных служащих. Начались взаимные претензии и сведение счетов. Зимними ночами Маньчжурия оглашалась криками, стрельбой, пьяными драками, грабежами, убийствами, вооружёнными налетами "с той стороны". Горечь поражения, отчаяние у многих выливались в бесшабашное желание хотя бы ещё денек прожить "по-старому", прогулять, выиграть или проиграть всё, что оставалось в карманах. Расцветали и сгорали десятки ресторанов, увеселительных заведений, опиумных притонов, игорных и публичных домов.

В то же время наплыв большой массы людей – боевых, энергичных, с навыками прежней жизни, нередко со средствами – не мог не вызвать предпринимательской активности. За короткое время открылось более 60 ресторанов, гостиниц и постоялых дворов, 150 различных мастерских. В 1921 г. в городе работали 1115 торговых и промышленных предприятий. Наиболее крупные из них занимались торговлей с Китаем и монголами, экспортом сырья (шерсти и пушнины). Десять фабрик и заводов освоили производство кожевенных изделий, обуви, продовольствия. Однако жизнь в приграничном городе оставалась небезопасной. Из-за постоянного оттока наиболее состоятельных жителей вглубь страны, ближе к Харбину, число предприятий стало сокращаться, падали доходы населения, росла безработица. Нищета, голод, бездомность сопутствовали тысячам оставшихся на чужбине без средств и ориентиров людей.

Господь отпустил епископу Ионе малый срок на служение в Маньчжурии – всего три года. Но как будто яркая лампада зажглась на небосклоне русского рассеяния...

МОНАХ С СЕРДЦЕМ ВОИНА

Жизнь святителя с самого начала похожа на житие. Крестьянский сын Владимир родился 17 апреля 1888 г. в Козельском уезде Калужской губернии. Восьми лет лишился отца и матери. Сельский дьякон усыновил сироту, дал ему свою фамилию – Покровский. Позаботился об устройстве в духовное училище, а затем в Калужскую семинарию, после окончания которой способному юноше открылись двери Казанской духовной академии. На третьем курсе он принял монашество с именем Ионы. После блестящего окончания академии Иону оставляют в стенах "альма-матер" приват-доцентом. Но начинается война с Германией – и полный патриотических чувств иеромонах Иона идёт в действующую армию военным священником. Участвует в крупной боевой операции, известной как "Брусиловский прорыв".

После Февральской революции и последовавшего развала русской армии о. Иона возвращается в Казань, в свою академию. Но в мае 1918 г. попадает в сети чекистов, как контрреволюционер, якобы уличённый в пропаганде монархизма. Чудом бежав из заточения, он пробирается в Пермь, но там снова оказывается в руках комиссаров. Избитого до полусмерти, искалеченного Иону бросают в тюрьму, а затем вместе с другими заключёнными этапируют железной дорогой и далее на пароходе в Тюмень, на суд "революционного трибунала". На шестой день плавания пароход отбили войска сибирского правительства, только что занявшие Тобольск. Иона отправляется в Омск с твердым намерением участвовать в борьбе за освобождение страны от большевиков. С согласия адмирала Колчака он приступает к формированию "дружин Святого Креста". Но вскоре получает назначение на должность главного священника Отдельной Оренбургской армии атамана Дутова.

В начале 1920 г. небольшой отряд казаков, разъединенный с основными силами, отступает под натиском красных по Средней Азии к китайской границе. "В февральские и мартовские холода, без запаса пищи и фуража, отряд преодолел оледеневший перевал Кара Сарык, – повествует одно из зарубежных казачьих изданий. – Обессилевшие люди и кони, следуя по снегу и горным карнизам, срывались в пропасти. Сам атаман перед границей был спущен на канате с отвесной скалы почти без сознания. С горстью удальцов прошёл через перевалы и отроги Памира и о. Иона, зачастую руками с ободранной кожей хватаясь за выступы обледенелых скал и редкий кустарник".

"Горсти удальцов" посчастливилось, преодолев смертельные опасности, уйти вглубь Китая и через пустыню Гоби добраться до Шанхая.

