В преддверии постсекулярной эпохи

Нам выпало жить в пограничный исторический период. Мы находимся на переломе времен. И имеем возможность наблюдать переход от секулярной цивилизации, вскормленной идеалами Просвещения и завершающей свой жизненный цикл, к цивилизации постсекулярной, в рамках которой христианская нравственность и любовь к ближнему вновь могут стать важнейшими ориентирами для общества.

Что значит этот переход в условиях так называемого "информационного" общества, которое Элвин Тоффлер, как известно, считал "третьей волной модернизации".

Ни сам Тоффлер, ни его последователи не могли дать точный ответ на вопрос, как долго продлится этот период в развитии человечества. Например, канадский философ и социолог Маршалл Маклюэн дополнил концепцию информационного общества мотивом "войны икон", определив тем самым основное его состояние как состояние тотальной конкуренции, состояние информационной войны. Тот же Маклюэн создал универсальный образ "электронной деревни", в которую превратится городская цивилизация на этом этапе. Но вот вопрос: как долог век этой "электронной деревни"?

Сегодня становится все более очевидным, что электронная эра оказалась короче, чем можно было предполагать. И пора думать о том, каким будет мир после ее завершения.

Сейчас мир переживает период, когда привычные идеи оказываются перевернутыми. Началась переоценка ценностей. Ведь обыватель, похоже, уже понял: информация конструирует смыслы, а вовсе не отражает реальность. Он видит это, наблюдая за кризисом в Европе, "бархатными" войнами на Ближнем востоке и наконец за ростом антихристианских настроений в Старом и Новом свете.

"Триумф информации означает смерть политики", – сказал как-то французский социолог Пьер Бурдьё. Но так же он означает смерть многих других привычных нам вещей.

Например, смерть искусства – мы видим это на примере Pussy Riot, создателей "Невинности мусульман" и всех, кто поверил, что провокация и художественная новация – это одно и то же.

А также смерть демократии. Уже сегодня вместо привычного "источник информации" в обиход входят понятия "информационный коридор" и "инфо фрейм". Рынок информации давно переключился с продвижения индивидуального продукта (идей, идеологий) на коллективное "вовлечение в корпоративный образ". Как любой рынок, он не терпит демпинга и подозрителен к непрофильным активам. Поэтому борьба с "неликвидными" фактами неизбежна. А то, что не показывают медиа, того в информационном обществе "не существует". Так возникает экран, закрывающий реальность.

Но сегодня нам необходимо встряхнуться и повернуться лицом к реальности. А она неутешительна. Мы видим конфликт цивилизаций, растущую пропасть между религией и секуляризмом, кризис европейской идентичности, крах мультикультурализма и вопиющую непрозрачность мировой экономики. Эти проблемы в обществе с информационной доминантой решить невозможно. Поэтому нам предстоит перезагрузка, смена приоритетов.

Почему именно религия может и должна в этом помочь?

Во-первых, потому что, обращаясь к Богу, мы обращаемся к той последней, абсолютно достоверной реальности (более очевидной, чем глобальные конфликты), перед лицом которой фантомы "общества соблазна" и "общества спектакля" бледнеют и теряют всякую достоверность. Мнимые информационные реальности больше не могут служить опорой рассудку.

Второе. Потому что религия отстаивает право человека на прямое высказывание. Молитва, исповедь, покаяние, проповедь – эти личностные интенции не подвластны политтехнологиям и иным интеллектуальным клише информационного общества. Они находятся вне властных практик. Они возникают в ситуациях, когда человек не может и не хочет врать. Между тем, ложь сейчас становится все более опасной и все менее приемлемой.

И третье – то, с чего я начал. Уходя от информационных "пузырей", которые, подобно пузырям финансовым, заслоняют реальность, мы отказываемся от культов и фетишей радикального секуляризма. Отход этот может происходить только в одну сторону – в сторону моральных ценностей. А они в европейском сознании связаны в первую очередь с христианством.

На переломе

Сегодня европейское сообщество стоит на перепутье.

