Как я нашла духовного отца

Наверное, в жизни каждого человека случаются судьбоносные встречи. Правда, понимаем мы это не сразу, а только по прошествии времени. Придя к вере в 18 лет, я искала ответы на множество вопросов, мучилась множеством сомнений. И Господь послал мне удивительного человека, знакомство с которым определило мой жизненный выбор.

Раифский Богородицкий мужской монастырь

Я училась на философском факультете и пыталась "захаживать" в храмы по территориальному признаку – рядом с домом, институтом или туда, где были знакомые прихожане. Несколько раз приходилось задавать батюшкам вопросы и получать ответы, почти как в известном анекдоте: "Отче, а что вы думаете о двенадцатой главе Фомы Аквинского..." – "Замуж, дура, срочно замуж!". Вопросы копились, упорство в поиске ответов иссякало, а замужество, которое позволило бы переключиться с поисков смысла жизни на конкретный круг обязанностей и забот, на горизонте еще не маячило.

В этот период я и попала в Раифский Богородицкий монастырь под Казанью. Паломничать и трудничать я стала не по своей воле. Затянувшийся переходный возраст и конфликты с родителями на фоне все тех же поисков смысла жизни заставили маму поехать вместе со мной в монастырь и поселить меня там на несколько дней. Сама она тогда еще была "захожанкой", но Раифа для нее уже стала духовной родиной, ее тянуло на службы именно туда. Раифа была единственным местом, которое, по мнению мамы, могло исцелить меня от затянувшихся поисков.

Я приехала в монастырь, поселилась в келье с несколькими женщинами, и начался недолгий период моего трудничества. Мы приходили в храм до начала службы и замирали в благоговении. Было удивительно видеть, как все монахи монастыря (более десяти человек) выстраивались лицом на восток и некоторое время просто стояли молча. От этого у меня создавалось впечатление, что я попала в какую-то иную реальность. После службы мы оттирали с пола воск, накапавший со свечей, ухаживали за монастырским огородом и цветником. Соседка по комнате как-то сказала мне: "Ты знаешь, мне кажется, моя жизнь уже закончилась... Вроде бы мне всего пятьдесят лет, но такое ощущение, что все, конец, уже умирать пора". "Мне двадцать три, но у меня такое же ощущение", – ответила я.

Кто знает, к чему бы привели меня духовные поиски, если бы я в один из последних дней пребывания в монастыре не наткнулась на табличку с надписью: "Иеромонах Филарет (Златоустов)". В то время мне уже приходилось слышать краем уха от своих казанских знакомых, что одна из "достопримечательностей" монастыря – иеромонах Филарет, 25 лет заведовавший кафедрой по приборам и автоматам для летательных аппаратов Казанского авиационного института и ушедший в монастырь после того, как пережил клиническую смерть. Я была в таком отчаянии, что даже перестала стесняться и как-то легко открыла дверь, не задумываясь, уместен ли такой вечерний визит к батюшке без предупреждения. Соседка по келье потом удивлялась моей смелости: "Как ты решилась вот так без стука, без приглашения зайти в келью такого знаменитого старца?" А мне уже тогда было понятно, что в Божьем мире все не так, как в светской иерархии начальников и подчиненных. Пусть он знаменитый, но знаменит-то прежде всего своим смирением и любовью. Так неужели такого человека можно бояться?

Отец Филарет встретил меня внимательным дружелюбным взглядом, пригласил попить чаю с шоколадными конфетами. День был постный, но он, наверное, видел, что мне не до поста. Мне сразу стало уютно в его келье, и я с порога начала жаловаться на душевную смуту, на то, что православная вера кажется мне недоступной, ее каноны непосильными. Рассказала, что учусь на философа и боюсь сойти с ума, не сумев разобраться в многочисленных концепциях и взглядах на жизнь, потому что доверяю любой книге, которую открываю. Беспокоил меня и выбор, который необходимо сделать в личной жизни: уходить в монастырь или ждать "хорошего человека", как советовали родственники и батюшка из ближайшего к дому храма. Все вопросы казались мне очень острыми и срочными. Отец Филарет внимательно выслушал меня, а потом достал с полки фотоальбом и показал фотографию, на которой он стоит в окружении улыбающихся молодых людей. Он указал на миловидную девушку, примерно мою ровесницу. "Это моя внучка. Самая любимая, родная девочка. Не так давно мы делали этот снимок. А потом она познакомилась с парнем, влюбилась в него. Встречалась некоторое время, а через какое-то время пошла к нему в гости и оттуда уже не вернулась. Он оказался маньяком. Убил ее, тело разрезал на несколько частей и пытался спрятать. Но его вовремя поймали".

