Призвание. нападки. доброта (Мф 9:9-26)

...Как это, однако, просто делалось! Исцелив паралитика, Христос двинулся дальше и, проходя, так сказать, таможенный контроль (Его это контроль не касался, потому что у Него ровно ничего не было), сказал сборщику – вот так вот, мимоходом – "следуй за Мной". И тот с такой же простотой встал и двинулся за Ним. Этого сборщика, мытаря, чтобы быть точнее, звали Матфей. Мытари были презираемыми в общине, пользуясь примерно такой же любовью окружающих, как сейчас – налоговые инспекторы. Собственно говоря, так было во все времена, и недаром слово, которым называют того, кто занимается изъятием у людей их кровных денежек в пользу государства (а эта система называется "фиск", отсюда и "конфискация") кличут словом, которое, с одной стороны, является вроде бы объективным наименованием его профессии, а с другой – выражает презрение. Это слово – "фискал", и воспринимается оно примерно как гнусный тип, который втирается в доверие, разузнаёт о человеке все то, что тот хотел бы скрыть, и злоупотребляет добытыми таким образом сведениями. Короче – доносчик, имеющий целью отъем средств (кстати, "ябедник" – это изначально такая юридическая должность).

"Призвание апостола Матфея" (итал. Vocazione di san Matteo) – картина Караваджо, выполненная им для капеллы Контарелли римской церкви Сан-Луиджи-деи-Франчези в 1599 году

В те времена мытари пользовались особо дурной славой еще и потому, что работали и на собственное обогащение, и на оккупационный режим.

И вот такому-то человеку Христос с великой простотой и легкостью предлагает стать Своим последователем, и тот с такой же простотой и легкостью на это соглашается. Поистине правду говорят те, кто утверждает, что Господь видит сердце! Хорошо было бы еще, чтобы люди понимали, что рассуждать, кто хороший христианин, а кто плохой, а кто совсем не – не наше в общем-то дело. Если всерьез следовать заповедям Христовым, то рано или поздно удается понять, что нам следует привлекать друзей, а не бороться с врагами.

Так вот, последующая история Церкви показала всю правоту Христа, потому что этот мытарь стал Апостолом и Евангелистом, и его труд открывает Четвероевангелие. В общем-то это он написал то, что мы сейчас стараемся прочесть и понять. И Матфей был не один такой в окружении Христа, потому что дальше описывается трапеза, которую разделяли со Спасителем "многие мытари и грешники". Что же привело их к Нему? Ведь ни о каких благах, материальных и карьерных, и речи быть не могло!

Но зато они понимали, пусть каждый по-своему, насколько глубок смысл приводимых ниже слов Иисуса о том, что Он пришел не к праведным, но к грешным, чтобы они осознали свои грехи и попросили Его об исцелении от них. Потому что в самых тайных тайниках своего существа человек знает про себя все. Другое дело – какие выводы он из этого делает. Не вдаваясь в богатую классификацию таких выводов, можно констатировать, что по правде вывод может быть только одним, зато какой букет предлагает отец лжи!

Эту пеструю компанию никак не могли оставить без комментариев фарисеи, тщательно заботившиеся о том, чтобы выглядеть праведными (а если честно, то и быть таковыми, если получится). Трогательно то, что они не рискнули спросить об этих людях напрямую Христа, скорее всего потому, что уже немного Его опасались, а спросили учеников, зачем Он разделяет трапезу с такими недостойными людьми. Спросили, однако, так, что Он услышал и сказал слова, которые нам следует помнить постоянно как для того, чтобы избегать уныния, так и для того, чтобы избегать осуждения: "Не здоровые имеют нужду во враче, но больные, пойдите, научитесь, что значит: милости хочу, а не жертвы? Ибо Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию".

Из этих слов вдумчивый человек способен всю жизнь извлекать полную программу христианского делания. Но вот что значит здесь "пойдите, научитесь"? куда следует идти? Для тех, кто знает Ветхий Завет, ответ очевиден: в синагогу, к учителям закона, потому что это – цитата из книги пророка Осии (Ос 6:6). А это означает, что "Сын плотника" был сведущ в Писании в значительно большей степени, чем это могло бы быть, будь Он просто человеком, а не Сыном Божиим, Словом Воплощенным. И слова о том, что ни малейшая черточка из Ветхого Завета не будет отменена, Он говорил с полной мерой ответственности.

Но не следует прямолинейно полагать, что при земной жизни Христа люди делились на Его сторонников – и они всегда и во всем были "за" – и на столь же последовательных противников. Люди вообще народ сложный, и недаром Апостол стал предателем, а гонитель – Апостолом. Вот и здесь странным для нас образом объединились ученики Крестителя и фарисеи. Почва их объединения вполне благородна, это аскетика. Вот ученики Иоанна спросили Иисуса, почему они с фарисеями много постятся, а Его ученики не постятся. Ответ был скор и блестящ: "могут ли печалиться сыны чертога брачного, пока с ними жених? Но придут дни, когда отнимется у них жених, и тогда будут поститься". Мы зачастую представляем себе окружение Христа как людей с мрачными, суровыми, вытянутыми лицами, выражающими важность и собственную значимость. А того не видим, что у них был праздник: необременительные трапезы с увлекательными беседами, трудные дороги под знойным солнцем – по песку и раскаленным камням, но с дивным ощущением благодати, окутывающей Спасителя и укрывающей всех, кто к Нему близок. Забегая вперед (потому что невозможно удержаться), напомню, как описывает эту атмосферу апостол Иоанн Богослов, самый младший и любимый ученик Господа: "И Слово стало плотью, и обитало с нами, полное благодати и истины". И действительно невозможно описать эти краткие годы лучше, нежели это сделал Сам Христос: это был брачный пир, потому что Бог заключал с человечеством новый союз: Новый Завет, сообщение о котором не зря называется Евангелием, Благой Вестью.