С одной стороны, лидеры Запада – независимо от отношения к религии – говорят о тупике нравственного релятивизма, рыночного фундаментализма, мультикультуралистской утопии и иных больных местах современности. Минувшим летом Европарламент вынес на обсуждение важнейший документ под названием "Всемирная Хартия Совести". Создатели Хартии ставят вопрос о расширении того формата религиозной свободы, который заложен в 18-й статье Всеобщей Декларации прав человека, принятой в 1948‑м году. Уже недостаточно просто декларировать факт существования прав верующих. Надо подробно прописать, где проходит их граница с нормами светского общества, в каких случаях общество вынуждено искать светские аналоги положениям религиозной морали. Последнее особенно важно: мир сегодня явно оказался в ситуации нехватки морального консенсуса. Секулярные идеологии не справляются с вызовами: экстремизм, культурные противоречия и конфликты нарастают. Прежние единые ценности не работают. Прежняя секулярная модель недостаточна, и уже не является ни тотальной, ни общеобязательной. 18-я статья нуждается в переработке и, похоже, общественность – и светская и религиозная, – это признает. Что, безусловно, позитивный симптом.

С другой стороны, нарастает волна ксенофобии по отношению к людям христианских убеждений. Это происходит в Индии, Пакистане, странах Ближнего Востока. В Ираке, где еще несколько лет назад жило до полутора миллионов христиан, осталось лишь 150 тысяч, в то время как все остальные были либо истреблены, либо изгнаны. По данным статистики, преследования христиан в странах Азии в течение прошлого десятилетия усилились в 4 раза.

К сожалению, христианофобия все чаще дает о себе знать и в европейских странах, хотя и в куда более умеренных формах. Мы знаем об актах вандализма по отношению к древним храмам. Например, портал L'observatoire de la Christianophobie (Контроль за христианофобией) сообщил об осквернении 2 церквей в департаменте Дордонь на юго-западе Франции. В храме св. Георгия в коммуне Перигё вандалы надругались над алтарем и Святыми Дарами. Церковь Девы Марии в Саньяке была обезображена краской и воском в ночь Хэллоуина. Вызывает сожаление тот факт, что СМИ почти не пишут об этом: информация доступна лишь на христианских сайтах. И это один из многих примеров того, что общество с информационной доминантой плохо ощущает свою связь с реальностью.

Мы знаем, что в Англии христианам, нередко запрещается свободно носить крест как символ религиозной принадлежности, поскольку это противоречит "корпоративным ценностям". Свое право на религиозную идентификацию христиане не имеют возможности защитить в суде. А критические высказывания против абортов, усыновления детей однополым парами и определения пола как гендерной, а не биологической категории, табуируются частью прессы. Как сообщило недавно Radio Vatikan, последнее из 12 католических учреждений Англии и Уэльса "Catholic Care" (Католическое попечение) потеряет свой статус благотворительной организации, если не согласится помогать однополым парам усыновлять детей.

Христианофобия в России

Недавно неправительственная организация под названием Observatory on Intolerance and Discrimination against Christians (Контроль за нетерпимостью и дискриминацией в отношении христиан) предоставила в Комиссию по правам человека ООН доклад, в котором были задокументированы проявления антихристианской нетерпимости в Германии. Прочитав этот документ, сотрудники Православного правозащитного центра "Территория Церкви", который я возглавляю, были очень удивлены.

Дело в том, что мы уже больше года ведем аналогичный мониторинг, делимся данными с разными светскими и религиозными организациями и пытаемся отстаивать права православных христиан, в частности, на строительство, возвращение и восстановление храмов, разрушенных в эпоху СССР. Также мы документируем случаи нарушения прав православных верующих на свободное распространение своих взглядов, случаи вандализма и глумления над святынями.

