Почему в России нет семейного кино?

Если вы собрались посмотреть семьей такой фильм, чтобы он был и всем возрастам понятен, и отечественного производства, что вы выберете? И тут мы, пожалуй, обнаружим, что посмотреть нечего. Не считать же таковыми "Любовь-морковь" и "Тот еще Карлсон".

Букет невесты

Несколько лет назад были сняты "Стиляги" – фильм, понятный и интересный разным поколениям по разным соображениям, но, как справедливо написала одна журналистка, "отправьте на него родителей, им будет приятно, а сами не ходите, потому что вам всем вместе будет неловко". Восторг был практически всеобщий, но признанное хорошим кино оказалось не для семейного просмотра – не потому, что слишком сложное, а потому, что наше общество еще не дозрело до безропотного приятия радикальных художественных приемов режиссера П. Тодоровского.

Ниши фильмов, предназначенных для детей, для всей семьи и даже исключительно для взрослых (в которых решались бы проблемы семейных отношений), прочно заняты американским кино. Любят дети смотреть, например, "Детей-шпионов" Р. Родригеса – по двадцать восемь раз все три серии подряд, а потом еще "Приключения мальчика-Акулы и девочки-Лавы" и "Камень желаний", и желательно без перерыва. Фильмы эти похожи то ли на сон, то ли на реализацию в полном объеме детской полубезумной фантазии, поэтому, видимо, так они детям и нравятся. При этом придираться и запрещать под тем предлогом, что они навязывают "глубоко чуждые нам ценности", нет никакой возможности, потому что в итоге полубезумная детская фантазия заканчивается выводом, что никого лучше папы и мамы нет и что семья – центр странно устроенного мира (одна из серий "Детей-шпионов" заканчивается призывным кличем "За семью!", на который сбегаются бабушки, дедушки, друзья, дальние и бедные родственники, родные и приемные дяди, друзья и все так или иначе вовлеченные в орбиту семейства Кортес). Для того чтобы с американской продукцией бороться, надо противопоставить ей что-то столь же безупречное в ценностном смысле. Что? Ведь степень влияния голливудского кинематографа на российскую повседневную жизнь заметна хотя бы по заимствованию обычаев, о которых неоткуда, кроме фильмов, было узнать, – и вот, например, уже редкая российская свадьба обходится без бросания букета невесты.

Kidult-culture

Вернемся, однако, к проблеме. Сказать, что отечественный кинематограф совсем уж плох, мы не можем: "Елена" Звягинцева и сокуровский "Фауст" свидетельствуют об обратном. Тогда вопрос в том, почему так трудно снять фильм "для всей семьи", если жанр предполагает некое упрощение формы и содержания. Первым фильмом такого рода считается "Белоснежка и семь гномов" У. Диснея (1937). Но создание фильмов сразу для всех поколений привело к тому, что постепенно прорисовалась так называемая kidult-culture, "детско-взрослая культура". Появилось большое количество взрослых людей, скрывающих за откровенно инфантильными эстетическими предпочтениями свое нежелание взрослеть из страха перед сложностями реального современного мира. Для тех, чье детство затянулось почти до старости, стали снимать специальное кино, вроде "Звездных войн", в форме сказки разъясняющее необходимость борьбы за демократию. Если несколько десятилетий назад детскость в характере серьезных взрослых людей отмечали с некоторым умилением, то теперь вдруг озаботились нарастающей неготовностью взрослых мужчин брать на себя ответственность и заводить семью.

Наша отечественная культура знавала, однако, обратное понимание процесса: не инфантилизацию взрослых, а резкое повзросление детей. Скажем, в прекрасной книге К. Булычева "Сто лет тому вперед", которая была экранизирована ("Гостья из будущего"), дети будущего были не только быстрее, сильнее и умнее наших ровесников, но и, убийственно серьезные, они активно вовлекались во взрослую деятельность: они все как один уже не играли, а только работали. Труд будущего, по Булычеву, это исключительно научная деятельность; но и детство и детские занятия не имеют в высокотехнологичном обществе самостоятельной ценности; период неспособности приносить пользу обществу в будущем научатся преодолевать быстро и безболезненно. Родители Алисы Селезневой, кстати, сильно заняты своими делами, они куда-то улетели на космических кораблях и бросили ребенка на робота Гришку. Если бы не отсталое прошлое, у девочки и вовсе бы не было шанса пожить в нормальной человеческой семье.