Здесь Иона, определённый настоятелем Иннокентьевского миссионерского собора, преподавал в организованной по его инициативе местной семинарии, в которой училось немало и китайских юношей. Ещё в Шанхае началась благотворительная деятельность Ионы: он основывает детский приют и столовую для голодающих, амбулаторию с бесплатной медицинской помощью. В сентябре 1922 г. Иона возведён в сан епископа Тяньцзинского (позднее переименованного в Ханькоуского) и назначен викарием Пекинской миссии. Ему предстоял путь в Маньчжурию.

СВЕТ ВО ТЬМЕ СВЕТИТ

В том же 1922 году на родине, в далёкой "красной" Москве, Ленин составляет секретное письмо сподвижникам с инструкцией, как под предлогом начавшегося в Советской России голода развернуть массовые репрессии и казни православного духовенства. "Именно теперь и только теперь, когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и потому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления, – писал большевистский вождь. – Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать" (19 марта 1922 г. Товарищу Молотову для членов Политбюро. Строго секретно).

Коммунисты знали, что творили, сокрушая на Русской земле церкви и монастыри, казня и изводя священство. Подобные Ионе святые отцы готовили против них оружие сильнейшее – духовное, поскольку растили верующего, помнящего и не предающего святынь человека. Такие люди – лучшее опровержение теории (у которой и сейчас немало последователей), что русскому народу свойственен или слепой бунт, страсть к ниспровержению и разрушению, или покорность, расслабленное смирение перед гнетущей властью. Святитель Иона как раз являет пример мужества, верности, жертвенной готовности к подвигу и упорному труду во имя сохранения истины. Святая сила была ему дана. И рядом с этой силой-истиной, под её крылом, спасались тысячи.

Не оставил по себе писаний о. Иона, во всяком случае опубликованных, хотя и вёл он в Харбине философско-богословский курс. О, послушать бы его лекции, узнать, как он оценивал тогда случившееся с Россией, надеялся ли на скорое возвращение на родину, какие ставил перед слушателями задачи! Этого не дано нам. Но святитель всем обликом своим, делом своим учит нас простому и самому главному – правде, прямоте, мужественности, честности с людьми, благоговению, вере. Монах, он надел доспехи ратника в час битвы, в страшный миг рокового поединка противоставших миров. В ответственный час жизненных испытаний, когда проверяется вес и прочность всех человеческих мыслей и слов, всех верований и упований, когда многие из призванных беречь свет и чистоту народной души оказались духовно немощными и растерянными, лишились всех ориентиров, пассивно и безвольно отдавались господствующим настроениям и тем потворствовали злу, бушующей черни, громящей святыни и вековые ценности, Иона показал рыцарскую верность и твёрдость, великое духовное богатство и человеческое благородство.

Всякая революция враждебна учению Христа, по природе своей антирелигиозна. Но в ней можно увидеть и знаки Промысла Божьего, кары за грехи прошлого, за измену отеческой вере, роковое последствие совершавшихся прежде преступлений. По слову философа Николая Бердяева, "революцию не делает человек, как образ и подобие Божье, революция делается над человеком, она случается с человеком, как случается болезнь, несчастье, стихийное бедствие". А потому, сопротивляясь силам зла, главное было не заразиться от них ожесточением, ненавистью, презрением к человеческой жизни, нечувствительностью к страданиям.

В беседах с близкими епископ Иона говорил, что своими просветительными и благотворительными трудами хотел бы оградить детские души от богоборцев и растлителей, поддержать поколебавшийся дух людей. В каждом спасённом ребёнке владыка видел спасение России, её будущего. Задача осложнялась тем, что разнородное пришлое население приграничного города в большинстве оставалось невоцерковленным. Великолепный соборный храм во имя свят. Иннокентия Иркутского, возведённый незадолго до революции, мало посещался, службы были тусклые, проповеди произносились формально. Потому молодой, энергичный епископ прежде всего ревностно взялся за устроение церковной жизни, за религиозно-нравственное просвещение своей паствы. В храме он устанавливает уставное богослужение, заводит прекрасный хор, не уступающий лучшим хорам Харбина. И собор наполнился прихожанами настолько, что вскоре стал даже тесен. После литургии владыка неизменно обращался к молящимся с пасторским словом. Обладая даром (и жаром!) проповедника, он умел придать высокий духовный смысл даже насущным заботам своих прихожан и городским делам, прямо, не взирая на лица, обличал грехи и пороки. Особенно доставалось нечестным коммерсантам, посетителям игорных домов и других злачных мест, богатеям, не спешащим деятельно помогать бедствующим соотечественникам.