Многие наши наблюдения и выводы едва ли не дословно повторяют положения доклада, составленного нашими европейскими коллегами. Их текст выдвигает на первый план ряд гласных и негласных запретов:

– на религиозное обучение – в первую очередь домашнее,

– на свободное высказывание своих взглядов (например, по проблеме абортов),

– нарушение свободы вероисповедания (антирелигиозная враждебность),

– вандализм, инциденты ненависти в отношении христианских храмов,

– нарушение прав родителей-христиан (например, принудительное сексуальное воспитание в раннем возрасте).

А что мы видим в России? То же самое.

В РФ право на домашнее обучение может быть реализовано только по медицинским показаниям, но и в этом случае его использование крайне проблематично.

Программа "сексуального просвещения", казалось бы, не входит в образовательный стандарт. Но фактически она является обязательной в некоторых школах, где этим занимаются школьные психологи. Родителей принуждают к подписанию специального документа, который дает право такому психологу общаться с ребенком без их ведома, обходя при этом законодательство. Отказ от "сотрудничества" с психологом нередко приводит к передаче личного дела ребенка в Комиссию по делам несовершеннолетних и в органы Опеки и попечительства, где может быть принято решение о лишении родителей прав на воспитание ребенка. Признание политически неблагонадежных семей "социально неблагополучными" – обычная практика. Как ни странно, эта практика замаскирована под заботу о детях и легитимизирована в проекте "социального патроната", который сейчас активно лоббируется и навязывается российскому обществу Минобрнауки.

Ещё пример из области образования. В большинстве европейских стран теология давным-давно входит в круг гуманитарных дисциплин. В России же теология до сих пор не признана Высшей аттестационной комиссией (ВАК) полноправной вузовской дисциплиной. Защита диссертации по теологии, таким образом, не дает соискателю ученой степени законного статуса.

Антиправославно настроенные политики предъявляют претензии православным даже в связи с церковной реституцией. Тот факт, что церковь пользуется возможностью вернуть себе здания храмов, принадлежавших ей до советской эпохи – подается в СМИ как "клерикализация" и "излишне тесная связь государства и церкви".

При этом не принимается в расчет, что в одной только Москве в годы советской власти было разрушено около 1000 храмов. Возвращение святынь или возмещение (постройка новых храмов) этих тяжелых для сердца христианина потерь есть никакая не "близость", а моральный долг государства. Причем долг, оставшийся с советских времен и вовсе не сопряженный с признанием вины государства нынешнего.

А ведь реституция – не только право, но и обязательство, которое взяла на себя Россия при вступлении в состав Совета Европы.

По этому поводу Святейший Патриарх Кирилл в недавнем выступлении сказал: "Ведь Россия в 90-е годы согласилась, – кстати, с требованиями того самого ПАСЕ, Совета Европы, о возвращении незаконно экспроприированной недвижимости религиозного назначения. Мы члены Европейского Совета и принимаем решение вернуть. Речь ведь идет не о коммерческих зданиях – речь идет о храмах, часто полуразрушенных, на которые еще требуются огромные средства, чтобы их восстановить".

В аналогичной ситуации, например, протестанты на Украине поступили очень просто: они сослались на практику Европейского Суда по правам человека, в соответствие с которой препятствие реституции есть не что иное как препятствие отправлению религиозных потребностей. И Украинский Суд принял решение в их пользу. Кстати, в качестве прецедента был использован факт возвращения свитков Торы в синагогу. В России наше право и наша обязанность восстановить то, что разрушено, все еще ставятся нам в вину.

Попытка построить вместо разрушенной тысячи 200 новых храмов в рамках муниципальной "Программы-200", особенно в окраинных районах столицы, тоже вызвало почему-то обвинения в клерикализации. Хотя храмы строятся только для верующих, а не для светской публики. И как можно проводить клерикализацию среди верующих и воцерковленных людей, – то есть клерикализацию клерикалов? Звучит как минимум смешно. Но почему-то этот абсурдный тезис берется за основу при необходимости заблокировать строительство храма во время общественных слушаний по его проекту. А если слушания прошли в ползу сторонников храма, что бывает сплошь рядом, их результаты нередко пытаются оспорить. Иногда в судебном порядке.

