Церковь – не модель некоей небывалой экономики

Хорошо известна шутка: каждый знает, как нужно лечиться и как воспитывать детей. По любому из этих вопросов спроси любого прохожего – и получишь исчерпывающую информацию. И не важно, что никто из советчиков не держал в руках Ушинского или Сухомлинского, а медицинские знания почерпнул из телевизора или от соседской старушки. Правда, с последствиями этого всеобщего знания в виде тягостных результатов самолечения приходится потом долго бороться врачам, а в виде невоспитанных детей – всему обществу.

Теперь возникло новое знание : все знают, как нужно развивать экономику, и уж точно большинство – как нужно "правильно" жить Церкви . 90-е годы стали временем прихода в Церковь двух категорий образованных людей. Просто "образованные люди" пришли в Церковь , чтобы найти себя в ней, чтобы чему-то от нее научиться. И отлично в нее интегрировались, несмотря на "долгие службы" и посты, "непонятный" церковнославянский язык, и невозможность присесть во время богослужения, и проч.

Интеллигенция пришла в Церковь , чтобы ее учить. Всему. Как "правильно" служить обедню ("покороче и попонятней"). Как "правильно" поститься (Шестой-де Вселенский собор рекомендовал пост с полуночи – так и не надо нам говеть). Как "правильно" применять канонические правила (слишком они древние, слишком устарели, так и воспринимать-де их надо как историю, а не как руководство к церковной жизни). В общем, "без фанатизма" и "византийщины".

Не будем говорить о том, на какой богословской основе формируются эти рецепты. Хотя почему-то возникает уверенность, что даже те, кто, как отец Федор в "12 стульях", "склоняет всех к лютеранству", Лютера знает никак не в оригинале, разве что по слухам. В основе всех посылок собственные умозаключения, и опять "единственно правильные".

Как тут объяснишь, что "Церкви нет без епископа"?

Сегодня мы научились понимать слова: "Это противоречит закону". Но почему мы считаем себя вправе презирать слова с тем же самым, только относимым к Церкви смыслом: "Это противоречит канонам"?

Как жить Церкви в соответствии с новейшими рецептами и не перестать быть Церковью , то есть социально-мистическим, Богочеловеческим единством, телом Христовым (1 Кор. 12, 27)?

Церковь – не модель некоей небывалой экономики. Просто ее участие в экономических процессах основной целью имеет удовлетворение жизненных потребностей Церкви как института и ее членов, а не прибыль. В экономической жизни Церковь существует и как ее непосредственный участник, и как ее объект. Как объект экономики, Церковь испытывает на себе, как и каждый ее земной член, все последствия хозяйственной деятельности – позитивные и негативные: что будет с народом, то и со священником (Ос. 4, 9).

Как потребитель, производитель и организатор хозяйственного процесса, Церковь развивается в рамках исторически сложившегося способа воспроизводства. Она руководствуется каноническим правом, определяющим собственно церковные аспекты ее экономической деятельности (обязанности клириков, порядок использования церковной собственности и т.д.). Но она испытывает на себе воздействие и внешних факторов (экономические законы, государственное правотворчество и проч.).

Удовлетворяя свои повседневные нужды в системе рынка, во внутреннем хозяйственном быту Церковь предпочитает принцип коллективной реализации личного производственного потенциала в рамках апостольского "общего жития", в основе которого лежит собственный труд, а эффективность измеряется благом каждого.

Как строить церковную экономику так, чтобы Церковь не превратилась в заурядную систему социального призрения, основанную на двойном налогообложении, а продолжала бы оставаться тем, чем создал ее Христос – Богочеловеческим организмом, т.е. системой социальной и в то же время мистической?

Все экономические советы замыкаются на безусловно востребованном в современном обществе социальном опыте протестантских деноминаций: волонтерстве, социальной помощи, призрении пожилых и немощных, благотворительности.

"Для сего вы и подати платите", – учил римлян апостол Павел (Рим. 13, 6), чтобы государство из этих налогов имело возможность выполнять свои общественные функции: охранять, защищать, кормить голодных, обеспечивать бездомных, кого надо учить, кого надо лечить. Заплатив налоги, гражданин, действительно, должен бы спать спокойно: он внес свой вклад в социальную деятельность государства, фактически сам поучаствовал в этой деятельности.

Церковные деньги не из воздуха. Их приносит в церковную кружку верующий гражданин из того, что у него осталось после налогов. Оплачивать из них те функции, которые государство слагает со своих плеч, означает двойное налогообложение этого верующего гражданина. Которое, кстати, международной практикой запрещено в принципе.

И та же международная практика свидетельствует: церковная благотворительность, как правило, сочетается с благотворительностью государственной. Государство вместе с социальной функцией отделяет от себя и часть средств, полученных в виде налогов. Церковь (католическая, православная или протестантские деноминации) дает то, что принадлежит собственно ей – Христову любовь (то есть доброе, милосердное отношение к объекту социальной помощи), собственный труд монахов или волонтеров, а также свой организационный потенциал, чтобы этот труд куда надо направить.

Еще один неизменный критический пассаж в адрес Церкви (он звучит и в адрес католиков, и в адрес протестантов) – абсолютная презумпция виновности клира в нецелевом, мягко скажем, использовании церковных средств. Но Церковь на "Ауди" не ездит. Церковь – не только люди, хорошие или плохие. Церковь – это единое тело, во главе которого – всегда Христос.

Как историк Церкви , я мог бы рассказать много неприглядного об отдельных ее деятелях, начиная с первых веков христианства. Но это не значит, что все это может как-то касаться Церкви как таковой. Для нас она – не "символ", "корпорация" или объединение в "клуб по интересам". В ней всегда присутствует Христос. "Он есть глава тела Церкви " (Кол. 1, 18). И не нужно, пусть и в праведном гневе на людей, пытаться оскорбить Христа. Потому что Им, а не критикой Церковь живет уже третье тысячелетие, Его, а не нечестивых клириков (да и мирян тоже) прославляет, в Его воскресение верует и тем спасается.

Недавно я слышал правильные слова: что Бог захотел, чтобы люди были счастливы при соблюдении определенных условий общежития, научившись уважать и любить друг друга, и что мир преобразится, если общество сумеет сделать эти условия основным принципом своего бытия. Наверное, всем нам – и церковным, и нецерковным людям – нужно еще много трудиться (и над собой тоже!), чтобы эти хорошие слова стали жизнью.