Подвели монастырь

В этом году отмечаем 1150-летие зарождения российской государственности: отсчет, как известно, ведем с того года, когда призвали варягов, уяснив, что сами с собой управиться не можем.

Старая Ладога – одно из мест торжеств, поэтому, говорили, в "первую столицу Руси" хлынут деньги на реставрацию. Но знающие люди скептически усмехались. Третий год ничего не получает на восстановление Староладожский Свято-Успенский девичий монастырь, памятник федерального значения. Ему через три года исполняется 900 лет – это как минимум. Вероятно, это вообще первый монастырь на Ладоге, получается, первый монастырь первой столицы государства.

Райский уголок

Как ни странно, об этом древнейшем монастыре осведомлены меньше, чем о староладожском мужском Никольском. Хотя не заметить его сложно: стоит у дороги, "забор" – стена высотой метров пять.

Когда стену восстановили, она была белейшая. Но быстро обзавелась потеками: мимо то и дело шуруют фуры. Местные и приезжие собирают подписи "против грузовиков" – объезд же есть.

Монастырские стены не неприступны: двери открыты, до вечера по тропинкам гуляют ладожане с детьми. Вдоль дорожек что-то вроде альпийских горок, летом из зелени и цветов выглядывает то енот, то олененок – монахини приспособили садовые скульптурки.

Настоящих животных тоже достаточно: есть птичник; на ящичке для пожертвований "в пользу животных" слезная мольба: "Собаку не кормить! Паломников сотни, а собака одна, пожалейте животное, она уже болеет!". На самом деле собака не одна, их несколько, все миролюбивы.

Одна из будок и вовсе кошачья. Старый кот Оятик (назван в честь Оятского женского монастыря) дарит взглядом как рублем. Насчет хрестоматийных "церковных мышей" не знаем, но в монастыре есть две шиншиллы с детенышами: реставраторы подарили; обитают в двухэтажной клетке в трапезной. Еще есть декоративные ангорские кролики, тоже с приплодом.

На первый взгляд – райский уголок. Особенно если учитывать, в каком виде это все было еще несколько лет назад, когда земли вернули монастырю.

В авангарде – женская обитель

О том, что главный храм монастыря, церковь Успения Богородицы, настолько древний, еще в прошлом веке не догадывались. Сбивали с толку поздние перестройки.

– Предполагается, что строительство этого храма – заслуга шведской принцессы Кристин, жены князя Мстислава Великого, старшего сына Владимира Мономаха, – рассказывает благочинная монастыря мать Иллария.

И сразу оговаривается: версии голословны, документов по Ладоге не сохранилось – возможно, были увезены в 1600-е годы шведами. О принцессе Кристин (или Христине, или Кристине) и в справочниках говорится: "известно очень мало". То, что строительство обители, по-видимому, ее затея, вычислили логическим путем.

– Расположение монастыря довольно странное: перед крепостью, то есть прямо на пути движения вражеских войск с севера, – поясняет мать Иллария. – Кто мог основать монастырь, да еще женский, в таком, казалось бы, неподходящем месте? Вероятно, тот, кто не боялся нападения северного соседа. Получается, единственное время, когда здесь мог появиться женский монастырь, – когда Ладогой владели Мстислав Великий и его супруга Кристин, которой не с чего было опасаться шведов.

Есть и более смелая версия: еще в XI веке здесь стоял деревянный монастырь с деревянной церковью Успения, и строила это все супруга Ярослава Мудрого Ингигерда, тоже из шведов. А каменный храм будто бы возвел сын принцессы Кристин князь Изяслав: при реставрации в ХХ веке на постройке был обнаружен знак Рюриковичей – тогда и поняли, что церковь древняя.

Сейчас храм такой, каким был девять веков назад, без гораздо более поздних колокольни и придела Благовещения.

Хотя и пристройки были "с историей". Например, колокольня, которую строила игуменья Евпраксия, настоятельница храма с 1779 по 1822 годы. Как в Петербург к Ксении, а потом в Москву к Матроне, так в Ладогу ездили к игуменье Евпраксии.

В храме вы можете походить по полу девятисотлетней давности. Точнее, походить над ним – реставраторы оставили небольшой участок древнего пола, покрыв его непробиваемым стеклом. Неподалеку возле стены – гроб-костяница. При раскопках в советское время было уничтожено кладбище вокруг храма. Кости появляются из земли до сих пор. Их складывают в этот гроб, а возле церкви собрано несколько надгробных плит – малая часть того, что было найдено.

Липы Лопухиной

Службы в Свято-Успенском храме ведутся только летом: храм холодный. Обычно служат в домовой церкви Крестовоздвижения, здании красного кирпича (XIX век), в котором только по кресту на крыше угадаешь храм: шатер церкви и второй этаж были снесены в советское время.

После революции настоятельница монастыря Порфирия (Глинко) обратилась к новой власти с просьбой организовать здесь детдом. Надеялась так продлить жизнь монастыря. Тем более что почти у каждой монахини и так были воспитанницы и из богатых семей, и из бедных.

