Русская Православная Церковь и другие конфессии Советского Союза в годы Великой Отечественной войны (историографический и источниковедческий обзоры). Часть 1

История Русской Православной Церкви и других конфессий СССР, а также государствен­ная религиозная политика Советского Союза и нацистской Германии в 1941–1945 гг. – одни из тем, которые стали изучаться сравнительно недавно и привлекают внима­ние как отечественных, так и зарубежных исследователей. Однако в силу целого ряда объективных причин некоторые вопросы изучены еще не достаточно. В первой части статьи доктор исторических наук М.В. Шкаровский называет историков, рассматривавших те или иные вопросы в рамках означенной тематики; также он уделяет внимание обозначению достоинств и изъянов их исследований.

Хотя со времени окончания Великой Отечественной войны прошло уже больше 65 лет, существуют ее важные аспекты и темы, которые начали глубоко изучаться лишь относительно недавно, последние 15–20 лет. К числу таких тем относится история Русской Православной Церкви, других конфессий СССР, а также государствен­ная религиозная политика Советского Союза и нацистской Германии в 1941–1945 гг. Конечно, эти темы привлекали внима­ние отечественных и зарубежных исследователей и раньше, однако в силу целого ряда объективных причин были изучены в небольшой сте­пени. Только в начале 1990-х гг. началось обращение к колоссальным, не доступным ранее пластам документов российских архивов, которые пока еще не достаточно введены в научный оборот. Работы по избранной теме, носящие конкретно-исторический характер, можно условно разделить на пять основных групп.

Труды советских исследователей, как правило, имеют очень об­щий, обзорный характер, к тому же несут идеологический отпечаток прежнего официального негативного отношения к религии[i]. Церковь в них зачастую представляется реакционным, антинародным инсти­тутом, а органы государственной власти показаны исключительно в положительном плане. Было принято считать, что дух христианского вероучения "несовместим с ду­хом героической борьбы за честь и свободу Роди­ны". Многие исследователи предпочи­тали писать не о патриотической деятельности Церк­ви в годы войны, а о коллаборационизме ее пред­ставителей на оккупированных территориях; акцент на сотрудничестве некоторых священнослужителей с гитлеровцами делался и при публикации сборни­ков документов, и в специальных работах. И все-таки даже в подобных изданиях, особенно в первые послевоенные годы, порой признавалась положительная роль патриотической деятельности верующих в период Великой Отечест­венной войны. Отличительной чертой работ этого направления было почти полное отсутствие документальной базы иссле­дований. Те же ученые, которые использова­ли доступные им источники, интерпре­тировали их, исходя из заданных заранее идеологи­ческих посылок.

Но хотя до конца 1980-х гг. условия для объ­ективного изучения государственно-церковных отношений фактиче­ски отсутствовали, важные в научном плане работы иногда все же появля­лись. Наибольшую ценность имеют монография А.А. Шишкина, посвященная проблеме обновленческого раскола, в том числе его ликвидации в военный период[ii], и книга З.В. Балевица, уделившая значительное внимание деятельности Русской Церкви на оккупированной территории Прибалтики и Северо-Запада России в годы Великой Отечественной войны[iii].

Вторую группу составляют труды церковных историков – священнослужителей и мирян Московского Патриархата. Часть из этих работ до сих пор не опублико­вана и хранится в виде рукописей в библиотеках духовных акаде­мий, другие были изданы: митрополита Мануила (Лемешевского), епископа Сергия (Ла­рина), А.И. Кузнецова, А. Сергеенко, протоиерея Владислава Цыпина, протоиерея Владимира Сорокина и др.[iv] Значительное внимание в них уделялось истории обновленческого раскола, в том числе в годы Великой Отечественной войны. Другие же движения в Русской Церкви специально изучал скончавшийся осенью 1995 г. митрополит Санкт-Петербургский и Ла­дожский Иоанн (Снычев)[v].

На исследования церковных историков порой сильно влияла их принадлежность к Московскому Патриархату. Всячески доказывалась оправданность церковной позиции руко­водства Патриархата, несколько идеализировалось его отношение к советской власти, излишне критически оценивалась деятельность Русской Православной Церкви Заграницей (РПЦЗ) и т.п. Между тем, многие исторические труды священнослужителей и мирян Московского Патриархата содержат интересные фактические дан­ные, что придает им несомненную ценность.

Значительный вклад в изучение темы внесли зарубежные (англо­язычные, немецкие и др.) исследователи. Их повышенное внимание к проблеме неслучайно, ведь именно Великая Отечественная война послужила переломным эта­пом, позволившим советскому руководству по-ино­му посмотреть на роль и функции религии в обще­стве. Историками Д. Поспеловским, Н. Струве, У. Флетчером, Г. Штриккером и другими был создан ряд обобщающих монографий, в це­лом реалистично освещавших церковную политику советского госу­дарства, жестокие антирелигиозные акции властей в довоенный период и смягчение советской религиозной политики в годы Второй мировой войны[vi]. Правда, для этих трудов характерна ограниченность источниковой базы, прежде всего архивных документов.

Имеются среди работ зарубежных авторов и остро политизированные исследования. Некоторые из пристрастных в своих взглядах историков считают руководителей Московской Патриархии, пошедших в военный период на сотрудничество с совет­ским правительством, предателями интересов России и русского православия. Практически вся советская действитель­ность рисуется у этих авторов в черном цвете. Еще одна сравнительно немногочисленная группа исследователей идеализирует отношения Церкви и советского государства в военные годы, считая, что позиция Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского) полностью оправдала себя. Представители этой груп­пы принадлежат, как правило, к левой интеллиген­ции (Д. Куртис, К. Грюнвальд и другие).

Четвертую группу составляет русская эмигрантская и диссидентская литера­тура. Следует отметить, что если в 1920-е – 1930-е гг. за границей фактически не существовало расхождений в оценках меж­ду научными исследователями и публицистикой (СССР считался государством, стремящимся к уничтожению религии), то после Второй мировой войны ситуация существенным образом изменилась. Восста­новление патриаршества, проведение грандиозного Поместного Собо­ра 1945 г., активная международная деятельность Московской Патри­архии оказали сильное воздействие на позицию значительной части русской эмиграции и руководящие органы Церквей различных кон­фессий. Многие эмигранты перешли в юрисдикцию Московского Па­триархата, представители же Русской Православной Церкви в Аме­рике и Западноевропейского Русского экзархата стали относиться к ней достаточно лояльно. Непримиримой осталась лишь Русская Православная Церковь Заграницей, однако она оказалась почти в полной изоляции.

Между тем из российских эмигрантов церковной историей военного периода занимались в основном священнослужители и миряне Зарубежной Русской Церкви. В целом работы русских эмигрантов чаще всего субъектив­ны, пристрастны и обычно затрагивают ограниченный круг вопросов какого-то конкретного периода времени. Обобщающих аналитических монографий ими написано не было. На эту роль претендует трехтомник В. Степанова (Русака)[vii]. Однако он является не научным исследованием, а страстной и достаточно наивной публици­стической книгой, страдающей нарушением хронологии, отсутствием последовательности изложения, обилием фактических ошибок.

Мимо книг известных религиозных диссидентов А. Краснова-Левитина и В. Шаврова не может пройти ни один ученый, занимающийся изучением церков­ных расколов 1922-х – 1940-х гг.[viii] А. Краснов-Левитин, сам бывший обновленче­ский священнослужитель (умерший в эмиграции), написал достаточ­но подробное и богатое фактическими данными исследование, особое внимание уделив Ленинграду. Однако некоторые моменты истории обновленчества освещены в нем недостаточно объективно, присутству­ет определенная идеализация движения, к тому же преувеличивает­ся его близость к социалистическим идеям.

Противоположный взгляд на историю церковных движений 1920-х – 1940-х гг. отстаивает другой религиозный диссидент Л. Регельсон. В своем в целом очень интерес­ном исследовании он стремится доказать, что истина была на стороне "не поминающих" за богослужением в храмах гражданские власти и Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского)[ix]. По-своему ценны и работы других эмигрантов: А. А. Валентинова, К. Криптона, протопресвитера Михаила Польского, епископа Григория (Граббе) и др.[x]

В среде бывших религиозных диссидентов и сегодня активно дискутируется вопрос, была ли оправда­на в годы войны позиция церковного руководства, принявшего новый курс советского правительства в отношении Церкви? В адрес Московской Патри­архии раздаются упреки, обвинения в сервилизме и даже в предательстве заветов Христа. Как продолжение прежней линии расценивает­ся нынешнее молчание церковных иерархов в ответ на призывы официально осудить сталинизм и отречься от его прежних восхвалений. Таким образом, внутри четвертой группы существуют очень серьезные раз­личия при оценке позиции Московской Патриархии, во многих случа­ях заметно влияние групповых пристрастий. Деятельность же Русской Православной Церкви Загра­ницей, как правило, идеализируется. Кроме того, в силу объек­тивных причин, вся эмигрантская и диссидентская ли­тература имеет ограниченную источниковую базу, мате­риалы российских архивов использовались в ней в небольшой сте­пени.

С начала 1990-х гг. стала быстро расти новая российская, украинская и белорусская исто­риография темы. По ряду спорных моментов она занимает проме­жуточную позицию. Первоначально большинство российских истори­ков – В.А. Алексеев, М.И. Одинцов, Ю.А. Бабинов, М.Н. Бессонов и другие – сохра­няли приверженность некоторым прежним концепциям, обелявшим церковную политику советского государства[xi]. Но постепенно под влиянием знакомства с рассек­реченными документами взгляды этих историков становились более объективными. В дальнейшем появились и принципиально новые работы следующего поколения российских ученых: О.Ю. Василье­вой, П.Н. Кнышевского, А.Н. Кашеварова, С.Л. Фирсова, В.Н. Якунина, М.В. Шкаровского и др.

