Заблуждения о христианстве в исламе

Отвечая на вопрос «Веруют ли христиане и мусульмане в одного и того же Бога?», посетители портала «Религия и СМИ» разделились таким образом: две трети сказали «Нет», а одна треть – «Да». Иначе говоря, тех, кто считает, что у последователей христианства и ислама один и тот же Бог, оказалось в два раза меньше чем тех, кто с этим согласиться не может.

Сам вопрос, строго говоря, не очень корректен. Бог монотеистической религии – один: это единый и единственный Бог. Никакого другого Бога быть не может, ибо тогда уже нельзя говорить о монотеизме. Но подразумевает предложенный вопрос, конечно, не Самого Бога, а представление о Боге в той и другой мировой религии. И здесь различия между христианством и исламом весьма существенны для религиозного сознания их последователей.

Самое первое различие – в самой трактовке монотеизма. Если у людей, плохо знакомых с христианским богословием, в данном случае возникает вопрос о том, как согласовать христианскую веру в Единого Бога с христианским же учением о Троице, то у последователей ислама такой вопрос не возникает, потому что для них – как приверженцев «строгого монотеизма» – христианство просто не является монотеистическим. Впрочем, не столько христианство вообще, сколько христианство в его исторически развитой форме.

Словно бы в ответ на поставленный на нашем портале вопрос 6 мая 2004 г. на сайте Ислам.Ру появилась публикация, которая так и называется: «Заблуждение о троице в христианстве». В ней в сжатом виде вера Церкви истолковывается как… ересь. Ересью в данном случае является «придание равных Богу», то есть вера в то, что Иисус есть Сын Божий, равный по своему статусу Богу Отцу, и, соответственно, «заблуждения о троице».

Вообще, статья эта чрезвычайно характерна и, можно сказать, информативна. В ней не только очень ясно, со ссылкой на коранические тексты, изложено понимание мусульманами христианства, но и продемонстрированы современные способы межрелигиозной доктринальной полемики. Способы, надо сказать, довольно рискованные.

Взять, например, ту же квалификацию церковного учения как «ереси» – на чем она основана? Вроде бы в самом исламе нет не только того, что в христианстве называется Церковью, но и того, что является производным от Церкви – а именно ортодоксии. А значит и понятия о ереси. Ибо понятие о ереси – христианское, и только в христианстве оно имеет смысл: ересь есть отклонение от ортодоксального учения, которое как таковое (равно как и отклонения от него) определяется Церковью посредством соответствующих институтов и механизмов принятия решений. И когда мусульмане говорят христианам о том, что в их, христиан, вере что-то является ересью, получается, что такие мусульмане берут на себя функцию учительной власти Церкви. Насколько это законно и корректно – вопрос риторический. Это то же самое, как если бы христиане объясняли мусульманам, какой ислам «правильный», а какой «неправильный», какой мазхаб (богословско-правовая школа) больше соответствует «истине ислама», а какой меньше…

В вышеупомянутой публикации предложено такое понимание христианства, которое представляет собой как бы «взгляд сверху» – с высоты Последней и Единственной истины ислама, откуда как на ладони видно, как христиане в ходе истории исказили первоначальное, «мусульманское» учение пророка Исы (то есть Иисуса). Такая позиция вполне традиционна для ислама. Новым же в данном случае является другое – то, что автор апеллирует не только к Корану, но и к историко-критическому методу изучения евангельских текстов, который делает возможным отделение «Иисуса истории» от «Христа веры». Иначе говоря, речь идет о подходе к Евангелиям как историческим вероучительным документам, вне связи с их позднейшей церковно-богословской, догматической интерпретацией.

Так, в статье читаем: «Начатые в ХХ веке независимые исследования текстов Священного Писания позволили придти к заключению, что в подлинном христианстве не существовало нынешних христианских догм о троице и искуплении греха человечества через смерть Исы (мир ему). Специалисты, проводившие исследования, при изучении текстов Торы, Евангелия и других текстов, заявили…» и т.д. (см. полный текст статьи).