Мои вопросы сразу померкли. Я онемела от ужаса и не знала, что сказать. Наверное, и не нужно было ничего говорить. Отец Филарет не нуждался в утешении, наоборот, он видел, что я, ровесница его внучки, нуждаюсь в поддержке, и был готов помочь мне.

Через пару дней я уехала из монастыря, а вскоре отец Филарет сам нашел меня. Позвонил нашим общим знакомым и попросил передать, что ждет меня в гости. "Теперь ты будешь моей внучкой", – сказал он через какое-то время. Так у меня появился новый родной человек. Когда я жила в Москве, мы переписывались и в конце его писем неизменно стояла подпись "дед Филарет". Меня это очень грело.

От абстрактных философских вопросов отец Филарет потихоньку переключал меня на реальную жизнь: устраивал на лето поработать в монастырском цветнике, знакомил с другими своими духовными детьми. Я видела, как одинаково приветливо он общается что с профессорами, что с местными бабушками, что со вчерашними заключенными (которых иногда назначали ему в келейники). Он избегал любого намека на поклонение ему как "старцу". Тех, кто приходил за советом, старался подтолкнуть к самостоятельному поиску решения. Учил не увлекаться мистикой в простых бытовых неурядицах, легко решаемых при наличии здравого рассудка и желания его применять.

По вопросам, связанным с работой техники, будь то фотоаппарат, компьютер или принтер, я тоже часто обращалась к своему духовнику. Еще бы! Ведь он – профессор, специалист по приборам и автоматам. В свое время именно он помогал директорам школ Татарстана внедрять новый предмет – информатику.

В 2006 году отец Филарет был пострижен в великую схиму с именем Сергий. В 2011-м пережил инсульт, приковавший его к инвалидной коляске. Но он продолжает общаться с людьми и почти каждое воскресенье произносит проповедь. Поначалу мне это казалось странным: схимник должен уходить в затвор. А мой духовник остается все таким же общительным и радушным. Продолжает переписку, телефонные переговоры с друзьями и духовными чадами в разных городах и странах, принимает посетителей. "В древности великосхимники действительно давали дополнительный обет – вселиться в затвор, закрыться в одинокой пещере, как в гробу, и тем самым полностью умереть для мира, оставшись с единым Богом, – объяснил мне отец Сергий. – Впоследствии затвор перестал быть обязательным обетом для схимников. В Свято-Троицкой Сергиевой лавре я не раз встречал людей, которые, при попытке заговорить с ними, отвечали, что им разговаривать не разрешено. Их послушание именно таково, и для их души оно полезно. А я, напротив, стремлюсь общаться с теми, кто приходит в монастырь и нуждается в поддержке, просвещении и утешении".

Одно из самых ярких моих воспоминаний о моем духовном отце: я иду к монастырю и вдруг навстречу несется белая "Волга", а за рулем седовласый старец... Подозрительно похож на отца Сергия... Не может быть... Подхожу к его келье – никого нет! В свои 85 лет отец Сергий решил вспомнить былое, приобрел подержанную машину и вновь сел за руль. Сейчас, будучи прикованным к инвалидной коляске, он все равно сохраняет мобильность, его часто можно встретить на территории монастыря в окружении паломников. А на его коленях мурлычет рыжий кот – любимец схиигумена – с ошейником, на котором написано: "Кот Раифский. Телефон хозяина 8919..."

Прошло несколько лет после знакомства с батюшкой. Постепенно жизнь стала налаживаться, я устроилась на работу, сдала экзамены в аспирантуре, а через некоторое время вышла замуж за выпускника семинарии и стала матушкой. Если бы мне, приехавшей тогда в сомнениях и отчаянии в монастырь, кто-нибудь рассказал, какое будущее меня ждет, я бы ни за что не поверила. Только теперь я понимаю: в тот вечер, когда я без стука со слезами на глазах вошла в келью батюшки, начался путь душевного и духовного выздоровления.