За три года архипастырского служения в Маньчжурии Иона успел создать детский сиротский приют, низшее и высшее начальные училища с бесплатным обучением ремеслу, столовую, ежедневно кормившую "Христа ради" до двухсот человек, библиотеку духовного просвещения. Созданная при нём же амбулатория бесплатно оказывала беднейшему населению города медицинскую помощь и отпускала лекарства. На всё это, конечно, требовались немалые средства. И владыка умел находить их. В Китае, особенно в Северо-Восточной его части, называемой Маньчжурией, ещё до революции сложился слой русских промышленников и предпринимателей. Надо сказать, это были люди несколько иного плана, иных человеческих качеств, нежели нынешние российские бизнесмены. Они не вывозили богатства из своей страны, а наоборот зарабатывали для неё. Воспитанные в религиозной вере (не все они были православными), в духе патриотизма, в принятых тогда традициях благотворительности и меценатства, они в большинстве своём с искренним участием восприняли беду соотечественников, попавших из-за гражданской войны в положение беженцев. В этом отношении особенно выделялась вдова Е. Н. Литвинова, обладавшая в г. Ханькоу крупной чайной компанией. Щедрая попечительница детских приютов и старческих богаделен, она безотказно помогала нуждающимся без различия национальности и вероисповедания, субсидировала многих инвалидов, учителей, профессуру. Особой любовью и заботой Литвиновой пользовались харбинский Дом Милосердия и приют епископа Ионы, коего она была почётной попечительницей. Её называли матерью маньчжурских сироток. Елизавета Николаевна была яркой личностью, сама читала на клиросе, пела в церковном хоре и даже звонила на колокольне. Уроженка Тюмени, она всю жизнь прожила в Китае и очень любила эту страну, прекрасно знала китайский и английский, имела среди китайских интеллигентов и предпринимателей много друзей. При этом неизменно носила русский национальный костюм: в будние дни чёрный сарафан с чёрным же кокошником, а в праздники русский белый костюм с белым же кокошником. Смотрелась она значительно моложе своих лет и где бы ни появлялась – в Шанхае, Циндао или Тяньцзине – все с интересом останавливались, чтобы полюбоваться на статную русскую боярыню.

К тому же епископ Иона умел не только просить, но и требовать. Отличаясь веселым, простым и общительным характером, он мог, когда нужно, говорить, как "власть имущий", как князь Церкви. При этом обладал даром быстро вникать в суть непростых хозяйственных и финансовых проблем, проявлял замечательную рассудительность в деловых вопросах. С помощью местных меценатов (назову их, кто же ещё помянет!) Ганиных, Тулиатоса, Ялама, Сапелкина, Ашихмина владыка основал небольшие предприятия, давшие рабочие места и доход беднейшим жителям беженского Зареченского поселка (ставшего родным моему отцу). Особенную известность получила гончарная мастерская, её посуда, на редкость крепкая и красивая, славилась даже и на харбинском базаре, как и вкуснейший "хлебушек от Ялама".

Епископу Ионе безгранично верили и деловые люди, и отцы города, давали в долг, доверяли большие суммы. В случае нужды владыка не стыдился сам ходить по коммерсантам. Пришёл однажды и к торговцу пушниной Мордоховичу – просить помощи на содержание приюта. "Но я другой веры, я еврей", – сказал Мордохович. Владыка ответил: "Когда я вижу на улице сироту, голодного, в лохмотьях, я не спрашиваю его, какой он национальности, для меня он просто несчастный ребенок, которого нужно накормить, одеть и обласкать". "Что я мог возразить? – рассказывал старый еврей. – Передо мной стоял человек невысокого роста, в старенькой, заплатанной рясе, но от него шёл удивительный свет. Мне стало стыдно своих слов, и с этого дня я стал помогать его приюту".

