Церковь плененная

2 июля 1941 года начальник полиции безопасности в СД Гейдрих рассылает секретные указания высшим немецким офицерам. Инструкции эти весьма подробны и касаются политики Германии на территории СССР. Положению Церкви под властью немцев посвящен отдельный параграф.

И вот что в нем говорилось: "Против устремлений православной церкви распространить свое влияние на массы ничего не предпринимать. Напротив, всячески содействовать им, причем изначально настаивать на принципе разделения церкви и государства и избегать единства церкви. Также не препятствовать образованию религиозных сект".

Эта директива полностью отражает взгляды Гитлера на религию, который желал, чтобы в каждой деревне "была своя секта, своя церковь". Внешне такая политика позволила бы фашистам выступать под флагом избавителей христианства от гнета большевиков. В пропагандистках материалах, выходивших на оккупированных территориях, открытие церкви преподносилось как грандиозное событие. 1 сентября 1941 года немецкий бюллетень ак описывал открытие смоленского кафедрального собора: "Полевой священник передал храм Господень, до того оскверненный большевиками, а теперь вновь устроенный русским населением.., Богослужение было проведено попом, который затаившись жил как каменщик... Верующие со всей преданностью выказывали благодарность немецким освободителям". Немецкое сообщение довольно точно передает состояние народа по случаю открытия храма. Уже несколько позднее участники знаменитой Псковской миссии рассказывали, с каким воодушевлением народ встречал каждый открытый храм, люди отдавали последнее, чтобы украсить церкви, священники не успевали крестить, исповедовать и венчать всех желающих. На первых порах люди действительно были благодарны немцам за открытие церквей. Лишь потом, когда оккупация стала реальностью, отношение к фашистам стало меняться, и постепенно религиозная политика рейха провалилась.

Кроме того, гитлеровский лозунг "каждой деревне свою церковь" лишал Церковь всякой возможности сохранить себя как организацию и объединять русских людей в условиях оккупации. Напротив, фашисты всячески играли на национальных чувствах разных народов и призывали их создавать карликовые церкви по национальному признаку. На первый взгляд это был беспроигрышный вариант – верующие ходили в храмы, а немцы получали подконтрольную карманную религиозную организацию.

Представитель германского командования передает прот.Кириллу Зайцу икону Тихвинской Божией Матери. Псков, 22 марта 1942 года

Планам этим было не суждено осуществиться. Показная, но минимальная помощь немецких войск в открытии храмов быстро сошла на нет. Уже осенью 1941 года появились директивы, прямо запрещающие немецким солдатам и офицерам участвовать в богослужениях вместе с русскими. За шумихой пропагандистских статей об открытии храмов и горячей благодарности населения нельзя было скрыть очевидное: подавляющее большинство населения не стало сотрудничать с оккупантами даже после открытия храмов. Напротив, священники, служившие в храмах, часто помогали партизанам и осмеливались отказывать в погребении полицаям – добровольным помощникам фашистов из числа русских людей.

Стоит отметить, что неудачи немецкой религиозной политики в России были связаны и с позицией митрополита Сергия (Страгородского) и его ближайших сподвижников. Понимая всю сложность положения священников и мирян на оккупированной территории, церковные иерархи тем не менее призывали верующих не идти на прямое сотрудничество с фашистами: "всякий виновный в измене общецерковному делу и перешедший на сторону фашизма, как против Креста Господня, да числится отлученным, а епископ или клирик лишенным сана". Нужно сказать, что жесткие прещения, которые обещало клирикам это соборное постановление, принятое в сентябре 1943 года, не были массовыми. Во многих случаях было очень тяжело установить степень сотрудничества духовенства с немцами. Если священник говорил какие-то проповеди в присутствии немецких военных, то сложно судить насколько добровольными были его слова, прославляющие фюрера. Митрополит Сергий (Страгородский) как никто другой понимал степень несвободы Церкви, а потому Церковь обращалась к жителям оккупированных территорий со словами поддержки и любви. Митрополит Алексий (Симанский) посвятил этому Рождественское послание 1944 года: "Мне хочется не только приветствовать вас от всего сердца, но и утешить вас в вашей великой скорби – вас отторгнутых от родных, близких и любимых...Сами вы ежеминутно находитесь под страхом смерти, находясь во власти врага, надменного и беспощадного". Эти слова митрополита Алексия были проникнуты личной болью, поскольку большая часть его епархии находилась под властью врага, а сам он пережил в Ленинграде все ужасы блокады, постоянно служа в Никольском соборе. Нельзя сказать, что призывы митрополита Алексия остались без ответа – они давали людям надежду на освобождение, вселяли уверенность и показывали, что церковь помнит о них и молится.

Провал немецкой религиозной политики "разделяй и властвуй" был связан и с действиями самих фашистов, особенно в моменты отступления. Немцы грабили и уничтожали те же храмы, которые так торжественно передавались верующим в 1941-42 гг.