В Музеях Московского Кремля открылась выставка "Сокровища Мальтийского ордена. Девять веков служения вере и милосердию". Она посвящена 20-летию восстановления дипломатических отношений между орденом и Российской Федерацией, но при этом многократно напоминает о том, что на самом деле отношения ордена госпитальеров и России старше на несколько веков. Рассказывает СЕРГЕЙ ХОДНЕВ.
Одностолпную палату Патриаршего дворца, где проходит выставка, не узнать. Человек, не видевший прежде этого помещения, наверное, и не сразу поймет, что находится вообще-то в старинном зале умеренных размеров, а не внутри целой вереницы современных музейных пространств, иллюзию которой создает дизайн – где-то помогают зеркала, где-то ловко расположенные витрины, где-то хитро рассредоточенные по выставке ее самые зрелищные экспонаты.
Причем в изрядном количестве случаев экспонаты эти привезены не из нынешней резиденции ордена (дворец на римской виа Кондотти и вилла на Авентине) и не с принадлежавшей ему некогда Мальты, а прибыли из отечественных собраний во главе с теми же Музеями Кремля. Виной тому Бонапарт, в 1798 году беспардонно выгнавший рыцарей с острова, которым они владели с XVI века, потому что ему нужна была база для завоеваний Северной Африки. Не то чтобы генерал имел что-то личное против госпитальеров, но, захватив остров, действовал по обычному своему принципу – "горе побежденным". Ни архивы, ни казну изгнанным рыцарям взять с собой не разрешили, только три главные орденские святыни. (К слову сказать, султан Сулейман Великолепный, захвативший домальтийское владение госпитальеров – остров Родос, проявил большее великодушие, позволив рыцарям спокойно ретироваться со всеми пожитками – и это владыка Османской империи, несколько веков бывшей главным супостатом ордена.) Рыцарям осталось разве что моральное утешение – французский корабль, который вез переплавленные орденские сокровища, натолкнулся на английскую эскадру и пошел ко дну, так что Бонапарту досталось немногое. Например, драгоценный "кинжал веры" – один из символов власти великого магистра, подаренный ордену испанским королем Филиппом II, он по сей день хранится в Лувре, откуда прибыл на московскую выставку.
Папа римский утешил изгнанников двумя новыми регалиями – парадным мечом и странной формы драгоценным бархатным клобуком (обе драгоценности тоже попали на выставку), но главное утешение, как известно, ждало орден вовсе даже вне канонической территории римской церкви . Павел I, зачитывавшийся в отрочестве историями о подвигах рыцарей-иоаннитов, теперь готов был всю массу своего императорского авторитета употребить на поддержку лишившихся средиземноморского дома кавалеров. И был избран в великие магистры.
Трудно сказать, одна ли только жажда почувствовать себя наследником крестоносцев по прямой толкнула царя на этот причудливый жест. Когда смотришь на парадный портрет императора во всем блеске новообретенного сана, кажется, что в короне великого магистра – одновременно и светского князя, и духовного лица – ему грезилось и нечто большее, какая-то надконфессиональная цезарепапистская утопия, отзвуки которой чувствуются и в идее Казанского собора как реплики ватиканской базилики Святого Петра, и в известном намерении императора самолично служить литургию. И, строго говоря, не весь орден согласился с избранием в магистры католического братства (члены которого давали подобно монахам обет целомудрия) православного царя, состоящего в браке. Но память о Павле у руководства ордена, можно сказать, перед глазами и поныне. Только одна из двух заказанных императором магистерских корон осталась в России, а вторая – наряду с павловскими же печатью и "кинжалом веры" – была возвращена рыцарям Александром I. Все регалии теперь в выставочных витринах, и видно, например, что на печати красуется российский двуглавый орел.
Политика, напоминает выставка, и раньше заставляла российских государей искать дружбы Мальтийского ордена. Прадедушка Павла I, Петр I, послал к рыцарям послом боярина Шереметева (письмо Петра сохранилось на Мальте, а портрет радушно принявшего царского посланника великого магистра – в шереметевской усадьбе Кусково), а его же знаменитая матушка посылала на Мальту учиться российских офицеров. Удивительных историй, связанных с Россией, при этом возникает две. Во-первых, оказывается, Джакомо Кваренги не просто так поручили перестраивать для нужд ордена Воронцовский дворец (теперешнее Суворовское училище): архитектор, предъявив орденскому начальству родословные, смог доказать свое безукоризненно благородное происхождение и был принят в рыцари. Во-вторых, выставка демонстрирует любопытный документ, перечисляющий христиан-невольников, освобожденных орденом во время славной Дарданелльской битвы 1656 года, среди которых были сотни русских. Как выясняется, их полечили, подкормили и, заботливо снабдив подорожными грамотами, отправили на родину.
В случае Кваренги рыцарям было не впервой принимать в свои ряды мастеров искусств – "Портретом мальтийского кавалера" кисти Караваджо, привезенным из галереи Питти, выставка напоминает, что и enfant terrible итальянского барокко тоже был членом ордена. Правда, не то чтобы по велению души: на Мальту Караваджо бежал после очередного криминального казуса, и великому магистру Алофу де Виньякуру (его доспехи выставлены тут же) пришлось похлопотать за художника перед папой. Но вскоре Караваджо бежал с острова, и оскорбленные в лучших чувствах госпитальеры немедленно исключили его из ордена и прокляли.
Но если покровительствовать искусствам ордену сейчас уже не с руки, то помощь больным и страждущим по-прежнему его главное занятие. Точнее сказать, единственное, если учитывать, что задачи борьбы с неверными сейчас выглядят несколько неактуальными. Протокольная часть окружавших выставку событий это лишний раз подчеркнула. В XIX веке великие магистры присылали наградные орденские кресты российским императорам чуть ли не в обязательном порядке – в качестве поздравления с коронацией. Но теперь великий магистр фра Мэтью Фестинг, прибывший в Москву, главу государства награждать не стал, а поступил компромиссно, вручив рыцарский крест высокопоставленному чиновнику, но при этом своему в некотором роде коллеге – экс-главе МЧС Сергею Шойгу.
Источник: Коммерсант