Традиционная позиция членов православной церкви против абортов и однополых браков также часто вызывает необоснованную реакцию. Вполне логично было бы получить критику наших взглядов в ответ. Это была бы нормальная полемика. Вместо этого антиклерикальные политики говорят, что Церковь навязывает обществу свое мнение. Хотя точка зрения сторонников абортов или же однополых браков "навязанной" почему-то не считается.

В 2011-2012 годах в российских СМИ была развёрнута антихристианская информационная кампания, финалом которой стала поистине трагическая история, связанная с осквернением амвона в Храме Христа Спасителя, главном храме страны. Пострадавшая сторона – Православная Церковь – была объявлена российскими и мировыми средствами массовой информации преступником, а организаторы этой акции – жертвами. Всё было перевёрнуто с ног на голову. В результате в России резко участились случаи, когда вандалы оскверняли храмы, спиливали или сжигали поклонные кресты. Недавно Папа Римский Бенедикт XVI по сути признал ошибочность первоначальной реакции ряда европейских СМИ на эту историю, публично поддержав РПЦ в её борьбе за права верующих. Это прекрасный пример братского христианского участия, которое очень важно для всех христиан мира в нынешней ситуации.

Почему же это не произошло раньше? Потому что информационные экраны (интернет, телекоммуникации – словом, "гипермедиа") исказили реальное положение вещей: хвост снова вилял собакой. Прежде, чем удалось разобраться в обстоятельствах и вернуться к реальному положению вещей, прошло немало времени. Но сегодня все стало понятно.

И вот уже руководство Евангелической Церкви в Германии выражает тревогу в связи с номинацией "Пусси Райот" на премию имени Лютера. 68-летний пастор и пацифист Фридрих Шорлеммер также спорит с городскими властями Виттенберга, 13 сентября номинировавшими Pussy Riot на получение премии "Бесстрашное слово".

"Моя основная претензия к этим "пусям" заключается в том, что они не молятся, а провоцируют", – говорит он, – "срань господня" – это что, религиозный припев? Это был не молитвенный возглас, а вопль о внимании. А молитва – глубочайшее выражение веры. Если женщины вторгаются в храм и скачут по нему, это называется по-другому".

Вот похожая история, имевшая место в Германии. Июльский (2012) номер немецкого сатирического журнала "Titanic" на своей обложке поместил заголовок "Аллилуйя, найдена утечка в Ватикане!" и изображение Папы Бенедикта XVI, у которого на белом одеянии видно большое желтое пятно. Понтифик обратился в суд, и исполнение его гражданского иска было поручено юридической фирме Редекер Боннер/Зельнер. Партия Христианско-социальный союз (ХСС), которая входит в правящую коалицию в правительстве ФРГ, предложила ужесточить наказание за оскорбление чувств верующих. Вопрос о праве священнослужителей защищаться от оскорблений в суде, надеемся, будет решен положительно. Но почему такие ситуации возникает регулярно?

Потому что высокий статус медиакратии располагает к этому. И очень быстро растет роль экспертов-толкователей, которые берутся объяснять нам, что же именно и почему нам хотели сказать медиа. Чем дальше, тем больше эти толкователи напоминают древних жрецов, которые занимались гаданием на птичьих внутренностях. Это провал демократии и вызов здравому смыслу.

Правовая черта оседлости

Есть в России и совсем вопиющие случаи ограничения свободы совести и свободы слова по отношению к христианам и представителям нехристианских конфессий. Так, со стороны лидеров некоторых партий, исповедующих радикальный атеизм и антиклерикализм, – в частности, от лидера "Гражданской платформы" Михаила Прохорова, поступали предложение ввести в России так называемый "Религиозный кодекс". Это особый свод правил поведения для носителей религиозных взглядов (не только христиан), который бы регламентировал их поведение в обществе. Хочу особо подчеркнуть, что ни для одной другой группы населения своего отдельного кодекса не было предложено. Фактически был поставлен вопрос о помещении верующих в условия правового гетто, проявилось отношение к ним как к неполноценным гражданам.