Счастливые мишки

Получается, что семейная тема в национальной культуре гораздо шире формулировки проблемы силами одного вида искусства. Иными словами, в кино и в литературе она отражается так, как понимает и решает ее национальная культура и внутренняя политика государства в целом. Американцам удается так удачно поместить семейную идею практически в любой голливудский боевик, потому что в протестантизме и в англосаксонской культуре семья – одна из базовых ценностей. Создать семью, холить и лелеять свою семью, сохранять преданность семье чрезвычайно важно для того, чтобы не потерять себя и своего места в мире. Обретение счастья возможно только с обретением семьи. Исторические параллели можно провести между русской и английской литературами, сравнивая, например, Ф. М. Достоевского с весьма любимым им Ч. Диккенсом. Из сравнения следует, что, как бы ни были безмерны страдания героев английского писателя, в конце их ждет счастье в тихой заводи семьи (хеппи-энд, над которым мы привыкли посмеиваться). Что касается русской литературы, то супружеская любовь, целостность семьи, семейное счастье как итог духовных исканий были ей глубоко чужды. Счастливый конец до сих пор нам кажется глупым и неполноценным, возможно, потому, что неполноценным представляется и частное семейное счастье на фоне вселенского несовершенства. Не может быть счастлива одна семья и не может быть счастлив отдельно взятый человек, если не достигнута всеобщая гармония (обратная возможность, при которой вселенская гармония созиждется из гармонического слияния многих отдельно взятых частных лиц и семей, почему-то не рассматривается). Мы привыкли к открытому финалу, например, "Евгения Онегина", где жена сохраняет верность мужу из чувства долга, а не по любви, или "Братьев Карамазовых", где идет на каторгу обвиненный в отцеубийстве Митя и нет никакой надежды на то, что он сумеет оправдаться (выдвигают, конечно, предположения, что роман должен бы был иметь продолжение, но в продолжении замысливалась не реабилитация Мити, а участие Алеши в цареубийстве). Семейным счастьем заканчивается, кажется, только один русский роман – "Война и мир" Л. Толстого, но философ Л. Шестов еще сто лет назад продемонстрировал изнаночную сторону этого счастья: князь Андрей умер, Петя Ростов погиб, старая графиня Ростова выжила из ума, Соня сделалась приживалкою и т. д. Я вдруг задумалась: а русская живопись?! И мне вспомнились последовательно "Неутешное горе" И. Крамского, "Петр I допрашивает царевича Алексея в Петергофе" Н. Ге и "Иван Грозный и сын его Иван" И. Репина. Мне совсем не хочется передергивать, но, по-моему, единственная счастливая семья, вышедшая из-под кисти русского художника, – это медведица с медвежатами на известной картине И. Шишкина.

Дверью по лбу

Неудивительно, что, когда появилось кино, оно всеми своими изобразительно-выразительными средствами стало показывать русскому национальному сознанию порождения этого самого русского национального сознания. Нашим первым фильмом стала "Понизовая вольница", в которой Стенька Разин топил персидскую княжну, на которой накануне женился (правильно заметил когда-то Дейл Карнеги: характер важнее интеллекта). Помимо давнего национального убеждения, что нельзя, невозможно быть счастливым частным образом в собственной маленькой семье, когда вокруг страждет угнетенное человечество, политика Советского государства в отношении семьи повлияла на изображение ее в кино, разъясняя, зачем советскому человеку семья и почему на первый план он должен ставить интересы партии и государства. Если навскидку, то вспоминается, например, "Партийный билет", который учил не доверять мужу, потому что классовый враг везде, он научился имитировать поведение сознательного советского человека, способен внедриться в добропорядочную семью и использовать ее ресурсы для подрыва социалистической экономики. Тогда не было еще термина "фильм для семейного просмотра", но всегда можно было снять фильм, понятный людям любых возрастов, "Подкидыша" например. Там потеряшку вернули в семью, но было показано, что советский мир в принципе устроен так, что ребенок обойдется и без этого. Чаще же всего рано повзрослевших детей показывали занятыми политическими и социальными преобразованиями и без родителей: "Приключения Буратино" в литературе и в кино, "Новый Гулливер", "Тимур и его команда" наконец – там нет ни мам, ни пап, хорошо еще, что хотя бы сестра и дядя. Был, конечно, исторический смысл в том, что этим детям предлагали быстро вырасти – надвигалась война. Но и после войны интересы семьи не встали на первое место.

Мне почему-то особенно запал в душу один эпизод из "Людей и зверей" С. Герасимова. Это была своего рода советская притча о блудном сыне, которую можно было снять, наверное, только во время хрущевской оттепели: бывший военнопленный, после войны оказавшийся где-то в Южной Америке, возвращается в Советский Союз, а его родственники боятся принять его обратно (что более чем понятно, поскольку сталинское государство именно этого от своих подданных и добивалось). Больше всего поразил меня эпизод, когда советский юноша открывал дверь на звонок, а на пороге стояла столь же юная советская девушка и тихо и гневно спрашивала: "А вы знаете, что ваши родители – подлецы?" И он, вместо того чтобы дать дверью по лбу начинающей провокаторше, растерянно отвечал: "Нет, не знаю" – и выслушивал пламенную речь, почему это так, а потом уходил из дома.