Одной из основных тем, к которым обращаются как светские, так и церковные исследователи, является патриотическая деятельность религиозных организаций СССР в годы Великой Отечественной войны. Активная патриотическая деятельность Московской Патриархии в советской историографии, как правило, замалчивалась. Например, в многочисленной литературе, посвященной обороне Ле­нинграда в 1941–1944 гг., полностью отсутствуют даже упоминания о том, что в нем имелись действующие храмы. В объемном сборнике "Блокада день за днем" скрупулезно перечисляются самые разнообраз­ные, порой малозначительные события жизни осажденного города, но в нем невозможно найти ни одного свидетельства религиозности ленин­градцев. Даже в той части военно-документальной литературы, где в первых изданиях упоминались имена священнослужителей, принимав­ших участие в партизанском движении, из последующих изданий их изъяли. Так, в книге И. Шубитыдзе "Полесские были" 1969 г. выпуска они есть, а уже в издании 1974 г. – отсутствуют[xii]. В то же время де­лался акцент на сотрудничестве некоторых священников с гитлеров­цами. Этому сюжету уделялось внимание и при публикации сборников документов, и в специальных работах[xiii].

Только с середины 1980-х гг. положение стало меняться. В своей последней книге советского периода Н.С. Гордиенко давал уже более взвешенную оценку деятельности духовенства и паствы в военное время, хотя и отталкивался от постулата, что война, как массовое страдание и всенародное горе, была стимулятором роста религиозности, а духовенство использовало беды людей для усилен­ного насаждения религиозных чувств. Вопросы эволюции отношений Русской Церкви и советского государства специально он не рассматри­вал[xiv]. Этот же автор совместно с другими выпустил две книги, посвященные истории Русской Православной Церкви Зарубежом, где затрагивалась и тема ее сотрудничества с нацистским режимом. В соответствии с господствовавшими в СССР стереотипами советские историки обвиняли все духовенство Русской Православной Церкви Заграницей в "социальном предательстве" и "национальной измене"[xv].

До конца 1980-х гг. работы священнослужителей и мирян Москов­ского Патриархата по данной теме ограничивались статьями в "Журнале Московской Патриархии" и несколькими небольшими рукописями[xvi]. Затем стали появляться различные журнальные и газетные публикации[xvii]. Специальных же изда­ний до сих пор мало. Одно из немногих исключений составляет небольшая брошюра псаломщика П.К. Ра­ины, посвященная участию православного духовенства Белоруссии в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками. Автор, сам партизан, после войны окончивший духовную академию, сообщает ценные, неиз­вестные ранее сведения. Так, в книге содержатся свидетельства участ­ников партизанского движения об активной помощи им митрополита автокефальной Украинской Православной Церкви Александра (Иноземцева)[xviii]. Описывая в своем труде патриотическую деятельность Церкви, епископ Сергий (Ларин) уделяет внимание и оказанию СССР моральной под­держки со стороны христианских Церквей мира (он приводит факты солидарности с СССР ряда за­рубежных церковных деятелей, не побоявшихся уг­роз и репрессий)[xix]. В 1985 г. к сорокалетию победы в Великой Отечественной войне пла­нировалось издать сборник о патриотической деятельности Русской Церкви, но из-за противодействия советской цензуры он так и не вышел. Лишь небольшая часть из собранных для него материалов была опубликована в 1995 г. в журнале "Наука и религия"[xx].

Патриотическая позиция Московского Патриархата оказалась непо­нятной для многих зарубежных специалистов, ожидавших от нее про­ведения антисоветской линии или нейтрального отношения к военным событиям. Им казалось, что начавшаяся война должна была обострить противоречия между государством и Церковью, предоставив ей удобную возможность свести счеты с богоборческой властью. Эти авторы не могут понять, почему иерархи Церкви не возглавили борьбу с советской властью, воспользовавшись ростом религиозности народа в столь удобный, по их мнению, момент начала фа­шистской агрессии против СССР. И выпады против руководителей Московской Патриархии в основ­ном касаются их политической ориентации, рели­гиозная деятельность отодвигается на второй план. Вплоть до 1980-х гг. многие зарубежные и эмигрантские исследователи, особенно из клира и мирян Русской Православной Церкви Заграницей, стремились объяснить произошедшее прежде всего страхом оставшихся на свободе архиереев во главе с Патриаршим Местоблюстителем ми­трополитом Сергием (Страгородским) перед новыми репрессиями[xxi].

В целом патриотическую позицию Церкви в период Вели­кой Отечественной войны и ее безоговорочную под­держку советского правительства зарубежные ав­торы объясняют следующими причинами: холодным расчетом иерархов Русской Православной Церкви, стремившихся в трудное для страны время укрепить свои позиции в советском обществе, "вы­торговать" для Церкви уступки у власти; стремлением церковных иерархов избежать ожидаемых репрессий; надеждой приобрести терпимое отношение и религиозную свободу на будущее; любовью к Родине и своему народу.

Исходя из этого нередко делается вывод, что нор­мализация отношений между Церковью и государ­ством являлась результатом отступления от тради­ционной линии поведения как Московского Патри­архата, так и советского государства. Поведение священноначалия Московского Патриархата в 1941–1945 гг. частью зарубежных исследователей оценивается как противоречившее настроениям и чув­ствам широких масс верующих, которые якобы виде­ли в них вождей для борьбы с советским государст­вом. Когда же Русская Православная Церковь заняла патриотическую позицию, то ее руководство будто бы обмануло надежды верующих.

Из российских исследователей наиболее значительный вклад в изучение патриотической деятельности православного духовенства внесли О.Ю. Васильева и В.Н. Якунин. Кандидатская диссертация и статьи О.Ю. Васильевой были в значительной степени посвящены исследованию основных направлений и объективной оценке патриотической деятельности Русской Церкви, изучению ее вклада в общенародное дело достиже­ния победы в Великой Отечественной войне, при этом специально освещался боевой путь танковой колонны имени Дмитрия Донского, построенной на средства верующих[xxii]. Целый ряд работ, посвященных истории Русской Православной Церкви в годы Великой Отечественной войны, и прежде всего ее патриотической деятельности, написал самарский историк В.Н. Якунин. В них можно найти сведения об антинацистской позиции православ­ного духовенства как на советской, так и на оккупированной тер­ритории СССР; упоминается и участие в борьбе с гитлеровским режимом православных чешских священнослужителей и Брюссельского архи­епископа Александра (Немоловского) и т.д.[xxiii]

Современные российские исследователи считают, что патриотическая деятельность религиозных организаций Советского Союза способствовала укреплению национального самосознания на­рода, его духа, традиций и культуры, воспитанию патриотизма, трудолюбия, высокой нравственности, терпения, милосердия и других необходимых воюю­щему народу качеств, обеспечивших победу над фа­шистскими агрессорами; консолидации сил страны в противодействии врагу, укреплению морально-политического единст­ва народов СССР; активизации борьбы против оккупантов порабо­щенной Европы и расширению антифашистского фронта; укреплению собственного авторитета религиозных организаций; улучшению церковно-государственных отноше­ний[xxiv].

Другой важной темой являются религиозная политика советского государства и церковно-государственные отношения в годы Великой Отечественной войны. Эта проблема более 60 лет привлекает внимание исследователей. Зарубежные историки уже в 1950-е – 1970-е гг. высказали ряд гипо­тез и идей, позднее нашедших подтверждение в рассекреченных советских архивных мате­риалах. Написавший несколько книг У. Флетчер справедливо относил начало изменения государственного религиозного курса к осени 1939–1941 гг. считая, что "с 1939 по 1941 гг. Церкви удалось добиться определен­ных успехов". По его мнению, после присоедине­ния к СССР западных областей в 1939–1940 гг., Патриарший Местоблюститель митрополит Сергий (Страгородский), впервые с тех пор, как он возглавил Русскую Цер­ковь, оказался в таком положении, что мог требо­вать уступок от правительства. Несколько идеализируя эту ситуацию, указанный автор полагал, что уже к началу Великой Отечественной войны имелись все предпосылки для восстановления позитивных отношений между Церковью и государством.

В своих трудах У. Флетчер выделил 1945–1948 гг. как период особенно активного содействия Русской Церкви советским внешнеполи­тическим акциям. В то же время он датирует начало деятельности Московской Патриархии как "проводника советского империализма" апрелем 1945 г., а не осенью 1943 г., рассматривает только два ос­новных аспекта задач Русской Церкви на международной арене в "ста­линскую эпоху". Не оправдывает себя и выделение в качестве после­довательных этапов установление контроля Московской Патриархии над Православными Церквами Восточной Европы и попытки полу­чить гегемонию в других регионах – эти акции осуществлялись фак­тически одновременно. У. Флетчер предвзято оценивает внешнюю дея­тельность Русской Церкви исключительно с политических позиций[xxv].

Следует также упомянуть работы Н. Струве, М. Спинки и У. Коларза[xxvi]. Первый из этих историков, подчеркивая, что внешние связи Московской Патриархии являются областью, в которой ее зави­симость от государства ощущалась более всего, верно отмечал связь уступок в интересах Церкви с последующими важными международ­ными акциями Патриархии. По мнению Струве, с 22 июня 1941 г. благо­даря занятой Патриаршим Местоблюстителем митрополитом Сергием патриотической позиции начался но­вый период отношений Русской Православной Церкви и советского государства: "Поверженная своим вра­гом и оставленная умирать, Церковь против всяко­го ожидания восстала, чтобы призывать к борьбе". Однако исторический обзор Н. Струве но­сит беглый характер и в основном сосредоточен на "хрущевском" периоде и реакции верующих на гонения этого времени. В целом неплохим монографиям М. Спинки и У. Коларза присущи многие названные недостатки трудов У. Флетчера.

Большинство западных историков преувеличивает степень конт­роля государства над Русской Церковью, не учитывает обратного воз­действия, вынужденности считаться с интересами миллионов верующих. Спорной и недостаточно разработанной представляется и перио­дизация государственной религиозной политики, всплесков репрес­сивных акций в их работах, в том числе у наиболее плодовитого автора 1980-х – 1990-х гг. канадского профессора Д.В. Поспеловского. Для его богатых фактическим материалом, несомненно, ценных в на­учном плане книг характерно, однако, некритичное, дословное вос­произведение большого количества нарративных источников. Д.В. Поспеловский справедливо под­черкивает, что митрополит Сергий (Страгородский) предпринял важный шаг на пути к фактичес­кой легализации Церкви, использовав для этого церковные сборы на оборону страны, начавшиеся задолго до получения на них официального разрешения. Однако с рядом утверждений этого историка трудно согласиться. Так, например, он пишет, что государство в СССР осуществляло административные меры в борьбе с религией, так как "Советы рассматривали Русскую Православную Церковь как угрозу их монополии на власть"[xxvii]. Но цер­ковные организации отнюдь не подменяют органы государственного управления.

