Один из интересных парадоксов современной околоцерковной дискуссии – это парадокс неверующих реформаторов. Люди не верят в Бога, иногда заявляют об этом вполне открытым текстом, но говорят о том, что Церковь должно преобразовать и переделать. Со стороны это выглядит довольно странно – в самом деле, не будучи буддистом, я не выступаю с требованиями переустройства буддисткой сангхи; я также воздерживаюсь от раздачи ценных указаний мусульманам и иудеям, как им надлежит устраивать жизнь своих религиозных общин, и как они должны следовать своим религиозным учениям.
Если бы я попробовал этим заняться, это выглядело бы чрезвычайно глупо, да и невежливо. Чтобы иметь право голоса в том или ином сообществе, надо к нему присоединиться; чтобы быть в состоянии распорядиться этим правом, надо разбираться в тех представлениях о мире, истории, традициях и обычаях, которые определяют его идентичность.
Думаю, внешние критики Церкви согласились бы с этим – зайди речь о любой другой религиозной общине. Но вот применительно к Церкви это очевидное соображение их не удерживает. Почему? Для разных людей разные факторы могут иметь разный вес, но можно попытаться назвать некоторые из них.
Одним из факторов является влиятельность общины. Православная Церковь в России намного многочисленнее и влиятельнее, скажем, буддисткой сангхи, и поэтому внешние смотрят на нее со вниманием (и некоторой опаской). Но такая опаска могла бы породить только желание как-то сдержать влияние Церкви, выступить против нее, как чуждой силы – что некоторые и делают. Желание переделывать Церковь изнутри, чтобы она более соответствовала некоему идеалу объяснить этим нельзя.
Другой фактор – культурная идентичность. Отрицать, что мы живём в православной стране – также странно, как отрицать, что мы говорим на русском языке. Сам этот язык отражает нашу православную историю – мы говорим "спасибо", когда хотим поблагодарить, "безбожный" когда хотим выразить резкое неодобрение, мы называем последний день недели "воскресеньем" и отсчитываем годы от Рождества Христова.
Независимо от наших личных убеждений, это – культурный контекст, который формирует наше мышление, воздух, которым мы дышим. Даже когда мы восстаём против Православной Церкви, мы восстаём против своей Матери, а не против кого-то чужого. Даже среди людей, ни в малейшей степени (увы!) не воцерковленных большинство относят себя к православным. Даже человек, сбежавший из дома, продолжает воспринимать его, как дом. Люди с ампутированными конечностями могут испытывать фантомные боли там, где должна быть их нога или рука; человек, далёкий от Церкви, может испытывать фантомную боль там, где должны быть отношения с Церковью. Блудный сын, ушедший из отчего дома, оглядывается на него и тоскливо ругает его архитектуру, думает о том, что он бы "все переделал". Он не хочет ни вернуться в отчий дом, ни забыть о нем.
Третий фактор связан со вторым, но он лежит глубже. Он связан уже не с противоречием между желанием быть своим в мире христианской культуры и нежеланием войти в Церковь, а с конфликтом более глубоким, фундаментальным и трагичным.
Один мой друг, служивший людям, страдавшим от химической зависимости, говорил о том, что человек часто разрывается между двумя требованиями – "оставьте меня в покое!" и "пожалуйста, не бросайте меня!". Это верно в наших отношениях с Богом. С одной стороны, наша безумная и неукротимая мятежность хочет жить по-своему, даже когда мы понимаем, что это не приносит ничего, кроме тоски и боли, вины и стыда, опустошения и гибели. С другой, в сердце своем мы знаем, что Бог – наша единственная надежда; мы хотим верить в то, что Отец как-то вытащит, как-то спасёт нас. Довольно часто от людей воинственно неверующих приходится слышать что-то вроде "Бога нет! Но вы нам пообещайте, что он нас все равно спасёт!"
Пообещать мы этого не можем – спасение обещано любому, хоть самому пропащему грешнику, если он покается, уверует, покорится Иисусу Христу как Господу и возложит надежду на Него как на Спасителя. Но мы можем отказаться войти в дверь, и остаться за дверью. И эта дверь – не только символ. У нее есть вполне вещественное воплощение – это дверь в Церковь, где Господь пребывает среди Своих верных, где совершается Евхаристия. Из двух борющихся импульсов – "оставь меня в моей темноте" и "в покаянии прими мя", надо, наконец, выбрать один. Тогда и начнётся подлинная Реформация – только не преобразование Церкви, а преобразование себя. Бог хочет сделать из Вас святого – сияющее, вечное существо, исполненное славы и радости. Для этого нужно присоединиться к сообществу кающихся грешников.
Источник: Фома