Подобный аргумент в полемике мусульманина с христианами о вере представляется крайне рискованным, прямо сказать, опасным для веры самих мусульман. Ибо «ответный ход» напрашивается сам собой – уже подсказанный мусульманским полемистом. Выражаясь предельно мягко, можно сказать, что использование современных историко-критических методов (а тем более тех, что характерны для радикальной библейской критики) применительно к тексту Корана и истории возникновения исламского вероучения вряд ли будет приветствоваться автором статьи и подавляющим большинством приверженцев ислама. Достаточно вспомнить хотя бы о тех реакциях со стороны верующих мусульман, которые имели место, когда зазвучали предложения «устранить противоречия между мекканскими и мединскими сурами Корана»…

Обозначив некоторые весьма характерные, на наш взгляд, полемические приемы автора указанной статьи, вернемся к ее главной теме.

Суть изложенной в статье позиции такова: «верование в триединство Бога» – это миф, который «не имеет никакого отношения к сути подлинного христианства». Почему? Потому что подразумевается, что «суть подлинного христианства» – это… ислам. Иначе говоря, автор предлагает читателям исламскую трактовку христианства, согласно которой оно истинно в учении Исы как пророка Аллаха и ложно в учении Церкви, которая трансформировала Единобожие «в некую иную форму, близкую к язычеству».

Разумеется, религиозная вера рационально недоказуема – она опирается на авторитет конкретной религиозной традиции и ее собственные доктринальные источники. Это справедливо и для христианства, и для ислама, и для других религий. Однако религиозная вера имеет свою внутреннюю логику и потому может быть более или менее рационально объяснена. Не принимая, из религиозных соображений, чужую веру, можно эту веру попытаться понять, то есть принять во внимание ее собственный смысл и соответствующую богословскую логику. Попытаемся, по необходимости кратко, объяснить смысл христианской веры в Триединого Бога в связи с той ее трактовкой, которую дает в рассматриваемой статье мусульманский автор (несмотря на то, что «высокие богословские материи» с трудом поддаются сжатому изложению и истолкованию).

Так, автор пишет: «Данное понятие [о Троице] означает для христиан веру в божественную сущность, состоящую из трех ипостасей "Бог-Отец, Бог-Сын, Бог-Дух Святой"».

Это утверждение неверно, причем неверно принципиально, по самому существу учения о Троице. Дело здесь в том сложном, можно сказать, тонком различении, которое делается в христианской триадологии между одной сущностью (или природой) Бога и ипостасями этой Единой Божественной Сущности (называемой также «преестественной», то есть превышающей посюстороннее человеческое понятие о «естестве» чего-либо или кого-либо).

Разрабатывая учение о Троице, христианские богословы всегда остро чувствовали опасность впасть в тритеизм (троебожие). Именно поэтому разработка и уточнение этого учения заняли века в истории Церкви. Богословие стремилось предложить такое истолкование веры Церкви, в котором был бы выражен, так сказать, совершенный баланс между утверждением «строгого монотеизма», то есть веры в Единого и Единственного Бога библейского Откровения, и утверждением столь же библейской по своему сущностному пафосу веры в то, что Бог, сотворивший небо и землю, это Живой и Личностный Бог, то есть Бог, по самому Своему предвечному бытию являющийся не «замкнутой монадой», не запредельным по отношению к миру человеческих лиц одиночеством, но «бытием в общении» – бытием ипостасным.

Понятие об ипостаси возникло именно в контексте христианского богословия Три-Единого Бога, и обозначает оно не сущность, не естество (этими абстрактными понятиями обозначается то общее, что «разделяют» или чему «причастны» многие субъекты существования), но именно сам субъект существования – личность. «Ипостась» почти ускользает от определения, поскольку она уникальна и единственна, всегда конкретна, но в то же время не существует помимо взаимоотношения с другими ипостасями. Просто говоря, ипостась, или личность, – это не «что», а «кто». Сущность же – всегда и по определению «что».