Значительное число зарубежных публикаций посвящено изменению позиции со­ветского руководства в отношении Русской Право­славной Церкви осенью 1943 г. Предполагается, что во время войны И. Сталин нуждался в лояльности со стороны Церкви, кото­рая выражала чувства и настроения значительной части населения страны, помогала поддержи­вать в народе дух патриотизма. Позиция советско­го правительства определялась уверенностью, что Церковь, пользуясь значительным влиянием, мо­жет оказать благоприятное воздействие на нацию. Кроме того, сталинский режим не желал, что­бы Церковь исчезла из-под наблюдения, уйдя в "катакомбы": открытая подконтрольная организация для него была менее опасна, нежелиподпольная. Многие зарубежные исследователи также полагают, что массовые открытия храмов на оккупированных территориях заставили И. Сталина понять, что продолжение преж­ней церковной политики может оказаться для него опасным.

Некоторые из западных историков, например Д. Куртис, собрав большой фактический материал, оказались неспособными объяснить причины советских гонений на верующих. Принадлежа к поколению американской левой интеллигенции 1930-х гг., позитивно оценивав­шей "сталинские достижения", Д. Куртис обвинял в этих гонени­ях их жертв. А французский историк К. Грюнвальд вообще писал, что репрессии священнослужителей были оправданы, так как вызы­вались не их религиозными убеждениями, а активной антисоветской деятельностью[xxviii].

Д.В. Поспеловский так (в основном справедливо) писал в 1995 г. о своих зарубежных предшественниках: "...не будучи православными, а, часто плохо зная историю России и историю Русской Пра­вославной Церкви дореволюционного периода, они нередко совершали ошибки в суждениях и сравнениях, проявляли неспособность понять органические церковные процессы, внутреннюю (мистическую) жизнь Церкви"[xxix]. Уже отмечалась и ограниченность источниковой базы работ западноевропейских и американских историков.

В отечественной историографии в конце 1980-х гг. обращение к теме было вызвано каче­ственно новым отношением в условиях перестройки к малоизученным проблемам, неизвестным фактам истории Великой Отечественной войны, месту и ро­ли Русской Православной Церкви в пе­реломные периоды истории. Отечественные историки получили доступ ко многим документам центральных и местных архивов, к исследованиям зарубежных авторов. Начало новому этапу положили юбилейные тор­жества по поводу 1000-летия введения христианст­ва на Руси в 1988 г. Тогда советское руководство признало патриотический подвиг верующих в военные годы и их высокую гражданскую позицию.

Публикация записки председателя Совета по де­лам Русской Православной Церкви Г.Г. Карпова в 1989 г. историками В.А. Алексеевым и М.И. Один­цовым о встрече И.В. Сталина с руководством Московского Патриархата 4 сентября 1943 г. открыла но­вую страницу в отечественной историографии. С тех пор тема церковно-государственных отношений ста­ла не только предметом специального историческо­го исследования, но и одной из приоритетных проблем.

В российской историографии по существу первым к данной теме обратился В.А. Алексеев. В 1991–1992 гг. он написал две упоминавшиеся выше монографии, в которых частично рассматривается и государственная религиозная политика в СССР в годы войны. Алексеев со­брал интересный фактический материал, выдвинул ряд обоснованных гипотез. В частности, он справедливо подчеркивал значительную силу политической традиции, инерцию антирелигиозной борьбы у большей части партийного и комсомольского аппарата, которая оп­ределяла и многие аспекты политики государства по отношению к Русскому Православию в целом. Встречу И.В. Сталина с тремя митрополитами Московского Патриархата в сентяб­ре 1943 г. и проведение Всероссийского Поместного собора в конце января – начале февраля 1945 г. В.А. Алексеев увязывает с проведением встреч руководителей стран антигитлеровской коа­лиции в конце 1943 г. в Тегеране и в феврале 1945 г. в Ялте. Однако автором практически не рассмат­ривается ответная реакция Церкви, не уделяется должного внимания позиции духовенства и мирян. В изучении действий государства отсутствует комплексный подход, исследуются главным образом идеологические аспекты. Влияние же внешнеполитической линии руководства страны (оказавшей определяющее воздействие на смягчение отношения к Церкви) почти не учитывается. Нет в книгах и четко выделенной периодизации религиозной политики. Кроме того, В.А. Алек­сеев – бывший работник аппарата ЦК КПСС; в своих статьях 1980-х гг. он несколько идеализирует государственно-церковные отно­шения.

Таким же недостатком страдает небольшая по объему монография М.И. Одинцова "Государство и церковь в России. XX век". Военному периоду в ней посвящен лишь один параграф. Основное внимание уделяется изуче­нию деятельности органов, непосредственно осуществлявших государ­ственную политику в религиозном вопросе и эволюции конституцион­но-правовой базы государственно-церковных отношений. Попытки со­вместить представления 1980-х гг. с информацией из рассекреченных архивных фондов порой приводили автора к противоречившим друг другу утверждениям. Так, с одной стороны, говорилось, что с созда­нием в 1943 г. Совета по делам Русской православной церкви возрождался институт оберпрокурорства, с другой, что заслуги председателя Совета Г. Г. Карпова в возрождении Церкви были велики и пока еще объективно не оценены. Справедливо утверждалось, что "церковный институт" использовался для решения прагматических политико-идеологических целей внутри страны и на внешнеполитической арене, но в то же время подчеркива­лось, что в аппарате КПСС всегда имелись силы, выступавшие против подчинения государственной религиозной политики идеологии правя­щей партии[xxx].

При характеристике военного периода В.А. Алексеев и М.И. Один­цов большое внимание уделяют предпосылкам и обстоятельствам встречи в Кремле в сентяб­ре 1943 г. И.В. Сталина с руководством Московского Патриархата[xxxi]. В этом плане от их книг выгодно отличаются работы О.Ю. Васильевой, исследовавшей деятельность Совета по делам Русской православной церкви, создан­ного в 1943 г., и историю Православной Церкви в период оккупации на территории Северо-Запада России и Белоруссии[xxxii]. Другие пу­бликации О.Ю. Васильевой освещают "ста­линскую" религиозную политику, в том числе ее реакцию на действия германских властей; большое внимание в ряде работ уделено попыткам сде­лать сразу после окончания войны Московскую Патриархию "право­славным Ватиканом" и ожесточенной борьбе с настоящим Ватиканом, что заметным образом влияло на общую картину[xxxiii]. Исследовательница аргументированно доказывает объективную неизбежность изменения в СССР государственной религиозной политики в годы войны, но в то же время подчеркивает создание лишь видимости взаимопонимания между правительством и Патриархией, преимущественно показной характер многих акций. За ширмой благополучия в религиозном вопросе для И.В. Сталина было важным поставить Церковь под жесткий конт­роль, одновременно сделав ее послушной и управляемой силой в своей политической игре.

В своей монографии "Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве" и ряде других работ М.В. Шкаровский признает изменение курса пра­вительства за весь период существования СССР внутри десяти выделенных им временных промежутков, из которых на время Второй мировой войны приходятся два: 1939–1943 и 1943–1948 гг. Они во многом совпа­дают с переломными этапами в истории государства и общества в предвоенный, военный и послевоенный периоды. И такое совпадение не случайно, посколь­ку церковная политика всякий раз по-своему отра­жает внутреннюю политику властных структур в це­лом; со своей стороны и Церковь никогда не отделя­ла себя от интересов общества. М.В. Шкаровский полагает, что в заключенном в сентябре 1943 г. компромиссном соглашении "Пат­риархия оказалась дальновиднее властей", хотя выгода, несомненно, была обоюдной: не только Церковь усилила свои позиции в социалистическом государстве, но и советская власть полу­чила еще один рычаг воздействия на общество и укрепила свои позиции среди верующего населения[xxxiv].

В.Н. Якунин, в свою очередь, считает встречу И.В. Сталина с иерархами Московского Патриархата 4 сентября 1943 г. переломной датой в церковно-государственных отношениях периода Великой Оте­чественной войны и, соответственно, выделяет два этапа в их истории военного времени: с 22 июня 1941 года до 4 сен­тября 1943 г., охарактеризовав этот период как подготови­тельный, и с 4 сентября 1943 г. до конца Великой Отечественной войны, когда отношения государства и Церкви строились на официальной основе при по­мощи специально созданного органа – Совета по делам Русской православной церкви. По мнению В.Н. Якунина, ведущим фактором в улучшении церковно-государственных отношений являлся пат­риотизм Русской Православной Церкви в годы Вели­кой Отечественной войны, бывший продолжением и развитием ее многовековых традиций[xxxv].

Существенный вклад в изучение деятельности Совета по делам Русской православной церкви внесла Т.А. Чумаченко, правда она, как представляется, безосновательно взяла в качестве хронологических рамок своей монографии период 1941–1961 гг.[xxxvi] Той же теме посвящена книга И.В. Шкуратовой[xxxvii].

Коллективный труд Т.В. Волокитиной, Г.П. Мурашко, А.Ф. Носковой и одна из работ М.И. Одинцова посвящены советской религиозной политике в странах Восточной Европы в годы войны и в первое послевоенное десятилетие, для которой в то время был характерен ярко выраженный "наступательный" характер[xxxviii].

Некоторым аспектам истории советской религиозной политики и Московского Патриархата в годы Великой Отечествен­ной войны посвящены главы в монографиях петербургского исследователя А.Н. Кашеварова об истории взаимоотношений советской власти и Русской Православной Церкви в 1917–1945 гг. и печати Русской Церкви в XX веке, а также его недавняя статья о церковной печати в военный период[xxxix]. Правда в этих работах использованы только опубликованные ис­точники.