До приезда епископа Ионы в городе нельзя было достать нужного лекарства. Владыка собрал совет предпринимателей и убедил их открыть аптеку, причём с выдачей беднейшему населению бесплатно лекарств. Аптеку назвали "Пушкинской" по имени главной улицы города. Даже советский консул не мог оставаться безучастным к обращениям владыки и снабжал приют и школу углём. Как любящий отец принимал о. Иона каждого встреченного бесприютного ребенка и дети отвечали горячей искренней любовью, какую не всегда встретишь и в семьях. Владыка никогда не ложился спать, пока не проверит детей в спальнях. Укроет разметавшихся, проверит – цела ли одежда и обувь, уходя – перекрестит спящих, возьмет с собой порванные рубашки – отдать чинить.

Мой отец вспоминал, как десятилетним он по собственной инициативе, подобно Филиппку, сам заявился в школу епископа Ионы, сразу на урок.

– Где ж ты раньше был? – спросила учительница. – Теперь поздно, класс набран.

Потом сжалилась:

– Ну, хорошо, посиди, я на перемене поговорю с директором. А что пришёл – молодец.

"В школе нас каждый день поили чаем, сахар и сухари ставили на столы в больших чашах, бери сколько хочешь, – читаю у отца в записках его детские впечатления. – Совсем бедным давали учебники и тетради, а то и одежду. Помню, на рождественской ёлке по лотерее мне достались стежёные штаны, в них было тепло зимой ходить на уроки. Владыка Иона часто бывал в школе и при этом заходил в каждый класс. Однажды при его появлении я первым вскочил и запел, как положено, "испола эти деспота". А другие ребята от неожиданности растерялись и не подхватили, тогда и я тоже смутился и смолк. Владыка благословил нас и стал ходить по классу, оглядываясь на учительницу, как бы тайком от неё, показывал нам ошибки в тетрадях. Проповеди свои, помню, он всегда начинал словами "Дети, любите друг друга!" Все, кто хоть раз видел владыку Иону, непременно помянут его добрым словом. Многие, очень многие благодаря ему научились читать и писать".

С наступлением весны лежащая к югу от города монгольская степь преображалась, покрывалась роскошным ковром цветов. Владыка с приютскими детьми и школьниками шли на прогулку, начинались игры, беготня, сбор букетов, плетенье венков. Радость детей была безграничной, с ними и владыка отдаётся веселью. Потом он несёт на руках уставшую трёхлетнюю кроху. И мечтает открыть летний детский лагерь на заимке промышленников Ганиных на берегу озера Далайнор. И это ему удаётся – два лета приютские дети и школьники из бедных проводили у "монгольского моря".

По свидетельствам всех, кто знал его в Китае, епископ Иона не знал отдыха, в быту избегал всего лишнего, превышавшего самое необходимое, носил залатанную одежду и обувь. Обычной пищей были картошка, ржаной хлеб и рыба. Приемные часы с 7 утра до 11 вечера. В течение всего трудового дня у дверей кельи народ – и так изо дня в день, в будни и в праздник. Поздним вечером, вместо отдыха, другая забота – написать очередное пастырское назидание, дать ответы на множество деловых писем, приготовить к печати листовки... Только ночной сторож знал, когда гаснет свет в келье архипастыря-труженика.

"НАПИШИТЕ В ПОМЯННИЧЕК"

Умер Иона неожиданно, 36-летним, в расцвете творческих сил. В этом тоже сказалось сурово-аскетичное отношение владыки к самому себе. Заболел ангиной, а врачей не позвал, прибегнул к распространенному тогда народному средству – стал полоскать горло керосином. Да видно керосин был неочищенный, произошло заражение крови. Ни сам Иона, ни его близкие не придали значения признакам смертельной болезни. А когда позвали врача, было уже поздно.

"Неужели уж так скоро мой конец?" – спросил владыка. Пульс в это время доходит до 160 с перебоями, температура 39,8°. Врач утвердительно кивнул головой. Иона стал готовиться к исповеди и причастию. Надевая мантию, сказал: "Что ж, пора собираться". Разоблачившись, ещё смог сесть к пишущей машинке и сам напечатал завещание: "Не оставляйте детишек. Да не забывайте в своих святых молитвах, напишите в помянничек..." Окончив с этим, взял требник и стоя прочитал себе канон на исход души, врач только слегка поддерживал его сзади. С полным самообладанием стал прощаться с присутствовавшими...