Вина гражданок

Еще в советском кино была представлена тема строительства семейного счастья. "Весна на Заречной улице", "Дело было в Пенькове" или "Девчата" – классовая сознательность и необходимость преодолеть отсталость мещанского быта становились почвой для фундамента советской семьи, а семья создавалась по определенным социальным соображениям, которые, пожалуй, даже можно и вычислить. Скажем, в "Девчатах" бывшая детдомовка обретала близкого человека (тоже производящего впечатление существа без роду без племени, как, впрочем, и все население рабочего поселка), но домом могла для них стать только комната в бараке. В "Весне на Заречной улице" учительница выходила замуж за рабочего, а не за инженера, следуя партийным директивам, согласно которым пролетариат был гегемоном в советском обществе. В "Пенькове" счастье было возможно только с человеком, прозревающим коммунистические дали и "беспилотные" трактора на колхозных полях.

По мере того как наступал застой и социалистическое хозяйство начинало приходить в упадок, нарастали и меланхолические настроения в отечественном кино; обретение семейного счастья становилось проблематичным, но объяснять это недостатками советской власти не хотелось, и вина возлагалась на самих недостаточно сознательных граждан. Вернее, раз уж женщина – хранительница семейного очага – на гражданок. Так сняли "Сладкую женщину", которая пытается построить семейную жизнь, обеспечив сначала материальную сторону вопроса (квартира, мебель, телевизор), а уж потом увенчать это благополучие мужем. Каким-нибудь мужем! Но советские мужчины, как на грех, значительно превосходят по степени сознательности незадачливую героиню и все время ставят ей на вид не ее красоту и общую, по советским меркам, ухоженность, а то, что она материальное ценит выше духовного. Она им салат, водку и ковер на полу, а они ей – духовные устремления у тебя низкие. То есть кино, конечно, должно отражать чаяния и упования массового зрителя, но советское кино столь же успешно отражало упования ЦК на то, что же должен чаять советский человек. Женщина оказывается в этом фильме носительницей социального зла: она любой ценой пытается создать семейный уют, причем уют в буквальном смысле с ковриками, холодильниками, диваном, на котором вполне помещается даже самый высокоидейный муж. Возможно, в действительности это означало, что более консервативные женщины продолжали изо всех сил противиться бездомным идеалам строительства коммунизма, и им пытались объяснить, что мужчинам с их идеальными устремлениями и высокими целями общественного служения такие подруги не нужны. Отказывались, в общем, герои советского кино лежать на диване, вопреки всюду победившей очевидности.

Может быть, последний фильм, который на эту тему был снят, "Одинокая женщина желает познакомиться", в котором женщина, за неимением соответствующих газет, развешивала объявления о знакомстве на фонарных столбах, и к ней действительно пришел желающий познакомиться одинокий мужчина-алкоголик. Она его гнать, а он ей: ты меня сначала перевоспитай, а потом гони, а то много вас желающих на готовенькое! Попробуй-ка вырастить себе хорошего мужа из пьяницы, а то размечталась тут. Чтоб сразу был хороший! В общем, не помню, перевоспитала ли она его, но, насколько можно понять, Советское государство в очередной раз попыталось переложить на граждан ответственность за собственную социальную неудачу. Алкоголизм как пережиток проклятого прошлого оказался неизживаем, и виновный найден: женщины, которые мечтают о прекрасном принце или просто о хорошем муже, вместо того чтобы взяться за подручный материал и слепить себе спутника жизни из того, что есть.

Не о чем

Я, конечно, уклонилась от темы, но ведь телевизор в каждой советской семье был один, и дети смотрели то же, что смотрели родители, и если мальчики любили про войну, то девочки – о любви и о судьбе. Соответственно, практически все становилось "фильмом для семейного просмотра". Кто скажет теперь, что "Девчата", к примеру, не таковы? Время, однако, идет, и, несмотря на неувядаемость классики или необходимость придерживаться вечных ценностей, хочется чего-то современного и нового. Здесь я вынуждена вернуться к началу: наши отечественные фильмы не в силах составить конкуренцию американским. Одна из причин – столетиями наблюдаемая в русской культуре невозможность признать семью главной ценностью; все время находится что-то, претендующее занять первое место: правдоискательство, благо народа, строительство счастливого будущего. Второй причиной, что очень возможно, является социальное и материальное положение главных героев современного кино. Такое впечатление, что современные режиссеры интересуются проблемами исключительно обитателей Рублевского шоссе. Кино, конечно, по природе своей должно быть про "другую" жизнь, и богатые и знаменитые лучше всех прочих категорий населения просятся на экран, но иногда оно переживает периоды критического реализма и возвращения к подробностям совершенно реальной действительности, и это вряд ли зависит только от воли режиссеров, возможно, еще и от потребностей момента, и, возможно, у нас как раз такой, когда общество желает, чтобы к лицу его поднесли зеркало.

И еще одна причина, может быть: писатель Д. Быков не так давно, рассуждая о невозможности русского романа сегодня, предположил, что для него не время, как в 1913 году не было смысла затевать семейную сагу, а в 1940-м – военный роман. История застыла, и литературе нечего осмыслять; жизнь двинется, будет написан и роман. Скорее всего, это рассуждение касается и кино, в том числе семейного: жизнь двинется, и кино будет о чем рассказать.