В нескольких работах российских историков рассматривались от­дельные, частные сюжеты советской религиозной политики. Так, П.Н. Кнышевский писал об использо­вании религиозных организаций советской разведкой, Д.А. Волкогонов – о влиянии личных качеств И.В. Сталина на церковную политику го­сударства и т. д.[xl] В последнее десятилетие стали появляться иссле­дования (в основном в виде журнальных статей), посвященные ра­нее не освещавшимся историками проблемам, та­ким, например, как религиозность крестьянства накануне и в годы Великой Отечественной войны (Г.Е. Корнилов, М.А. Вылцан, Т.А. Чумаченко, М.В. Шкаровский, Е.В. Ивлиева, А.В. Сперанский).

Государственно-церковным отношениям были посвящены и диссертационные работы светских российских исследователей, затрагивающие исто­рию Русской Православной Церкви в годы Великой Отечественной войны, которые начали выходить с 1991 г.[xli]

Священнослужители Московского Патриархата, как уже говорилось, лишь недавно начали писать об истории Русской Православной Церкви в годы Великой Отечественной войны, и одной из приоритетных для них тем является проблема религиозно-государственных отношений. При этом в затрагивающих данную тему трудах церковных историков порой встречают­ся очень разные оценки. Так, профессор протоиерей Владислав Цыпин в своих объемных книгах ("История Русской Церкви. 1917–1997 гг." и др.) избегает обобщающих выводов и полемических крайностей, до­статочно спокойно излагает самые трагические события. Он уделяет большое внимание положению Церкви в годы Великой Отечественной войны, в том числе ее внешним связям, расши­рению юрисдикции и преодолению расколов и раз­делений. Автор считает, что в войну религиозные настрое­ния в народе углубились и усилились: "Фронтовая жизнь в ежечасном ожидании смерти, страдания от ран, гибель боевых друзей пробуждали в русских солдатах религиозные чувства". Отец Владислав указывает на три основные при­чины изменения церковно-государственных отно­шений. Во-первых, это начавшаяся уже в середине 1930-х гг. эволюция в советской идеологии: "Остатки революционного интернационализма и естествен­ную любовь к Родине, хотя и утратившей нацио­нально русские и имперские черты, коммунистиче­ские идеологи соединили в новом понятии "совет­ский патриотизм"... Таким образом, советская иде­ология в борьбе за выживание обнаружила свою приспособляемость к обстоятельствам, а в годы войны оказалась достаточно гибкой и даже с либе­ральным оттенком в отношении Церкви". Во-вто­рых, совместимость патриотизма верующих и ду­ховенства с советским патриотизмом. И в-третьих, внешнеполитические причины: озабоченность вли­ятельных религиозных кругов США положением религии и Церкви в СССР, желание советского ру­ководства усилить влияние среди православных балканских народов и его стремление побудить па­триотически настроенную часть эмиграции к при­мирению с советским режимом.

Протоиерей считает ошибкой называть новую политику советского государства по отношению к Церкви "конкордатом", предполагающим равенство сторон и взаимные обязательства: "По существу ника­кого договора не было; был широкий жест безбожной власти к гонимой ею Церкви... За ним стоял трезвый политический расчет и понимание того, что искорене­ние религии – цель утопическая и недостижимая". По мнению отца Владислава, стержень религиоз­ной политики нацистской Германии на оккупированной территории России был в том, чтобы сталкивать разные конфессии, компрометируя их в глазах народов; в случае же победы Германии Право­славной Церкви грозило жестокое гонение. Затра­гивая проблему религиозности населения, автор от­мечает ее наибольшие проявления в восточных об­ластях Украины и Белоруссии, где церковная жизнь была разрушена перед войной почти до конца. Ре­лигиозность сохранилась там по преимуществу у сельского населения, а в городах – у людей старше­го поколения; новая советская интеллигенция и го­родская рабочая молодежь под влиянием атеистиче­ской пропаганды в массе своей "отвернулась от веры отцов". Протоиерей Владислав Цыпин также считает, что новая доброжелательная к Церкви политика государственной власти продолжалась с 1943 г. около 15 лет. Определенным недостатком его работ является слабое использование архивных источников[xlii].

Гораздо более резок в оценках был митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн (Снычев). Он считает, что пере­лом в церковно-государственных отношениях про­изошел еще до войны, "когда созрели предпосылки пробуждения русского патриотизма и националь­ного самосознания народа, которым к тому време­ни два десятилетия правили, от имени которого беззастенчиво выступали откровенные русофобы. Когда же война со всей остротой поставила во­прос о физическом выживании русского народа и существовании государства, в национальной поли­тике советского руководства произошел настоя­щий переворот" (сходную мысль о предвоенном времени высказывает архимандрит Рафаил (Каре­лин)). Митрополит Иоанн полагает, что в пар­тийно-государственном руководстве страны проис­ходила борьба двух фракций: националистов во главе с А.А. Ждановым, в меру своего искаженно­го понимания радевших об интересах страны и нуждах ее населения, и космополитов во главе с Л.П. Берия, ненавидевших Россию и ее народ. Борь­ба между этими фракциями за влияние на И.В. Сталина привела в начале Великой Отечественной войны к победе коммунистов-националистов. Они и явились инициаторами пересмотра государ­ственной политики во всех областях: от культурной до религиозной.

Владыка Иоанн отмечает, что "при­мирение" с властью далось церковной иерархии дорогой ценой компромиссов, безусловно, болез­ненных для православного сознания. В первую оче­редь это касалось участия священноначалия в кам­пании прославления Сталина, что было безогово­рочным условием "примирения". В целом же митрополит приветствует сталинскую религиозную политику после 1943 г., предполагает, что благоприятный для Церкви этап завершился со смертью И.В. Сталина в 1953 г. и наступившая сра­зу же вслед за этим хрущевская оттепель сопровождалась отказом от национально-патриотических элементов официальной идеологии, ее окончательным переводом на интернациональные рельсы и, соот­ветственно, новым витком антицерковных гонений (как результатом про­цесса "десталинизации")[xliii].

Прямо противоположную, резко антикоммунистическую и антисталинскую позицию занимает протоиерей Георгий Митрофанов. Высказанная им в недавней книге[xliv] критика сталинской религиозной политики, положительная оценка власовского движения вызвала в 2009–2010 гг. острую полемику во многих средствах массовой информации.

Внутренняя история Московского Патриархата в период Великой Отечественной войны изучена в меньшей степени. Краткий обзор церковной истории России в 1941–1945 гг. содержится во вступительном томе "Православной энциклопедии"[xlv]. Относительно полно освящена биографии архиереев Московского Патриархата военных лет в труде протодиакона Александра Киреева[xlvi]. Митрополит Мануил (Лемешевский) также оставил по­сле себя многотомный труд, охватывающий биогра­фии православных епископов с 1893 по 1965 гг.[xlvii] Еще раньше работу, содержащую подборку биографий православного епископата в СССР за 1941–1953 гг., написал русский эмигрантский историк В.И. Алексеев[xlviii]. В 2005 г., к 60-летию Победы, вышел специальный номер "Вестника военного и морского духовенства", в котором были напечатаны несколько статей священнослужителей, посвященных биографическим страницам ряда церковных деятелей в годы Великой Отечественной войны[xlix].

Комментирующие по­ложение Русской Православной Церкви в военное время зарубежные исследователи (У. Флетчер и др.) неоднократно обращаются к личностям Патриарха Сергия (Страгородского) и управлявшего делами Московской Патриархии митрополита Николая (Ярушевича), отводя им в своих исследованиях значительное место. При этом оцен­ка деятельности этих иерархов колеблется от восторженной до излишне критичной.

Две книги, в которых рассматривались сюжеты военного времени, – о Патриархе Московском и всея Руси Сергии (Страгородском) и отрекшемся от веры профессоре Ленинградской Духовной Академии Александре Осипове – написал известный историк Русской Православной Церкви конца XIX – начала XX веков С.Л. Фирсов[l].

Целый ряд исследований посвящен положению и деятельности Русской Православной Церкви в период Великой Отечественной войны на региональном уровне: в Ленинградской, Киров­ской, Орловской, Куйбышевской, Горьковской, Пен­зенской, Тамбовской, Пермской, Ижевской, Удмурт­ской и других епархиях. Так, в частности, С.А. Чеботарев опубликовал монографию по истории Тамбовской епархии в 1940-е – 1960-е гг.[li]

Значительный интерес представляет история религиозной жизни в блокадном Ленинграде. В мно­гочисленной советской литературе, посвященной обороне "северной столицы" в 1941–1944 гг., практически полностью отсут­ствуют даже упоминания о том, что в ней имелись действовавшие храмы (10 православных церквей, костел и синагога). Так, сборник "Блокада день за днем" скрупулезно перечис­ляет самые разнообразные, порой малозначительные события жиз­ни осажденного города, но в нем невозможно найти ни одного свидетельства религиозности ленинградцев. Подобная практика бы­ла вызвана господствовавшим в СССР офи­циальным негативным отношением к религии. Крайне скудна в советское время была историо­графия работ, написанных священнослужителями. Она ограничи­вается несколькими небольшими статьями в "Журнале Московской Патриархии" и ученическим докладом студента Ленинградской Ду­ховной Академии С. Павлова (ныне игумена Иннокентия)[lii].

С конца 1980-х гг. положение начало меняться, вышло несколько публикаций В. Каноненко, А.К. Галкина, Е. Григоряна, М.В. Шкаровского[liii] и других исследователей, однако, все они были ограничены рамками относительно небольших публикаций в журналах или исторических альманахах. Только в 2005 г. появился обобщающий труд М.В. Шкаровского "Церковь зовет к защите Родины"[liv].

Основные задачи этой монографии заключались в том, чтобы проследить реальную жизнь общин всех конфессий в блокированном Ленинграде, выяснить роль церковного фактора в обороне города, опреде­лить масштабы религиозного подъема в период войны, который, не­сомненно, помог горожанам выстоять. Для автора важно было установить фактический вклад Церкви в защиту "невской твердыни". Кроме того, интерес представляла религиозная политика властей города: ее колебания, причины изменений, особенности в отношении раз­личных церковных течений и конфессий, масштабы репрессий свя­щеннослужителей. Почти неизученной до выхода данной монографии оставалась и история Ленинградской епархии на заключительном этапе войны (в 1944–1945 гг.), который имел свои существенные особенности.