Проект введения этой "правовой черты оседлости" напоминает худшие примеры дискриминации в исполнении наиболее одиозных политических режимов ХХ века. Некоторые наблюдатели и эксперты приравнивают инициативу г-на Прохорова к попыткам воссоздать морально устаревшее советское законодательство о религии.

Стоит ли говорить о том, что понимание светского государства как государства, в котором ограничены права верующих на миссионерскую деятельность и высказывание своих взглядов, совершенно недопустимо? Эта тенденция восходит к указам первого большевистского правительства в 1920 е годы, возглавляемого В.И. Лениным. К сожалению, еще не все политики в России свободны от влияния советских догм. Парадоксально, что тон в этих ограничениях задают сегодня отнюдь не коммунисты, а либералы.

РПЦ и вызовы радикального секуляризма

Несмотря на признаки приближения постсекулярной эпохи, которая вернется к моральным истинам христианства, вызовы воинствующего секуляризма еще довольно сильны. И именно они открывают дорогу христианофобии со стороны экстремистских сил.

Многие уже осознали это. Широко известно грустное пророчество епископа Фрэнсиса Джорджа из Чикаго, который сказал: "Я умру в своей постели, мой преемник будет умирать в тюрьме, а его преемник будет умирать мучеником на площади". А канцлер Германии Ангела Меркель заявила недавно, что христианство сегодня – "наиболее преследуемая религия во всем мире".

А что же в России?

После долгих лет засилья исторического материализма нам предлагают новую идеологическую детерминанту – набор релятивистских принципов постмодерна. С этих позиций понятия "святого", "сакрального", абсолютных нравственных критериев, да и сама категория нравственности ставится под сомнения. Однако такая позиция не имеет ничего общего с церковными принципами духовного партнерства. С умением слышать, видеть, чувствовать сердцем брата по вере. Вера, как известно, это уверенность в невидимом. Это опыт дословного, сверхиндивидуального и сверхчувственного. Но приверженцы радикального секуляризма отчужденно воспринимают литургичность церковной жизни, выражают удивление при виде народного почитания Пояса Пресвятой Богородицы, недоумевают, слыша о всецерковном молитвенном стоянии, призванном уберечь верующих от оскорблений и ксенофобии. Не содрогаются, когда недруги Церкви бросают на поругание псам церковные святыни. И вот теперь они говорят: если Церковь не проникнется ценностями общества потребления, не усвоит моральный релятивизм вместо заповедей, не примет "дорожную карту" секулярной реформации – они откажут ей в исторической легитимности, в праве на прошлое, настоящее и будущее. Принципы Православной церкви – справедливость и традиционные нравственные ценности. Такой набор культурных идиом не устраивает большую часть истеблишмента, проповедующего идеи рыночного фундаментализма. Культивирование ими обезличенного языка секулярного гуманизма заполняет пустоту, образовавшуюся после краха советской идеологии. Пустоту, лишенную признаков коллективного творчества, критического мышления и живой веры.

Нажим на Церковь нарастает. Сегодня наши критики в России упорно поддерживают миф о Церкви как о вспомогательном государственном институте. Предстоятель РПЦ МП, выступая 22 октября в программе "Слово пастыря", отметил, что об опасности сращивания Церкви и власти как правило говорят те, кто десять лет назад пытался убедить общество в том, что Церковь провалила свою миссию: "Я хорошо помню, что о нас писали та же самая недоброжелательная пресса и те же самые авторы, что сегодня настаивают на мифе сращивания Церкви с государством, в 90-е годы, да и в 2000-е. Говорили, что Церковь провалила свою миссию – никакой волны обращений к христианству нет; религиозность находится на отметке 1-2 %. Еще сравнительно недавно публиковались эти высосанные из пальца статистические данные, и Церковь упрекалась в том, что она потерпела полное фиаско в сфере миссии".