Поэтому богословски некорректно и неверно сказать (как это делает автор статьи), что «божественная сущность состоит из трех ипостасей», ибо это предполагает, что ипостаси суть части сущности. Ипостась – не часть, но целое, это – лицо. Но «лицо» (в обычном значении – отсюда и богословская метафора) не существует ни как часть, ни само по себе, потому что это – взгляд, это «облик», это проявление (ср. англ. appearance) личности этого «физического лица» в ее целостности и глубине. В лице проявляется и выражается и природа и свобода, и общее, и индивидуальное, и оно как бы собирает в себе все, что относится к жизни уникального субъекта существования, называемого в соответствии с христианским пониманием персоной, личностью. Личность не растворяется ни в каких общностях или природах, хотя и не может существовать «сама по себе», то есть помимо или вне природного и общего.

Говоря в терминах божественной природы, в терминах «естественных», Бог христианской веры существенным образом Един. Но разум христианской веры видит в этом Божественном единстве – общение раз-личных, то есть со-бытие Божественных Ипостасей, или, иначе говоря, – любовь. Согласно определению, данному апостолом и евангелистом Иоанном Богословом, Бог есть любовь. Но Бог есть любовь не потому, что Он любит мир и человечество, то есть свое творение, – тогда Бог не был бы вполне Собой вне и помимо акта творения, не имел бы совершенного бытия в Себе, и акт творения был бы не свободным, но вынужденным самой «природой» Бога. Согласно христианскому пониманию, Бог есть любовь Сам в Себе, потому что бытие Единого Бога – это со-бытие Божественных Ипостасей, пребывающих между собой в «вечном движении любви», по слову богослова VII века преподобного Максима Исповедника. Бог есть любовь и помимо мира и человека, которых Он творит из ничего, свободно, не принуждаемый к этому ничем, кроме желания разделить благо бытия и любви с другими – сотворенными им человеческими личностями, которые Он, поэтому, создал по Своему образу, то есть именно как личности, а не как вещи или животные организмы.

Представление о Личностном Боге как о Боге Три-Ипостасном, которое не является принципиально несовместимым с верой в Бога Единого и Единственного по Своей природе, или сущности, в христианстве выросло, конечно, из веры в Иисуса Христа как Бого-Человека. Согласно христологическому догмату, во Христе соединились божественная и человеческая природы, но – в одном Лице и в одной Ипостаси Бога Слова, или Сына Божия, то есть в Божественной Личности (потому о Нем и говорится: «Един от Святыя Троицы»). Эту веру в боговоплощение, а точнее в вочеловечение предвечного Божественного Логоса – одной из Ипостасей Триединого Бога, конечно, невозможно принять вне христианской церковной традиции. Это и для иудеев соблазн, и для эллинов безумие, как говорится в Св. Писании, и для мусульман вещь, судя по всему, невозможная. Но такова вера Церкви.

Важно, однако, обратить внимание и на другое. Понятие об ипостаси, синонимичное богословскому понятию личности (Божественной и человеческой), возникло в контексте христианского богословия Троицы. Как бы ни относиться к самому церковному учению, оно стало фактором культуры, моделью человеческого самосознания в «христианском мире». Секуляризовавшись, оно превратилось в противоречивое представление о человеческом индивиде, соперничающем с другими ему подобными индивидами, что породило разные формы «индивидуализма», в том числе коллективистского. Но христианская интуиция личности-ипостаси имеет непреходящее значение. Ипостась, или личность – это открытие, сделанное христианством. Она восходит к христианскому пониманию Божественного бытия – Бога, единого по существу и троичного в Лицах. Бога, самым высоким именем которого является Любовь – потому что Он «знает ее не от человеков», но Сам является «законом» и потому источником всякой истинной любви.

Религии с трудом понимают друг друга, скорее они взаимно исключают друг друга. Понимать друг друга могут только личности. А личности, верующие в Единого Бога, потенциально могут понимать друг друга еще лучше. И все же религиозным людям неимоверно трудно проникать в логику чужой веры. Гораздо легче, однако, помнить, что полемика – не лучшая форма понимания. Понимание требует молчания, слушания и – уважения. Будем же не только уважать друг друга и, соответственно, веру другого, но и проявлять это уважение в воздержании от поверхностных и потому ложных интерпретаций этой мало понятной для внешнего наблюдателя веры.

Для всех монотеистов Бог един, но понимают они Его по-разному.

"Религия и СМИ": De Visu, 25 мая 2004 г.