Среди опубликованных трудов немецких и американских ученых, частично посвященных нацистской религиозной политике в отношении Русской Православной Церкви в Германии и на оккупированной территории Восточной Европы, следует назвать монографию Х. Файерсайда. Это серьезное исследование, хотя работа и страдает определенной узостью источниковой базы, следствием чего стали некоторые пробелы и неточности; кроме того, автор недостаточно разбирается в канонике и истории православия. Полностью противоре­чат архивным документам утверждения Файерсайда, что нацисты стреми­лись использовать православных клириков в Германии "в качестве пятой колонны для покорения Церкви внутри СССР", Берлинский митрополит Серафим (Ляде) якобы был объявлен ими "вождем всех право­славных в III Рейхе и на подконтрольных ему территориях" и в свою очередь имел большие властные амбиции, а православная Германская епархия являлась "пронацистским церковным движе­нием"[lv].

В немалой части послевоенной публицистики эффективность конструктивной германской церковной политики на Востоке по различным причинам преувеличивалась. Зачастую это соче­талось с переоценкой возможности психологического и политиче­ского ведения войны. Подобные идеи отчасти характерны для фундаментальной книги американского ученого А. Даллина[lvi]. Еще яснее они выражены в другой работе этого автора, где обра­щается внимание на необходимость избежать ряда ошибок в бу­дущей войне с СССР[lvii]. Анализируя политику нацистов на занятых восточных территориях, Даллин уделяет внимание и церковным вопросам. В частности, он справедливо подчеркивает двойствен­ность политики германских ведомств: "В сущности, влияние Церквей хотели искоренить, но одновременно использовать их как инструмент пропаганды". Но нельзя согласиться с утверждением ученого о том, что после выборов патриарха в Москве (сентябрь 1943 г.) в нацистском аппарате те, кто одобрял "политические усилия Русской Церкви", взяли верх над теми, кто хотел ее игно­рировать[lviii]. Процесс определенного изменения церковной полити­ки на Востоке, который начался с осени 1943 г., был достаточно слабовыраженным, непоследовательным и охватил не все герман­ские ведомства.

Ряд обоснованных аргументов против "конструктивности" на­цистской политики на Востоке привел немецкий ученый Г. Рейтлингер. К сожалению, в своей книге о гитлеровской политике насилия в России он почти не касался церковных вопросов[lix]. Большой интерес представляет статья другого немецкого ученого Х.-Х. Вильгельма "СД и Церкви на занятых восточных тер­риториях 1941/42", содержащая много ценных фактических дан­ных и наблюдений о междоусобной войне германских ведомств. В то же время автор ограничился использованием почти исключи­тельно документов Архива Института современной истории в Мюн­хене. В результате Вильгельм сделал целый ряд сомнительных или ошибочных выводов. Например, он писал, что лишь осенью 1941 г. на занятых восточных территориях "постепенно возник скорее все еще побочный интерес к различным конфессиям... Исключительно прикладной интерес развивался в первую очередь у компетентных подразделений Главного управления имперской безопасности [Reichssicherheitshauptamt, сокращенно РСХА], а затем у граждан­ской администрации и вермахта"[lx]. Между тем первые указания от­носительно проведения церковной политики на Востоке последова­ли от Гитлера уже в июле 1941 г., а органы гражданского управле­ния уделяли этой проблеме не меньше внимания, чем РСХА. Автор преувеличивает размах внутрицерковной борьбы, как и степень сотрудни­чества священнослужителей с нацистами, и явно недооценивает масштабы и потенциальную возможность церковного возрождения в России. Но его общий приговор церковной политике полиции безопасности и СД вполне справедлив[lxi].

Много ценных фактов можно извлечь из обзорных работ немецких историков Т. Бремера, К. Бухенау и Л. Штайндорфа по истории Югославии и ее отдельных регионов[lxii]. Наиболее фундаментальным трудом немецких ученых по истории русской православной общины в Германии в XX веке яв­ляется книга К. Геде. Эта исследовательница подробно рассматри­вает основные этапы унификации евлогианских приходов, спра­ведливо подчеркивая большое значение закона о земельной собст­венности Русской Церкви в Германии от 25 февраля 1938 г., анализирует по­зицию различных представителей православного духовенства. Значительный интерес в связи с этим представляет особый раздел "Русская Православная Церковь в Германии и антифашистское сопротивление", содержащий ряд неизвестных прежде фактов. Нацистская же политика в отношении Русской Церкви во время войны из-за недостатка материала изложена очень схематично, причем делает­ся заключение, что в 1944 г. эта Церковь по политическим причи­нам была полностью "выведена из игры". На самом деле именно в это время нацистские ведомства гораздо активнее, чем в 1941–1943 гг., старались использовать ее в пропагандистско-политических целях. Нельзя согласиться и с утверждением Геде, что православный Берлинский мит­рополит Серафим (Ляде) стремился к независимости от Синода Русской Православной Церкви Заграницей, то есть к созданию особой Германской Православной Церк­ви. Но эти и другие отдельные недостатки работы объясняются тем, что у исследовательницы в свое время не было возможности работать в российских (советских) и некоторых западногерман­ских архивах[lxiii].

Самым непосредственным образом участвуют германские уче­ные и в дискуссии по проблемам истории Русской Православной Церкви Заграницей в 1933–1945 гг. Так, в 1980–1982 гг. появились две небольшие книги В. Гюнтера, которые преследуют скорее пропагандистские, чем научные це­ли. Автор относит себя к определенному течению в Русской Церкви и стремится доказать историческую правоту евлогиан, входивших в русский Западно-Европейский экзархат под управлением митрополита Евлогия (с 1931 г. в юрисдикции Константинопольского Патриарха), не пытаясь разде­лить позицию нацистского государства и РПЦЗ в гонениях на евлогианскую общину в Германии[lxiv].

В. Гюнтеру возражает в своих рабо­тах немецкий историк, в дальнейшем православный священник, Георг Зайде. Он пишет о некорректности обвинений РПЦЗ в сотрудничестве с нацистским режимом, но при этом не рассматривает механизм гонений на евлогиан и их сопротивление унификаторским акциям нацистских ведомств. Вполне справедли­вы утверждения Г. Зайде, что митрополит Серафим (Ляде) не стре­мился к территориальному расширению православной Германской епархии за счет оккупированных нацистами территорий. В то же время нельзя согласиться с утверждением автора, что Архиерей­ская конференция осенью 1943 г. в Вене завершает первую фазу истории РПЦЗ. В 1944 – начале 1945 гг. деятельность последней даже активизировалась, хотя и проходила в основном в прежнем ключе. В целом Г. Зайде в своих многочисленных трудах достаточно квалифицированно описал общую историю Русской Православной Церкви Заграницей, однако военный период у него отражен слишком сжато[lxv].

Уже несколько десятилетий в эмигрантской литературе идет по­лемика о проблеме взаимоотношений РПЦЗ с нацистскими ведомствами. Так, в своих изданных впервые в 1947 г. воспоминаниях глава рус­ского Западно-Европейского экзархата мит­рополит Евлогий (Георгиевский) пишет о со­участии РПЦЗ в унификаторских акциях нацистов против германских общин евлогиан, продиктованном стремлением увеличить свою паст­ву и завладеть всей русской церковной собственностью в этой стра­не. Но подобные обвинения направлены прежде всего в адрес главы Германской епархии РПЦЗ до 1938 г. архиепископа Тихона (Лященко), что в значительной степени справедливо. В адрес Собора или Архиерей­ского Синода прямых обвинений не выдвигается[lxvi]. Много внимания русской церковной жизни в нацистской Германии уделяет архиепи­скоп Иоанн (Шаховской) в книге "Письма о вечном и временном", посвятив этому вопросу специальную главу "Город в огне"[lxvii]. В 1936–1945 гг. владыка в сане архимандрита возглавлял германские общи­ны евлогиан и был непосредственным участником событий. Относи­тельно РПЦЗ он пишет нейтрально, в целом положительно оценивает личность главы православной епархии Германии в 1938–1945 гг. митрополита Серафима (Ляде) и сообщает большое количество цен­ных сведений о поддержке и помощи, оказанной русским духовенст­вом на территории III Рейха советским военнопленным и восточным рабочим.

Очень резок в своей полемично заостренной против РПЦЗ книге С.В. Троицкий. Он однозначно негативно оценивает позицию главы этой Церкви митрополита Анастасия в период нацистской агрессии против СССР и даже делает вывод о том, что последний содействовал на­цистам и в чисто военных делах. Подобные заключения Троицкого иногда противоречат им же самим приводимым фактам, в частности признанию, что митрополит Анастасий с начала войны не издал прямых письменных заявлений в пользу Гитлера[lxviii].

В свою очередь священнослужители и миряне РПЦЗ в боль­шом количестве работ защищают свою юрисдикцию от обвинений в сотрудничестве с нацистами. В трудах протопресвитера Михаила Польского, епископа Григория (Граббе), И. Зализецкого опроверга­ются утверждения о прогерманской позиции Русской Православной Церкви Заграницей в годы Второй мировой войны и подробно освещается борьба в русском православии за рубе­жом в середине и второй половине 1940-х гг.[lxix] Далеко не со всеми их выводами можно согласиться, но многое находит подтверждение в новых архивных материалах. В частно­сти, справедливыми представляются утверждения о патриотизме русского зарубежного духовенства, негативном отношении к нему нацистских ведомств в период войны против СССР, кардинальном отличии позиции руководства РПЦЗ в целом и ее Германской епархии от экспансионистских планов нацистского режима. Прав­да в указанных работах не говорится о некоторых серьезных про­счетах и ошибках членов Архиерейского Синода, например, в оценке нацистских планов относительно России накануне нападе­ния на СССР. В некоторых публикациях мемуарного характера так называемых карловацких священнослужителей можно почерпнуть интересные фактические данные, прежде всего в статье "Архие­рейский Синод во вторую мировую войну" епископа Григория (Граббе)[lxx] и изданных под псевдонимом Е. Нельской воспомина­ниях архиепископа Нафанаила (Львова)[lxxi].