Правительство согласилось, детдом начал работу. В таком виде монастырь продержался до 1925 года. К этому моменту насельниц было около семидесяти. Об их дальнейшей судьбе известно немного – одних репрессировали и выслали, других казнили. Престарелые монахини в большинстве своем умерли от холода и голода. Они похоронены на монастырском кладбище у церкви Алексия, человека Божия.

Детский дом существовал до 1961 года, потом стал коррекционным интернатом. В 2005 году монастырь "принимал хозяйство" у интерната уже в таком состоянии, что помещения трудно было назвать жилыми.

Рядом с церковью Крестовоздвижения – деревянный домик, такие строили на свои средства обеспеченные женщины, уходя в монастырь. До революции домов было 18. Этот, у церкви – особый: стоит на фундаменте дома, в котором жила сосланная Евдокия Лопухина, первая жена Петра I. Жила здесь семь лет, до смерти Петра.

Увидите в монастыре две старые-престарые липы – это, говорят, те, что остались "от аллеи, посаженной царицей". Еще одна липа, в 2010-м вырванная ураганом, стала скамейкой – на ней туристы любят фотографироваться.

Икру ложками

Еще о "не закрытости" монастыря. Мы попали на постриг. Правда, успели только к самому концу, когда приехавший из Александро-Невской лавры архимандрит Никита, представляя новоиспеченную инокиню, увещевал прихожан: "И теперь ее имя – Александра. Не ошибайтесь, не называйте прежним именем". Так в монастыре стало одной постриженной насельницей больше. Теперь их шесть.

Нас пригласили на трапезу. Мы, гости, таращились на плошки с красной икрой. Игуменья Ангелина, настоятельница монастыря, иронично комментировала: "Будете говорить, что мы тут икру ложками едим". Икра синтетическая: рыбный бульон, желатин.

Игуменья остроумна ("Мать Александра, это сколько ж мы бумаги перевели, пока для тебя прошения об иночестве писали! Ты уж отработай"). Строга. И стратег. Реставратор Алексей Лапин рассказывал: монастырь возвращался на прежние земли с трудом. У многих были виды на это шикарное место – четыре с лишним гектара у Волхова. Говорят, если бы был только один светский претендент – у монастыря не было бы шансов. Но желающих оказалось несколько, пока спорили: развлекательный центр, коттеджи, еще что-то – земли отошли епархии.

Местные жители новому соседу не умилялись: им кто-то разъяснил, что будь на месте монастыря развлекательный центр – была бы у местного населения работа.

Игуменья Ангелина размышляет: откуда такое отторжение? Когда-то в Ладоге было, по разным подсчетам, от семи до девяти монастырей; почему так много на таком кусочке земли? То ли потому, что место святое, то ли, наоборот: монастыри ставили, стараясь одолеть язычество, тут же курган на кургане. На старых картах игуменья видела: рядом стояла деревня Чертово.

Но настоятельница, повторим, оказалась стратегом. Власти монастырю воду вырубили, а монастырь загодя скважиной обзавелся. Отопление отключили, а в монастыре предусмотрительно печки поставили и дровами запаслись. Реставраторы комментировали: одно дело – умолять инстанции, потому что тебя на колени поставили, ни воды ни тепла; другое дело – когда и вода и тепло есть, можешь ходить и требовать.

Чем Минкульт послал

Как-то приехал в монастырь Михаил Швыдкой, он тогда министром культуры был. Осмотрелся – возмутился: "Сколько лет еще реставрировать будете?!" Алексей Лапин посчитал: "При таком финансировании – лет сто". Обсчитался: на самом деле выходило лет двести.

Швыдкой понял. В следующем году финансирование реставрации выросло на порядок: с пяти до 50 миллионов рублей. Но потом пошло на снижение и уже третий год – ноль.

Свято-Успенский храм стоит, снаружи отреставрированный, внутри законсервированный. В банно-прачечном корпусе отреставрированы только стены, окна и крыша. Игуменья ищет средства, но, выказывая осведомленность в мирских делах, комментирует: "У властей свои заботы – то кризис, то вступление в ВТО, то олимпиада..."

Реставрация ведется на пожертвования. Суммы, конечно, не соответствуют объему работ. Алексей Лапин говорит: деньги предпочитают давать на что-то очевидное: на фасад, крест позолотить... Добыть средства на проектные работы, подземные – крайне сложно, потому что эта работа невидима.

Монашествующие своими силами с помощью трудников обустроили сестринский корпус, поставили звонницу вместо разрушенной колокольни, разбили сад, огород, цветник, восстановили часовню и монастырскую лавку, трапезную с кухней. Сейчас восстанавливают церковь Алексия человека Божия на кладбище. Следующий этап – спасти от разрушения двухэтажный дом причта Успенского монастыря.

Десять насельниц монастыря поддерживают федеральный памятник и хозяйство, с которым когда-то управлялись более двухсот человек.