По мнению Патриарха Кирилла, эта необоснованная критика связана с успехами Церкви, которые уже не позволяют по-прежнему эксплуатировать старый тезис о "провале миссии": "Почему одна ложь сменилась на другую? А потому что те, кто распространяет эту ложь, увидели реальную картину, увидели успехи Церкви. И сегодня, когда даже самые скептические социологические исследования утверждают, что Церкви доверяют 73% россиян, это не может оставить спокойными тех, кто ставит своей целью снизить это доверие, довести его до тех 1-2 %, о которых они мечтали в 90-е и в начале 2000-х".

И еще: "Почему не говорится о сращивании Церкви с государством в Польше, в Соединенных Штатах, где на деньги налогоплательщиков содержатся капелланы? Почему никто не возмущается по поводу того, что Президент Соединенных Штатов присягу приносит на Библии? Можно представить себе, какой был бы крик, если бы нечто подобное было в России".

Сегодня в России существуют все условия для церковной автономии, которая не так давно реализована. Теперь Церковь должна вернуть полагающееся ей социальное место в обществе. Полная реабилитация Церкви – это историческая необходимость. За это мы молимся сегодня.

Православная этика и дух солидаризма

И, кажется, наши молитвы уже услышаны. Не случайно в последние годы Россия стала мировым лидером по сокращению доли атеистов среди населения. Об этом говорят не только российские исследования. К аналогичному выводу пришли исследователи Национального центра изучения общественного мнения при Университете Чикаго (NORC). За основу исследования ученые взяли данные международных социологических опросов ISSP (International Social Survey Programme) по 30 странам за последние 10-20 лет, Россия располагается примерно в середине рейтинга. Интересны выводы, касающиеся разницы между тем, каким стал процент атеистов в некоторых странах мира в 2008 году, и тем, каким он был в 1998 году. В Чехии за 10 лет атеистов стало на 18,4 процентных пункта (п.п.) больше. В России же их число уменьшилось на 11,7 п.п. Это означает, что в 1998 году атеисты составляли 18,5% населения России, а в 2008 году – только 6,8%. Социологи объясняют это явление, в частности, возрождением церкви в России после краха коммунизма. Тем более удивительно, что в РФ конфессиональное большинство является дискриминируемой социальной группой, тогда как в странах Западной Европы, в других странах Восточной Европы, а также в США традиционная церковь глубоко интегрирована в общество. А ведь православие сегодня – это именно то, чего не хватает выхолощенному революциями, переворотами и перестройками идейному пространству русской мысли.

В роли "свободных интеллектуалов" на фоне кризиса информационного общества сегодня оказываются именно люди верующие. Им предстоит критически оценивать, обрабатывать и очищать информацию, полученную с информационных экранов.

Уверен, это будет играть важнейшую роль в постепенном переходе общества от коллективных информационных мифов к четкому и ясному осознанию реальности, в которой мы оказались. Это и будет переходом к постсекулярному обществу.

Несмотря на информационное давление, в России уже начался процесс глубокой социализации Православной Церкви. Мы внимательно следим за аналогичными явлениями в других христианских церквях Европы. Так, например, исходя из своего многовекового опыта, современная Католическая Церковь преимущественное внимание уделяет процессу инкультурации. Инкультурация рассматривается как воплощение евангельской вести в ценностях определенной культуры таким образом, что христианский опыт не только выражает себя в элементах этой культуры, но становится силой, которая одухотворяет и направляет эту культуру. Еще одно яркое историческое явление – это громадная роль Протестантизма в формировании основ современного западного общества, детально описанная в знаменитой книге Макса Вебера "Протестантская этика и дух капитализма".

Сегодня мы можем с уверенностью сказать, что и наша православная этика созрела настолько, что уже в состоянии определять тот дух солидаризма и справедливости, который свойственен русскому обществу, когда жизнь этого общества не искажена влиянием государственного диктата. Православная этика и дух солидаризма, – вот идеал, к которому мы будем медленно, но верно подвигаться, осознавая неизбежность наступления постсекулярной эпохи.