Советскими историками деятельность Русской Православной Церкви в годы Великой Отечественной войны за пределами СССР практически не изучалась. С 1990-х гг. в России стали появляться труды, рассматривающие те или иные аспекты избранной темы. Истории русской церковной эмиграции в Югославии посвящена небольшая, но интересная книга В.И. Косика[lxxii]. Значительный вклад в изучение истории Поместных Православных Церквей в годы Второй мировой войны и отчасти русской церковной эмиграции внес преподаватель Московской Духовной Академии К.Е. Скурат[lxxiii]. Политика нацистского руководства в отношении Католической и Евангелическо-Лютеранской Церквей на территории Германии была серьезно изучена в монографии московской исследовательницы Л.Н. Бровко[lxxiv].

Значительный вклад в изучение истории русских православных приходов на территории Германии в 1933–1945 гг. и на некоторых оккупированных немецкими войсками территориях достаточно серьезно исследовал московский историк А.К. Никитин[lxxv]. На большом ар­хивном материале автор опроверг утверждения о пронацистском характере деятельности руководства Германской епархии РПЦЗ, попытался проанализировать взаимоотношения различных русских православных юрисдикции с германскими ведомствами, определить цели и этапы соответствующей политики нацистского режима. Правда изучение этой политики применительно лишь к террито­рии III Рейха сильно затруднило выявление ее общих закономер­ностей и особенностей. Сказались и определенные пробелы в источниковой базе – использование только российских архивов, в то время как большинство документов по этой теме все-таки хранится в Германии. Поэтому, например, А.К. Никитин фрагментарно осветил окормление русскими священниками военнопленных и восточных рабочих в 1941–1945 гг., писал только о попытке созда­ния православного Богословского института в Берлине, не зная, что подобная попытка ранее предпринималась в Бреслау и т. д. В целом же его работы, несомненно, представляют большую науч­ную ценность, и с большинством выводов автора можно согла­ситься.

Фундаментальную монографию, исследующую исторический опыт формирования, осуществления государственной политики нацистской Германии в отношении православия и развитие Русской Церкви как института и социального организма в III Рейхе и на оккупированной террито­рии балканских государств, Польши и СССР написал М.В. Шкаровский[lxxvi]. Работая над книгой, автор ставил перед собой следующие задачи: определение факторов, влиявших на немецкую политику по отношению к Русской Православной Церкви; выделение ее этапов и их основных характеризующих черт, изучение деятельности органов, непосредственно осуществлявших данную политику, выявление ее целей и результатов; определение реакции различных юрисдикции и течений Русской Церкви на действия национал-социалистических ве­домств; изучение феномена религиозного возрождения на занятых восточных территориях: выяснение его причин, масштабов и последствий; рассмотрение воздействия немецкой церковной политики на изменение политики правительства СССР в религиозном во­просе.

Согласно выводам М.В. Шкаровского важнейшие акценты нацистской политики заключались в проведении Рейхсминистерством церковных дел во второй половине 1930-х гг. унификации русских приходов и планировании создания автокефальной Германской Православной Церкви; в попытке после начала войны с СССР рас­колоть Русскую Церковь на несколько враждующих течений и в то же время пропагандистски использовать стихийное религиозное возрождение на занятых восточных территориях; в намерениях по­сле окончания войны создать для народов Восточной Европы "но­вую религию", обязательную для подданных III Рейха.

Основным автором, изучающим историю русских общин в Италии и Греции, является проживающий в настоящее время в Милане петербургский историк М.Г. Талалай. Он опубликовал несколько ценных работ, в том числе по истории приходов во Флоренции, Сан-Ремо, Бари и русских обителей на Святой Горе Афон[lxxvii].

При изучении деятельности русской церковной эмиграции в Венгрии и на оккупированной итальянскими и немецкими войсками территории Югославии можно использовать работы славянских, прежде всего сербских и хорватских, историков: Р. Радича, П. Позара, В. Джурича, Ю. Кришто и других. При всем различии и нередко значительной политизированности их позиций, труды этих авторов представляют большую ценность вследствие использования значительного комплекса документов государственных и церковных архивов балканских стран[lxxviii].

История русской церковной эмиграции в годы Второй мировой войны тесно связана с темой ее участия в деятельности российских антисоветских воинских формирований. Истории самого значительного из подобных формирований – власовского – и личности самого генерал-лейтенанта А.А. Власова посвящено большое количество мемуарной, популярной и научной литературы[lxxix]. Однако связи этого движения с Русской Православной Церковью и факт окормления российским духовенством некоторых возглавляемых Власовым воинских частей до настоящего времени остаются малоизученными. Исключением в этом плане являются две небольшие книги мемуарного характера бывших участников движения – протопресвитера Александра Киселева и протоиерея Димитрия Константинова, специ­ально посвященные проблеме духовного окормления так называемой Русской ос­вободительной армии (РОА)[lxxx]. Оба автора в годы войны непосредствен­но осуществляли эту функцию и показали в своих работах, что русское зарубежное духовенство выполняло в армии генерала Власова чисто церковную миссию, не занимаясь какой-либо поли­тической деятельностью.

Создание и боевой путь одного из самых крупных антисоветских российских воинских формирований – 15-го казачьего кавалерийского корпуса, воевавшего в 1943–1945 гг. на территории Югославии, – частично освящались в работах российских и эмигрантских историков. При этом церковная жизнь 15-го казачьего кавалерийского корпуса, служение его духовенства оставались вне поля зрения исследователей[lxxxi]. История такого уникального явления, как существование с августа 1944 по май 1945 гг. в северо-восточной области Италии Карнии (Фриули) Казачьего Стана также уже привлекала внимание историков. Основные труды по этой теме были написаны итальянскими исследователями: П. Карньером, Г. Вениром, П. Дьетто[lxxxii]; некоторые сюжеты этой истории освещались и в работах российских, прежде всего эмигрантских, авторов: П.Н. Донскова, В.Г. Науменко, А.К. Ленивова, Н.Д. Толстого, Ю.С. Цурганова и др.[lxxxiii] Однако почти никто из них не изучал деятельность духовенства, игравшего заметную роль во многих сферах жизни Казачьего Стана. В последние годы серию статей, посвященных церковной жизни всех четырех значительных антисоветских российских воинских формирований: 15-го казачьего кавалерийского корпуса, Русского корпуса в Югославии, Казачьего Стана и власовской РОА написал М.В. Шкаровский

[i] Гордиенко Н. С., Курочкин П. К.Особенности модернизации современного русского пра­вославия. М., 1978; Гордиенко Н. С.Эволюция русского православия (20-е– 80-е годы XX столетия). М., 1984; Его же. Современное русское православие. Л., 1988; Барменков А. Н.Свобода совести в СССР; Куроедов В. А.Религия и церковь в советском обще­стве; Корзун М. С.Русская Православная Церковь 1917 –1945 гг. Изменение социально-политической ориентации и научной несостоятельности вероучения. Минск, 1987; Русское православие вехи истории. М., 1989; Красников Н. П.Социально-этические воззрения русского православия в XX веке. Киев, 1988.

[ii] Шишкин А. А. Сущность и критическая оценка "обновленческого" раскола русской пра­вославной церкви. Казань, 1970.

[iii] Балевиц З. В.Православная церковь Латвии под сенью свастики (1941-1944). Рига, 1967.

[iv] Мануил (Лемешевский), митрополит.Русские православные иерархи периода с 1863 по 1965 годы. Т. 1-6. Эрланген, 1979–1989; Кузнецов А. И.Обновленческий раскол в Русской Церкви // "Обнов­ленческий" раскол. Материалы для церковно-исторической и канонической характери­стики. Сост. И. В. Соловьев. М., 2002; Сергеенко А.О положении Церкви в России. Париж, 1947. Рукопись; Цыпин Владислав, протоиерей.История Русской Православной Церкви, 1917-1990. М., 1991; Его же. История Русской Церкви. 1917-1997. М., 1997; Сорокин Владимир, протоиерей. Исповедник. Церковно-просветительская деятельность митрополита Григория (Чукова). СПб., 2005 и др.

[v] Иоанн (Снычев), митрополит. Церковные расколы в Русской Церкви 20-х и 30-х годов XX столетия – григорианский, ярославский, иосифлянский, викторианский и другие. Сортавала, 1993; Его же. Самодержавие духа. Очерки русского самосознания. СПб., 2005.

[vi] Поспеловский Д. В. Русская Православная Церковь в XX веке. М., 2005; Его же. Тоталитаризм и вероисповедание. М., 2003; Его же. A History of Marxist-Leninist atheism and soviet antireligions policies. London, 1987; Struve N.Les chretiens en URSS. Paris, 1963: Fletcher W. The Russian Orthodox Church underground, 1917-1970. Oxford, 1971; Striсker G. Religion in Russland. Darstellung und Daten zu Geschichte und Gegenwart.

[vii] Степанов (Русак) В. Свидетельство обвинения. В 3 т. М., 1993.

[viii] Краснов-Левитин А. Лихие годы 1925-1941. Париж, 1977; Левитин А., Шавров В. Очерки по истории русской церковной смуты. Т. 1-3.

[ix] Регельсон Л.Трагедия Русской Церкви 1917-1945. Париж, 1977. (Репринт – М., 1996).

[x] Польский М. Новые мученики российские. Т. 1-2. Джорданвилл, 1949, 1957; Григорий (Граббе), епи­скоп.К истории русских церковных разделений за границей. Опровержение ошибок и неправд в сочинении Д. Поспеловского " The Russian Church under the soviet re­gime 1917 –1982". Джорданвилл, 1992.

[xi] Алексеев В. А.Иллюзии и догмы. М., 1991; Его же. "Штурм небес" отменяется? Критические очерки по истории борьбы с религией в СССР. М., 1992; Одинцов М. И.Государство и церковь (История взаимоотношений: 1917-1938 гг.). М., 1991; Его же. Государство и церковь в России, XX век. М., 1994; Его же. Русские патриархи XX века. (Судьбы Отечества и Церкви на страницах архивных документов). М., 1999; Его же. Русская православная церковь в веке: история, взаимоотношения с государством и обществом. М., 2002; Бессонов М. Н.Православие в наши дни. М., 1990; Бабинов Ю. А. Государственно-церковные отношения в СССР: история и совре­менность Симферополь, 1991.

[xii] Шубитыдзе И.Полесские были. Минск, 1969.