Всю эту ночь храм был полон народом. Уже тогда один из проповедников назвал почившего пастыря "святителем Маньчжурской земли". На похороны пришло всё население города без различия вероисповедания, людское половодье заполнило церковь и площадь. Завещания владыки, отпечатанного в трёх тысячах экземпляров, не хватило и половине присутствовавших. Обильными слезами проводили его "в путь всея земли" осиротевшие дети горячо любимого им приюта. Погребли владыку за алтарем храма.

Ещё до погребения по городу пошли слухи о чуде – исцелении отрока, случившемся в ночь кончины Ионы. Лечивший владыку доктор В. В. Ляпустин рассказал, что десятилетний мальчик Николай Дергачев четыре месяца болел обезображивающим воспалением обоих коленных суставов. Вначале около двух месяцев доктор лечил его сам, а когда боли уменьшились, передал для массажа фельдшерице Беловой. Ноги больного Коли оставались сведенными, он не мог ни ходить, ни стоять. В ночь кончины Ионы мальчик увидел под утро сон: вошел к нему владыка и сказал: "Вот тебе мои ноги, а больные отдай мне". Мать проснулась на зов сына и, отворив двери, увидела его идущим к ней на своих ногах. В тот же день они пришли к панихиде в церковь и там рассказали о случившемся. Начали расспрашивать мальчика, видал ли он владыку прежде. Он отвечал, что видел, но помнит плохо. Когда принесли портрет, Коля вскрикнул: "Он! Он!" "Я немедленно отправил к Коле фельдшера Белову и она подтвердила, что мальчик не только ходит, но уже и бегает, не ощущая болей", – записал доктор Ляпустин. В пятидесятые годы Николай Дергачев переехал в СССР и скончался летом 1994 года в г. Кургане почти 80-летним стариком.

Спустя несколько лет по кончине святителя в Харбине вышел сборник с описанием случаев благодатной помощи по его молитвам. К могиле Ионы началось паломничество, пред ней служились молебны, не умолкали рассказы об исцелениях. Но в пятидесятых годах русская эмиграция в Китае фактически прекратила своё существование: большая её часть попала в СССР, немало семей выехали в Австралию, Канаду, США. И опустела Маньчжурия. Иннокентьевский собор был взорван маоистами в 1964 году.

В 1994 году в США "Общество бывших маньчжурцев", среди которых было немало питомцев приюта епископа Ионы, захотело обрести его останки, чтобы перенести их в Свято-Троицкий монастырь в Джорданвилле. По поручению общества в Китай отправилось несколько добровольцев. Они добились разрешения властей на вывоз останков владыки и в июле того же года приступили к раскопкам на месте погребения у алтарной стены уничтоженного собора. Однако мощи найти не удалось. Скорее всего, они были уничтожены вместе с собором.

Но память о житии, подвиге и кончине владыки не угасла. 13 сентября 1996 года Архиерейский Собор Русской Зарубежной Церкви вынес определение о церковном прославлении Ионы Ханькоуского и Маньчжурского. Таинство было совершено 20 октября того же года, в день кончины святителя.

После воссоединения Зарубежной Церкви с материнской Русской Православной Церковью святые у нас стали общими. Святителя Иону (Покровского) чтут и в России, и в других странах, всюду, где есть общины православных верующих, чтут прежде всего потомки его духовных чад. Основанные владыкой приют и школа действовали вплоть до 1940 года. В 50-60-е годы прошлого века их воспитанников сняли со льдины, называвшейся Русской Маньчжурией, и развезли на разные континенты. А сама льдина растаяла...

* * *

Тропарь и кондак святителю Ионе

Тропарь гл. 4:

Пастырь добрый был еси русским людем, пристанище обретшим в чуждей стране, всяко наставляя их, наипаче же любви Христовой, образ любве нелицемерныя во всем показуя, темже, святителю отче Ионо, моли Христа Бога спастися душам нашим.

Кондак гл. 3:

Детем не возбранил еси приходити к тебе, богоблаженне, пекийся о насущных их, и храмину им создал еси, по кончине же твоей их не оставил еси, отрока бо расслаблена в сонном видении исцелив. Сего ради вопием ти: Радуйся, чудодейственниче, Ионо преславный.

День памяти – 7/20 октября