Кстати сказать, в некоторых новых переводах стремление к понятности приводит к совершенно уже просторечному "Хорошая новость". Стилистически это, по-моему, не годится, но суть схвачена верно.

А к этим словам Господь присоединяет притчу о соотношении старого и нового:

"Никто к ветхой одежде не приставляет заплаты из небеленой ткани, ибо вновь пришитое отдерет от старого, и дыра будет еще хуже. Не вливают также вина молодого в мехи ветхие; а иначе прорываются мехи, и вино вытекает, и мехи пропадают, но вино молодое вливают в новые мехи, и сберегается то и другое".

Собственно говоря, здесь две метафоры, два образа, объединяемые общим смыслом. Те, кто умеет ставить заплаты, вполне оценят первый образ, потому что на самом деле это очень строгое искусство, включающее в себя, кстати сказать, умение сначала обрезать края дыры, вырезав всю ветхую ткань. Соотношение же ткани самой вещи и ткани заплаты должно быть именно таким, как об этом говорит Спаситель: новая, прочная, но грубоватая ("небеленая", так как при отбеливании ткань становится мягче) ткань не укрепляет вещь, а лишь способствует тому, чтобы соединенная с ней старая ткань продолжала разрываться. С винными мехами мы сейчас как правило дела не имеем, но можно предположить, что молодое вино некоторое время бродит и играет, поэтому требует особо прочного вместилища.

Вот такое рассуждение о соотношении старого и нового. Заметим, что в нем явственно прослеживается забота о сохранности старого и о благополучном введении в оборот нового. Так что все дело в правилах сочетания. Ну, и еще в том, чтобы хорошенько понять, что в старом незыблемо, а что преходяще, что в новом ко благу, а что – опять-таки дань преходящим тенденциям. Это сказано здесь о том, что и пост может быть не вполне уместен, но приложимо и ко множеству других ситуаций.

Пока Христос это объяснял, к нему подошел довольно важный человек ("начальник") и попросил возложить руки на его умирающую дочь, чтобы исцелилась. И Христос отправился к нему в дом, сопровождаеый учениками.

А по дороге к Нему подошла тяжело больная женщина и прикоснулась к одеждам, желая получить исцеление. Причем недуг ее был такого рода, что с древнейших времен (и увы, до наших дней) считается оскверняющим саму женщину и всякого, кто к ней прикоснется, а также любую вещь, с которой она контактирует. Почувствовав, что кто-то коснулся Его одежд, Господь обернулся и сказал ей: "Дерзай, дщерь! вера твоя спасла тебя". И женщина исцелилась.

Катакомбы святых Петра и Марцелина. Катакомбный период. Исцеление кровоточивой жены. Рим, III век

А придя в дом к тому, кто Его позвал, Христос был осмеян, потому что все уже решили, что девушка умерла. Он же, попросив всех выйти из комнаты, взял ее за руку, и она встала. Надеюсь, что мы благополучно дойдем до того Евангелия, которое освещает этот эпизод более подробно.

Кажется, я уже писала о том, что очень вдохновляюсь, когда Христос призывает к дерзанию. А тут тем более Он призывает к нему женщину – и тем самым закладывает фундамент для дальнейших христианских утверждений о равенстве полов в Боге. К сожалению, эта тема в нашей религиозной жизни разрабатывается как-то слабо и нервно: то ничего не услышишь, кроме как "сосуд греха", то жизни не мыслится без женского священства. Пора бы уже задуматься о том, что то и другое – две стороны одной медали, и медаль эту, точнее, стертый грош, пора выкинуть.

Ведь до чего доходит: пишет приличный очень человек и замечательный священник, что женщина создана для деторождения. Я его спрашиваю: "А мужчина для чего создан?". Никогда не задумывался. И это не случайно. Тут рассказывало мне одно духовное лицо, что поделился с собратьями горем: детей нет. И услышал: "А ты ту причем? пускай матушка парится, это ее забота". Дивное представление как о природе человека, так и о христианском браке и о любви во Христе. Утешили брата своего и все расставили по местам.

А еще приходится читать рассуждения о том, какая лепота в старину-то была (описывается кромешный ужас типа подготовки к супружеской любви без упоминания конкретного лица; к счастью, ничего такого и многого другого вовсе и не было), и горькие горевания о том, что женщины пошли образованные и что без жениной зарплаты не очень-то и проживешь, поэтому всегда держать ее на кухне в ситцевой юбке и босиком не получается. И описывается дивный принцип ведения семейной жизни, ранее в русской литературе озвученный известным развратником Стивой Облонским: "Главное, чтобы жена всегда была беременной".

Ну так ничего этого в Евангелии нет (рано как и в Ветхом Завете ни слова не сказано о проклятии Евы). А вот преподобный Давид Гареджийский, будучи монахом очень строгой жизни, плакал горючими слезами о том, какие муки претерпевают женщины и в родах, и в своих женских немощах. И доныне вода из источника святого Давида несет женщинам исцеление, как и молитвы к Преподобному.

А вот поведение Спасителя при встрече с женщинами и обращенные к ним речи являют высший образец доброты и мягкости. Вот отправился воскрешать юную девушку, а по пути способствовал исцелению больной, которая совершила с точки зрения обрядной правильности страшный грех. Стоит обратить внимание на то, как Христос обращается и с грешницей, и с еретичкой-самарянкой, отнюдь не добродетельной, и с язычницей-хананеянкой (правда, ей Он помог после некоторого испытания, которое она прошла благополучно). И Марфу Он укоряет достаточно мягко (кстати сказать, не за невнимание к Своим речам, а за осуждение сестры), и блудницу прощает... Чем не пример для наших современников?