[xiii] Документы обличают. Реакционная роль религии и церкви на территории Бело­руссии. Минск, 1964; Суглобов Г. А.Союз креста и меча. М., 1969.

[xiv] Гордиенко Н. С.Современное русское православие. С. 65-69.

[xv] Гордиенко Н. С, Комаров П. М., Курочкин П. К.Политиканы от религии. Правда о "русской зарубежной церкви". М., 1975; Гордиенко Н. С, Кома­ров П. М.Обреченные. О русской эмигрантской псевдоцеркви. Л., 1988.

[xvi] Сергий (Ларин), епископ.Православие и гитлеризм. Одесса, 1946-1947. Ру­копись; Павлов С.Церковная жизнь Ленинграда во время блокады 1941-1944 гг. Л., 1983. Рукопись.

[xvii] Великую победу предопределила победа духовная // Вятский епархиальный вестник. 1992. № 5. С. 3-4; Цыпин Владислав, протоиерей.Патрио­тическое служение Русской Православной церкви в Великую Отечественную вой­ну // Новая и новейшая история. 1995. № 2. С. 41-47.

[xviii] Раина П. К.За Веру и Отечество: очерки. Л., 1990.

[xix] Сергий (Ларин), епископ. Указ. соч.

[xx] Священники на фронте // Наука и религия. 1995. № 5. С. 4-6; Партизанский акафист // Наука и религия. 1995. № 5. С. 6-8.

[xxi] Боголепов А. А.Церковь под властью коммунизма. Мюнхен, 1958. С. 23; Константи­нов Димитрий, протоиерей.Гонимая Церковь (Русская Православная Церковь в СССР). Нью-Йорк, 1967. С. 35-36; Степанов (Русак) В.Указ. соч. Т. 1. С. 182-183.

[xxii] Васильева О. Ю.Государство и деятельность Русской Православной Церкви в период Великой Отечественной войны. Дисс. ... канд. ист. наук. М., 1990.

[xxiii] Якунин В. Н. За Веру и Отечество. Самара, 1995; Его же. "Велик Бог земли Русской" // Военно-исторический журнал. 1995. № 1. С. 37-41;Его же. Патриотическая деятельность Русской Право­славной Церкви и изменение государственно-церковных отно­шений в годы Великой Отечественной войны 1941 – 1945 гг. Дисс. ... канд. ист. наук. Самара, 1998; Его же. Положение и деятельность Русской Православ­ной Церкви в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. Самара, 2001; Его же. Русская Православная Церковь в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 годов // Вестник военного и морс кого духовенства. Спецвыпуск. 60-летию победы в Великой Отечественной войне посвящается. 2005. С.79-110.

[xxiv] См.: Якунин В. Н. Русская Православная Церковь в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 годов. С. 83.

[xxv] Fletcher W.Religion and soviet foreign policy, 1945-1970. London, 1973; Его же.Portrait of the most praised and vilified of modern churchmen – Metropolitan Nikolai of the Russian Orthodox Church – and of the dilemma the faces as religions leader in a militantly secular soviety Nikolai. Lon­don, 1968; Lowrie D., Fletcher W.Khrushchev’s religious policy 1959-1964 // Aspects of religion in the Soviet Union 1917-1967. Chicago, 1971. P. 131-155.

[xxvi] Struve N.Op. cit.; Spinca M.The Church in Soviet Russia. New York, 1956; Kolarz W.Religion in the Soviet Union. London, 1961.

[xxvii] Pospielovsky D.The Russian Church under the Soviet Regime, 1917-1982. P. 425.

[xxviii] Curtiss I. The Russian Church and the Soviet State, 1917-1950. Boston, 1953; Grünwald С . The Churches and the Soviet Union. New York, 1962.

[xxix] Поспеловский Д. В.Русская Православная Церковь в XX веке. С. 6.

[xxx] Одинцов М. И. Государство и церковь в России. XX век. С. 106, 128-129.

[xxxi] Алексеев В. А.Иллюзии и догмы. С. 332-346; Одинцов М. И.Путь длиною в семь десятилетий: от конфронтации к сотрудничеству. (го­сударственно-церковные отношения в истории советского общества) // На пути к свободе совести. М., 1989. С. 57-62.

[xxxii] Васильева О. Ю.Государство и деятельность Русской Православной Церкви в период Великой Отечественной войны. Дисс. ... канд. ист. наук. М., 1990; Ее же. Русская православная церковь в политике советского государства 1943-1948 гг. Дисс. ... докт. ист. наук. Москва, 1999; Ее же. Русская Православная Церковь в политике советского государства в 1943-1948 гг. М., 2001.

[xxxiii] Васильева О. Ю.Русская Православная Церковь в 1927-43 годах // Во­просы истории. 1994. № 4. С. 35-46; Васильева О. Ю., Кнышевский П. Н. "Тайная вечеря" // Ленинградская панорама. 1991. № 6. С. 10, 28-29, № 7. С. 27-29; Васильева О. Ю.Ватикан в горниле войны // Наука и религия. 1995. № 6. С. 14-16; Ее же. Кремль против Ватикана. Полковник Карпов под руководством генералиссимуса Сталина атакует папу римского // Новое время. 1993. № 30. С. 38-40; Ее же. Русская Православная Церковь и Второй Ватиканский Собор. М., 2004.

[xxxiv] Шкаровский М. В. Русская православная церковь и религи­озная политика советского государства в 1943–1964 годах. СПб., 1996; Его же. Русская Православная Церковь при Ста­лине и Хрущеве. М., 1999 (переиздания в 2000 и 2005); Его же. Русская Православная Церковь в XX веке. М., 2010..

[xxxv] Якунин В. Н. Русская Православная Церковь в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 годов. С. 83.

[xxxvi] Чумаченко Т. А. Государство, православная церковь, верующие. 1941-1961 гг. М., 1999; Ее же. Советское государство и Русская Право­славная Церковь: история взаимоотношений (40-е – первая по­ловина 50-х гг.). Дисс... канд. исторических наук. М., 1994.

[xxxvii] Шкуратова И. В. Советское государство и Русская православная церковь: проблемы взаимоотношений в области внешней и внутренней политики в послевоенные годы. М., 2005.

[xxxviii] Волокитина Т. В., Мурашко Г. П., Носкова А. Ф. Москва и Восточная Европа. Власть и Церковь в период общественных трансформаций 40-50-х годов XX века. Очерки истории. М., 2008; Одинцов М. И. Вероисповедательная политика советского государства в 1939-1958 гг. // Власть и Церковь в СССР и странах Восточной Европы. 1939-1958 гг. М., 2003.

[xxxix] Кашеваров А. Н. Государство и церковь: из истории взаимоотношений Советской власти и Русской православной церкви 1917-1945 гг. СПб, 1995. С. 118-138; Его же. Печать Русской Православной Церкви в XX веке. Очерки истории. СПб., 2004; Его же. Церковная печать в годы Великой Отечественной войны // Клио. СПб. 2010. № 2 (49). С. 156-160.

[xl] Кнышевский П. Н. Истоки тотального шпионажа // Государственная безо­пасность и демократия, 1993. № 2. С. 30-52; Волкогонов Д. А.Сталин и религия // Наука и религия. 1989. № 2. С. 10-11.

[xli] Шимон И. Я. Отношения советского государства и Русской Православной Церкви в период Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. Дисс... докт. ист. наук. М., 1995; Белкин А. И. Государственно-церковные отношения в Мор­довии в 20-х – начале 60-х годов XX века (на материалах рус­ского православия). Дисс... канд. ист. наук. Саранск, 1995; Горбатов А. В. Церковно-государственные взаимоотношения в Кемеровской области (1943-1969 гг.). Дисс... канд. ист. наук. Кемеро­во, 1996; Гущина А. В. Эволюция отношений государстваи Русской Православной Церкви в годы Великой Отечественной войны (1941-1945 гг.). Дисс... канд. ист. наук. М., 1996; Сахарова Л. Г. Государственная политика по отношению к Русской Православной Церкви в период Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.(По материалам Горьковской и Ки­ровской областей). Дисс... канд. ист. наук. Киров, 2000; Тюрина Л. В. Государство и Русская Православная Церковь: эволюция отношений. 1917-2000 гг. Дисс... канд. ист. наук. Курск, 2000 и др.

[xlii] Цыпин Владислав, протоиерей.История Русской Православной Церкви 1917-1990; Его же. История Русской Церкви. 1917-1997.

[xliii] См.: Иоанн (Снычев), митрополит. Самодержавие духа. Очерки русского са­мосознания.

[xliv] Георгий Митрофанов, протоиерей. Трагедия России: "запретные" темы истории XX века в церковной проповеди и публицистике. СПб., 2009.

[xlv] Православная энциклопедия. Русская Православная Церковь. М., 2000.

[xlvi] Киреев Александр, протодиакон. Епархии и архиереи Русской Православной Церкви в 1943-2005 годах. М., 2005.

[xlvii] Мануил (Лемешевский), митрополит. Указ. соч.

[xlviii] Alexeev W.Russian orthodox bishops in Soviet Union, 1941-1953. New York. Re­search program on the USSR: Mimeographed series. № 61. 1954.

[xlix] Виктор (Мамонтов), архимандрит. В вере стоявший в годы гонений и в годы войны // Вестник военного и морского духовенства. Спецвыпуск. 60-летию победы в Великой Отечественной войне посвящается. 2005. С. 213-216; Адриана (Малышева), монахиня. Фронтовая разведчица// Вестник военного и морского духовенства. Спецвыпуск. 2005. С. 182-190.

[l] Фирсов С. Л. Апостасия. "Атеист Александр Осипов" и эпоха гонений на Русскую православную церковь. СПб., 2004; Его же. Время в судьбе: Святейший Патриарх Московский и всея Руси Сергий (Страгородский). О генезисе "сергианства" в русской церковной традиции XX века. СПб., 2005.

[li] Чеботарев С. А. Тамбовская епархия 40-60 гг. XX века. Тамбов, 2004.

[lii] Павлов. С. Церковная жизнь Ленинграда во время блокады. 1941-1944 гг. Л., 1983. Рукопись.

[liii] Кононенко В. Память блокады // Наука и религия. 1988. № 15. С. 10-13; Григорян Е. Блокадное причастие // Благовест. 1994. № 20; Галкин А.К. Город в осаде. Малоизвестные страницы церковной жизни блокадного Ленинграда // С.-Петербургские епархиальные ведомости. 2003. Вып. 30-31. С. 242-244; Шкаровский М.В. Религиозная жизнь Ленинграда в годы войны // Ленинградская эпопея. Организация обороны и население города. СПб., 1995. С. 260-293; Его же. Духовная жизнь Ленинграда в годы войны // Блокадный храм. Победа духовная. Битва за Ленинград. СПб., 2003. С. 5-36; Его же. Искренний привет от Сталина. Религиозная жизнь блокадного Ленинграда // Родина. 2003. № 1. С. 146-150 и др.

[liv] Шкаровский М. В. Церковь зовет к защите Родины. Религиозная жизнь Ленинграда и Северо-Запада в годы Великой Отечественной войны. СПб., 2005.

[lv] Fireside H. Icon and Swastika: The Russian Orthodox Church under Nazi and Soviet Control. Cambridge Mass., 1971.

[lvi] Dallin A.Deutsche Herrschaft in Russland 1941-1945. Eine Studie über Besatzungspolitik. Düsseldorf. 1958.

[lvii] Dallin A.Popular Attitudes and Behavior under the German Occupation 1941-1944. Interim Report, Cambridge, Mass. 1952.

[lviii] Dallin A.Deutsche Herrschaft in Russland 1941-1945. S. 487, 504.

[lix] Reitlinger G.Ein Haus auf Sand gebaut. Hitlers Gewaltpolitik in Russland 1941-1944. Hamburg, 1962.

[lx] Wilhelm H.-H.Der SD und die Kirchen in den besetzten Ostgebieten 1941/42. In: Militärgeschichte Mitteilungen. Freiburg. 1981. № 1. S. 55-99.

[lxi] Ebenda. S. 55. 92.

[lxii] Buchenau K. Kämpfende Kirchen. Jugoslawiens religiöse Hypothek. Frankfurt am Main, 2006; Bremer T. Kleine Geschichte der Religionen in Jugoslawien. Freiburg-Basel-Wien, 2003; Steindorf L. Kroaten. Vom Mittelalter bis zur Gegenwart. München, 2001.

[lxiii] Gäde K. Russische Orthodoxe Kirche in Deutschland in der ersten Hälfte des 20. Jahrhunderts. Köln, 1985.

[lxiv] Günther W.Die russisch-orthodoxe Kirche in der Bundesrepublik Deutschland. Memorandum, Sigmaringen, 1980; Günther W.Zur Geschichte der russisch-orthodoxen Kirche in Deutschland in den Jahren 1920 bis 1950, Sigmaringen, 1982.

[lxv] Seide G. Geschichte der Russische Orthodoxe Kirche im Ausland. Wiesbaden, 1983; Seide G. Die Kloster der Russische Orthodoxe Kirche im Ausland. München, 1984; Seide G. Verantwortung in der Diaspora, die Russische Orthodoxe Kirche im Ausland. Müchen, 1989;Seide G. Die russisch-orthodoxen Kirchen Gemeinden in Deutschland in den Jahren 1920-1940, in: Der grosse Exodus. München, 1994;Seide G. Die Russische Orthodoxe Kirche im Ausland unter besonderer Berücksichtigung der Deutschen Diözese. München, 2001.

[lxvi] Евлогий (Георгиевский), митрополит.Путь моей жизни. Воспоминания митрополита Евлогия (Георгиевского), изложенные по его рассказам Т. Манухиной. Париж, 1947; М., 1994.

[lxvii] Иоанн (Шаховской), архиепископ.Избранное. Петрозаводск, 1992. С. 359-382.

[lxviii] Троицкий С. В.О неправде карловацкого раскола. Разбор книги протоие­рея М. Польского "Каноническое положение Высшей церковной власти в СССР и заграницей". Париж, 1960.

[lxix] Польский Михаил, протопресвитер.Каноническое положение высшей церковной власти в СССР и за границей. Джорданвилл, 1948; Григорий (Граббе),епископ. К истории русских церковных разделений за границей; Его же. Правда о Русской Церкви на Родине и за рубежом. Джорданвилль, 1961; Зализецкий И.Сотрудники вымышленные и явные // Православная Русь. 1993. № 10. С. 10-12, № 11. С. 3-5;

[lxx] Григорий (Граббе),епископ. Церковь и ее участие в жизни. Т. 2. Монреаль, 1970. С. 161-172; Его же. Завет Святого Патриарха. М., 1996. С. 322-338.

[lxxi] Нельской Е.Очерки жизни русских в Германии (1942-47 гг.) // Право­славная Русь. 1947. №7. С. 9-12, № 8. С. 4-6.

[lxxii] Косик В. И. Русская Церковь в Югославии (20 – 40-е гг. XX века). М., 2000.

[lxxiii] Скурат К. Е. История Поместных Православных Церквей. В 2-х частях. М., 1994; Его же. Исторический очерк Православной Церкви Чешских земель и Словакии // Богословский вестник Московской Духовной Академии и семинарии. 2003. № 3. С. 179-191.

[lxxiv] Бровко Л. Н. Церковь и Третий рейх. СПб., 2009.

[lxxv] Никитин А. К. Нацистский режим и русская православная община в Германии (1933-1945). М., 1998; Его же. Политика нацистского режима в отношении русской православной общины в Германии (1933-1945 гг.). Дисс... канд. ист. наук. М., 1998.

[lxxvi] Шкаровский М. В.Нацистская Германия и Православная Церковь. М., 2002; Его же. Крест и свастика. М., 2007.

[lxxvii] Талалай М. Г. Церковь Рождества Христова во Флоренции. Флоренция, 1993; Его же. Русская церковь в Сан-Ремо. Сан-Ремо, 1994; Его же. Русское кладбище имени Е.К.В. Королевы Эллинов Ольги Константиновны в Пирее (Греция). СПб., 2002; Его же. Русский Афон. Путеводитель в исторических очерках. М., 2003; Кучумов Владимир, священник, М.Г. Талалай. Православная русская церковь в Бари. Бари, 2001.

[lxxviii] Jelić-Butić F. Ustaše i Nezavisna Država Hrvatska 1941-1945. Zagreb, 1978; Djurić V. Ustaše i pravoslavlje. Hrvatska pravoslavna crkva. Beograd, 1989; Ђурић В. Усташе и Православлье. Хрватска Православна Црква. Београд, 1989; Kosović B. Zrtve drugog svetskog rata u Jugoslavije. London, 1985; Zerjavić V. Gubici stanovnistva Jugoslavije u drugom svetskom ratu. Zagreb, 1989; Batelja Ju. Crna knjiga o grozovitostima komunisticke vlada – vine u Hrvatskoj. Zagreb, 2000; Pozar Р. Hrvatska Pravoslavna Crkva u proslosti i buducnosti. Zagreb, 1996; Krišto Ju. Katolicka crkva i Nezavisna Država Hrvatska 1941-1945. Dokumenti. Zagreb, 1998; Krišto Ju. Sukob simbola. Politika, vjero i ideologije u Nezavisnoj Državi Hrvatskoj. Zagreb, 2001; Радић Р. Држава и верске заjеднице 1945-1970. Д. 1. Београд, 2002.

[lxxix] Двинов Б. Власовское движение в свете документов. Нью-Йорк, 1950; Очерки к истории Освободительного Движения народов России. Нью-Йорк, 1965; Осокин В. Андрей Андреевич Власов. Нью-Йорк, 1966; Поздняков В.В. Рождение РОА. Сиракузы (Нью-Йорк), 1972; Казанцев А. Третья сила. Франкфурт-на-Майне, 1974; Штрик-Штрикфельдт В. Против Сталина и Гитлера. Генерал Власов и Русское освободительное движение. Франкфурт-на-Майне, 1975; Фрёлих С. Генерал Власов. Тенафли (Нью-Йорк), 1990; Окороков В.А. Антисоветские формирования в годы Второй мировой войны. М., 2000; Хоффман Й. История власовской армии. Париж, 1990; Материалы по истории Русского освободительного движения. Сб. статей, документов и воспоминаний. Под ред. В.А. Окорокова. Вып. 1-4. М., 1997-1999; Александров К. Армия генерала Власова 1944-1945. М., 2006 и др.

[lxxx] Александр Киселев, протоиерей. Облик генерала Власова (записки военного священника). Нью-Йорк, 1975; Димитрий Константинов, протоиерей. Записки военного священника. СПб., 1994.

[lxxxi] Окороков В.А. Казаки и русское освободительное движение // В поисках истины. Пути и судьбы второй эмиграции. М., 1997. С. 224-244; Черкассов К. Меж двух огней. В 2 кн. Данденонг (Австралия), 1986; Его же. Генерал Кононов. Мельбурн, 1963; "Казаки со свастикой" / Публ. Л. Решина // Родина. 1993. № 2. С. 70-76.

[lxxxii] Carnier P.A. Lo sterminio mancato. Udine, 1982; Carnier P.A. L’armata cosacca in Italia, 1944-1945. Udine, 1993; Venir G. I cosacchi in Carnia 1944-45. Udine, 1995; Deotto P. Stanitsa Terskaja. L’illusione cosacca di una terra (Verzegnis, ottobre 1944 – maggio 1945). Udine, 2005.

[lxxxiii] Донсков П.Н. Дон, Кубань и Терек во Второй мировой войне. Историческая повесть о второй войне казачества с большевиками (1941-1945 гг.). В 2 тт. Нью-Йорк, 1960; Науменко В. Великое предательство. Выдача казаков в Лиенце и других местах (1945-1947). Сборник документов и материалов. В 2 тт. Нью-Йорк, 1962, 1970; Ленивов А.К. Под казачьим знаменем в 1943-1945 гг. Материалы и документы. Мюнхен, 1970; Толстой Н.Д. Жертвы Ялты. М., 1996; Цурганов Ю.С. Неудавшийся реванш. М., 2001; Лиенц – Казачья Голгофа 1945-2005. Авт.-сост. Е.Я. Шипулина. Оттава, 2005.